Александра Маринина - За все надо платить Страница 14

– Я понял, – торопливо откликнулся Шоринов. – Я понял и полностью согласен с тобой. Хотя… Может быть, она молчит не потому, что задумала какую-то каверзу? Может, она просто хочет денег за молчание? Ты не говорил с ней об этом?

– Михаил Владимирович, я не первый день на свете живу… – начал было Саприн, но Шоринов перебил его:

– Попробуй в этом направлении. Может, все обойдется. Заткни ей рот пачкой долларов и спи спокойно. Можешь торговаться до пятидесяти тысяч. А уж если она захочет больше, тогда, конечно… Где она сейчас?

– Ждет в машине.

– Подожди.

Шоринов зашел в комнату, где Катя по-прежнему лежала на диване, уставившись в телевизор.

– Кто пришел, Дусик? – спросила она.

– Николай, – ответил Михаил Владимирович, доставая из шкафа кейс и открывая кодовый замок.

Катя легко вскочила с дивана и пулей вылетела в прихожую. Когда через две минуты из комнаты вышел Шоринов, ему показалось, что в прихожей нечем дышать. Саприн и Катя молча стояли и смотрели друг на друга, и это молчание, казалось, вобрало в себя весь кислород, весь воздух. В руках у Кати Шоринов заметил небольшую коробочку.

– Спасибо, Коля, – наконец произнесла Катя необычно мягким голосом и повернулась к Шоринову. – Смотри, Дусик, Коля привез мне то, о чем я его просила.

– Что это? – недовольно спросил он.

– Тигренок. – Она счастливо улыбнулась. – Стеклянный тигренок.

Шоринов с облегчением перевел дух. Конечно, тигренок. Ну, если тигренок, то это не страшно. Вот если бы она попросила у Коли духи, или белье, или лекарство какое-нибудь, то это свидетельствовало бы… Короче, все понятно. Нет такой вещи, которую Шоринов не мог бы достать для нее. Сейчас все можно достать, нет проблем. И если Катерина о чем-то попросила Николая, то это не потому, что она не может получить нужную ей вещь, а потому, что просьба и ее выполнение – знак близости. Духи, белье, лекарство – все это интимные штучки, чтобы привязать мужика, завести его, взбудоражить кажущейся близостью. А тигренок – это не страшно. Это можно. Всем известно, что она собирает игрушечных тигрят, и стеклянных, и пластмассовых, и плюшевых, и керамических. И сам Шоринов, и все его приятели, знающие о существовании Кати, постоянно привозили ей сувениры из всех поездок. Вот и Коля привез. Все нормально.

– Катюша, иди в комнату, – ласково сказал он.

Катя молча повиновалась, даже не попрощавшись с Саприным, но Михаил Владимирович успел перехватить взгляд, который она бросила на Николая.

– Вот. – Он протянул Саприну пакет. – Отдашь ей, скажешь, гонорар за работу. Здесь тридцать тысяч. Первоначально мы договаривались на десять. Пусть возьмет и посмотрит, сколько здесь. По ее реакции сориентируешься, как действовать дальше. В крайнем случае пообещай ей еще двадцать тысяч.

– Это еще не крайний случай, – осторожно возразил Николай.

– Ну да, конечно. На самый крайний – ты знаешь, что делать. Считай, что санкцию мою ты получил.

Саприн сунул пакет с деньгами в дорожную сумку и вышел из квартиры. Спустившись вниз, он сделал несколько шагов и остановился. Его машина была пуста. Тамара Коченова исчезла.

Судебно-медицинский морг управления полиции Визельбурга находился в очаровательном особнячке, внешне напоминающем пряничный домик. Поднимаясь вместе с полицейским комиссаром на крыльцо, Манфред Кнепке подумал о том, что рядом со смертью почему-то всегда находится что-нибудь красивое. То ли судьба пытается хоть как-то смягчить страшное уродство смерти, то ли, наоборот, хочет напомнить о том, что после земного существования приходит черед лучшей жизни.

– Сюда, пожалуйста, – сказал комиссар, пропуская Кнепке в дверь, ведущую в холодильник.

Манфред послушно шел, куда ему указывали, и молил бога, чтобы все оказалось ошибкой. Конечно, Лилиана и маленький Филипп до сих пор не приехали, но ведь такая отвратительная погода, может быть, они все еще не выехали из Гмундена. Или выехали, но застряли где-то по дороге. Он не помнил и не хотел помнить, что уже трижды звонил в клинику и разные голоса отвечали ему одно и то же: ваша супруга и сын выехали вчера около семи утра. Он не хотел помнить, что комиссар сказал ему: при убитой женщине найдены документы на имя Лилианы Кнепке. Мало ли у кого найдены документы! Может, Лилиана их потеряла, а эта женщина нашла. Или даже сама их украла у Лилианы.

– Взгляните, пожалуйста, – произнес комиссар, в то время как служитель морга откинул простыню с лежащего на каталке тела.

– Да, – ответил Манфред, не слыша собственного голоса, – это моя жена.

Он упорно не поворачивал голову вправо, туда, где стояла еще одна каталка. Под простыней угадывалось маленькое тельце. Он все еще надеялся, что сейчас комиссар скажет: «К сожалению, вашего сына мы пока не нашли». Если он так скажет, значит, есть надежда, что Филиппу удалось убежать, спастись. И Манфред будет его искать. А лежащий на соседней каталке трупик – это какой-то другой ребенок, не его сын, не Филипп.

– Теперь сюда, будьте любезны, – сказал комиссар, делая шаг в сторону второй каталки, и вот тут наконец Манфред Кнепке осознал, что все кончено и надеяться больше не на что.

Через час он сидел в кабинете комиссара в управлении полиции. На всякий случай предусмотрительный комиссар пригласил врача, который сделал Манфреду укол, и Кнепке почувствовал себя немного лучше. В голове прояснилось, боль в сердце стала не такой острой, и он мог отвечать на вопросы полицейских.

– Вот вещи, найденные на месте преступления. Взгляните, не пропало ли что-нибудь. Вы знаете, какие вещи должны были быть у вашей жены с собой?

Кнепке добросовестно перечислял драгоценности Лилианы, которые должны были быть на ней и которых не оказалось, когда ее обнаружили застреленной рядом с машиной.

– У нее должны были быть деньги, довольно большая сумма. Она всегда возила с собой много денег, особенно когда ехала с Филиппом. Знаете, он такой болезненный, и Лилиана считала необходимым потакать всем его капризам, а капризы у него бывали порой очень своеобразные. Однажды, например, они гуляли в парке и увидели детей из сиротского приюта, их было человек двадцать. Филипп, узнав, что у них нет родителей, потребовал, чтобы мать немедленно купила им всем по гамбургеру, бутылке пепси, мороженому и игрушке. Ему нельзя было отказывать, иначе он начинал так надсадно рыдать, что сердце останавливалось. А у него легкие больные, ему этого совсем нельзя… Поэтому у Лилианы, кроме кредитных карт, всегда были наличные на такой вот случай.

– Скажите, вам знакома женщина по имени Вероника Штайнек?

– Впервые слышу. Кто это такая?

– Ее труп нашли в пятнадцати метрах от машины вашей жены. По всей вероятности, они ехали вместе. Вот, взгляните на фотографию.

Манфред посмотрел на снимок – красивая молодая женщина. Только мертвая.

– Да, я видел ее в клинике в Гмундене. Кажется, Лилиана говорила, что она русская. Медсестра или что-то в этом роде.

– Санитарка, – уточнил комиссар. – Что могло быть общего у вашей супруги и санитарки? Почему они оказались в одной машине?

– Уверяю вас, это ровным счетом ничего не означает. Лилиана еще недостаточно хорошо говорит… говорила по-немецки, наш язык довольно трудный для иностранцев, и она очень уставала, если приходилось целый день общаться с австрийцами. Я помню, она так радовалась, когда узнала, что в клинике есть женщина из русских эмигрантов. Лилиана говорила: теперь хоть будет с кем душу отвести, можно будет разговаривать, не думая над согласованием времен. Так что вполне возможно, что эта санитарка ехала в Вену или в Визельбург и Лилиана вызвалась ее подвезти, чтобы поболтать по дороге.

– Значит, вы, господин Кнепке, уверены, что убийство никак не связано с тем обстоятельством, что обе погибшие женщины были русскими эмигрантками?

– Уверен, господин комиссар. Либо причина убийства лежит в этой Штайнек, либо это было нападение с целью ограбления. У моей жены не было врагов, никто не мог желать ее смерти.

– Ну, что касается Штайнек, – комиссар пожал плечами, – вряд ли она могла представлять интерес хоть для какого-нибудь убийцы. Нищая, занятая малооплачиваемой работой, муж сидит в тюрьме. Знакомых у нее практически нет, только любовник, работает электриком в той же клинике. У нее даже гражданства австрийского до сих пор нет, только вид на жительство. Маловероятно, что она была истинной мишенью тщательно организованного преступления, а ваша жена, супруга крупнейшего финансиста Манфреда Кнепке, оказалась случайной жертвой. Согласитесь, это больше смахивает на сказочку для дурачков. Я все-таки склонен думать, что покушались именно на вашу жену.

– Значит, это было ограбление, – устало сказал Кнепке. – Драгоценности Лилианы хорошо известны в определенных кругах. Пожалуйста, господин комиссар, позвольте мне уехать. Мне нужно побыть одному.