Пер Валё - В тупике [= Смеющийся полицейский] (журнальный вариант) Страница 14

– Я не буду придерживаться нумерации Рённа, – сказал Меландер. – Итак, Хильдур Йоханссон, вдова, шестьдесят восемь лет. Она ехала от дочери домой. Родилась в Эдсбру. Жила одна, на свою пенсию. Больше о ней, наверное, нечего сказать.

– Нет, есть. Она, видимо, села на Уденгатан, и никто, кроме дочери и зятя, не знал, что она будет ехать именно тем маршрутом и именно в то время. Давай далее.

– Юхан Чельстрём, пятьдесят два года, родился в Вестеросе, механик в автомобильной мастерской. Он задержался после окончания рабочего дня и как раз ехал домой, здесь все ясно. С женою жил хорошо. Больше всего его интересовали машины и дача. Не судился. Зарабатывал прилично, но не так уж много. Те, кто его знает, говорили, что он, наверное, ехал в метро с Эстермальмсторга до Центральной, а там пересел на автобус. Его шеф говорит, что он был способным механиком и хорошим работником. А коллеги что…

– …Что он издевался над теми, кто был ему подчинен, и подхалимничал перед шефом. Я был в мастерской. Далее.

– Альфонс Шверин, сорок три года, родился в Миннеаполисе, в США, в шведско-американской семье. Приехал в Швецию сразу после войны и остался здесь. Владел небольшой фирмой, но десять лет назад обанкротился. Пил. Дважды сидел за управление машиной в пьяном виде. Последнее время работал в дорожной конторе. В тот вечер он был в ресторане на Брюггаргатан и оттуда ехал домой. Был не очень пьян. Из ресторана он, видимо, пошел на остановку около Васагатан. Холост, в Швеции родственников нет. Товарищи на работе его любили. Говорят, что он был веселым и компанейским.

– Он видел того, кто стрелял, и сказал что-то невнятное Рённу перед тем, как умер. Есть ли какой-нибудь ответ экспертов относительно той магнитофонной ленты?

– Нет. Следующий Мухаммед Бусси, алжирец, работник ресторана, тридцать шесть лет, родился в городе, названия которого нельзя выговорить. В Швеции жил шесть лет. Не интересовался и не занимался политикой. Те, кто его знал, говорят, что он был робким и скрытным. Он кончил работу в половине одиннадцатого и возвращался домой. Был порядочным, но скучным и нудным.

– Ты вроде сам себя описываешь.

– Медсестра Бритт Даниельссон, родилась в тысяча девятьсот сороковом году в Эслёве. Сидела рядом со Стенстрёмом, но ничто не свидетельствует о том, что они были знакомы. Врач, с которым она дружила, в ту ночь дежурил в больнице. Она, наверное, села на Уденгатан, как и вдова Йоханссон, и ехала домой. Конечно, мы не знаем точно, не была ли она вместе со Стенстрёмом.

– Никаких шансов, – Колльберг покачал головой. – Чего ради он возился бы с этой бледной крошкой. У него дома было нечто получше.

– Дальше идет Ассарссон. Внешне чистенький, но не такой уж безупречный внутри. Очень подозрительная личность. В начале пятидесятых годов дважды был под судом за мошенничество с налогами и один раз за оскорбление чести. Все три раза сидел в тюрьме. У Ассарссона было много денег. Он был бесцеремонен в своих делах и во всем остальном тоже. Много людей имели причины не любить его. Но одно не вызывает сомнения: его присутствие в автобусе полностью оправдано. Он возвращался с какого-то собрания на Нарвавеген и ехал к своей любовнице, которая живет на Карлбергсвеген и работает в его конторе. Он звонил ей и предупредил, что приедет. Ассарссон родился в Гётеборге, а в автобус сел около Юргордсбру.

– Весьма благодарен. Так начиналась бы моя книга: «Он родился в Гётеборге, а в автобус сел около Юргордсбру». Чудесно.

– Время во всех случаях сходится, – невозмутимо продолжал Меландер.

В разговор впервые включился Мартин Бек.

– Следовательно, остается Стенстрём и тот, неопознанный.

– Да, – сказал Меландер. – О Стенстрёме мы знаем, что он ехал из Юргордена, и это довольно странно. И что он был вооружен. О неопознанном знаем, что он был наркоман и что ему было более тридцати лет. И это все.

– А присутствие всех других в автобусе мотивировано, – сказал Мартин Бек.

– Да.

– Настало время вновь поставить классический вопрос: что делал Стенстрём в автобусе? – сказал Колльберг.

– Нужно еще раз поговорить с его девушкой. Но я думаю, что гипотезу о встрече с любовницей, если дело идет о Стенстрёме, можно не принимать во внимание, – сказал Мартин Бек. – Следовательно, главный вопрос: что делал Стенстрём в автобусе?

Его тут же забросали встречными вопросами:

– А что делал в автобусе неопознанный?

– Пока что не будем касаться неопознанного.

– Почему? Его присутствие в автобусе так же достойно внимания, как и присутствие Стенстрёма. А кроме того, мы не знаем, кто он и куда ехал.

– Наверное, просто ехал автобусом.

– Просто ехал автобусом?

– Да. Много бездомных так делают. За одну крону можно проехать туда и назад. И убить часа два.

– В метро теплее, – сказал Колльберг. – К тому же там можно ездить сколько угодно, если не выходить на станциях наверх, а просто пересаживаться с поезда на поезд. – Да, но…

– Ты забываешь еще одну важную вещь. У неопознанного денег было больше, чем у других пассажиров автобуса.

– Это, кстати, свидетельствует о том, что убийство не преследовало цели ограбления, – сказал Меландер.

– И в той части города, – прибавил Мартин Бек, – как ты сам сказал, полно всяких тайных притонов и подозрительных пансионатов. Может, он жил в одном из них. Нет, вернемся к главному вопросу: что делал Стенстрём в автобусе?

С минуту продолжалось молчание. В комнате рядом звонили телефоны. Время от времени были слышны голоса Гюнвальда Ларссона и Рённа. Наконец, Меландер спросил:

– А что умел делать Стенстрём? Все трое знали ответ на этот вопрос.

– Стенстрём умел выслеживать, – молвил Меландер.

– Да, – сказал Мартин Бек. – Это он умел. Находчиво и неотступно. Мог тенью ходить за кем-нибудь целыми неделями.

Колльберг почесал затылок и сказал:

– Помню, как четыре года назад он довел до сумасшествия убийцу с судна, плавающего по Гёта-каналу.

– Он его просто затравил, – прибавил Мартин Бек. – Он уже тогда умел наблюдать. А потом еще усовершенствовал свой метод.

Колльберг вдруг оживился.

– Кстати, ты спрашивал у Хаммара, что именно делал Стенстрём летом, когда мы все взялись за нераскрытые старые дела?

– Спрашивал, но без толку, – ответил Мартин Бек. – Хаммар предложил ему несколько дел, каких именно, уже не помнит, но они ни на одном не остановились.

Наступила тишина, и ее вновь нарушил Меландер:

– Ну и к чему же мы пришли?

– Я и сам хорошо не знаю, – ответил Мартин Бек.

– Извините, – сказал Меландер и ушел.

Когда он закрыл за собой дверь, Колльберг посмотрел на Мартина Бека и спросил:

– Кто пойдет к Осе Турелль?

– Ты. Туда надо идти одному, и ты из всех нас наиболее подходишь для этого дела.

Колльберг промолчал.

– Ты не хочешь?

– Не хочу. Но пойду.

– Сегодня вечером?

– Я должен еще уладить одно дело. На Вестберге. Позвони ей и скажи, что я приду где-то в половине восьмого.

Перед одним из домов на Клуббаккен стоял облепленный снегом человек и при скупом свете уличного фонаря пытался разобрать расплывшиеся буквы на мокром клочке бумаги. Затем решительно подошел к двери и позвонил. Ожидая, пока ему откроют, он снял шляпу и стряхнул с нее снег.

Дверь приоткрылась, и оттуда выглянула пожилая женщина в халате и фартуке; руки ее были в муке.

– Полиция, – хрипло сказал мужчина. – Старший следователь Нурдин.

– У вас есть удостоверение? – недоверчиво спросила женщина.

Мужчина переложил шляпу в левую руку и начал расстегивать пальто и пиджак. Наконец вынул бумажник и показал удостоверение.

Женщина с тревогой следила за его движениями, словно боялась, что он вытащит из кармана бомбу или пистолет.

Нурдин держал удостоверение в руке, и женщина читала его сквозь узкую щель приоткрытой двери.

Снег падал Нурдину на голову и таял на лысине. Ему было неудобно стоять с удостоверением в одной руке и шляпой в другой. Конечно, шляпу можно было надеть на голову, но Нурдин считал это невежливым. «У меня на родине, – подумал он, – любого гостя не держат на пороге, а непременно приглашают на кухню, усаживают около плиты и угощают чашечкой кофе. Хороший обычай! Но, наверное, не для больших городов».

– Это вы звонили в полицию о каком-то мужчине в гараже, не так ли? наконец спросил он.

– Мне очень неприятно, что я вас побеспокоила…

– Отчего же, мы благодарны вам.

Женщина обернулась и посмотрела в глубь коридора. Наверное, беспокоилась о печенье в духовке. Затем чуть шире приоткрыла дверь и указала рукой куда-то за спину Нурдину.

– Гараж вон там.

Нурдин посмотрел туда, куда показывала женщина, и сказал:

– Я ничего не вижу.

– Его видно со второго этажа.

– А тот мужчина?

– Он был какой-то чудной. А теперь уже недели две его нет. Такой небольшой, чернявый.

– Вы все время смотрите, что делается в гараже?