Николай Леонов - Руки вверх, генерал! Страница 16

Работник мэрии счел нужным несколько смягчить впечатление от выступления генерала. Он сказал:

– Горячность Федора Иваныча можно понять. Он все это принял слишком близко к сердцу… Но, наверное, иначе и нельзя, правда? Не во всем я с ним согласен. Не все так просто – это я понимаю. Враг, с которым приходится иметь дело нашим правоохранительным органам, конечно, отличается от стратегического противника. Он действует исподтишка, по ночам, у него, если можно так выразиться, нет лица… Тем более слаженными должны быть наши усилия…

Он распинался в том же духе еще минут пять, кажется, напрочь забыв о собственном призыве быть конкретным. Остальные благоразумно помалкивали. Генерал Орлов, согласно своей теории о мудрости, так и не собирался вступать ни с кем в дискуссию. Прокурор откровенно скучал – у Гурова сложилось впечатление, что сценарий коллегии был ему известен заранее до последней детали. На лицах Мышкина и Толубеева было написано откровенное равнодушие. Это равнодушие ни в коем случае не относилось к борьбе с преступностью. Но они тоже были люди неглупые и прекрасно понимали, что сегодняшняя акция – всего лишь театральное действо, призванное остудить страсти, разгорающиеся в среде высокопоставленных военных.

Понимал это и Гуров. И хотя у него накопилась уже масса вопросов к выступающим, тоже помалкивал. Не столько из благоразумия, сколько из-за нежелания подставлять Орлова. Все равно конкретные планы будут разрабатываться не здесь, а свои претензии он все равно выскажет.

Кажется, такое отношение к делу вполне удовлетворило высокого чиновника. Молчание он воспринял как знак согласия и, поговорив еще минут десять, предложил закругляться. Прокурор и генерал Орлов в кратком слове пообещали оправдать доверие, и все остались, как показалось Гурову, очень довольными. За исключением, пожалуй, армейского генерала, который выглядел совершенно разочарованным – видимо, он надеялся, что «сезонного убийцу» приведут уже к концу заседания, в наручниках и полностью изобличенного.

– Ну что – доволен? – поинтересовался Орлов, когда они с Гуровым уселись в машину.

– Ага, – сказал Гуров. – Испытываю чувство глубокого удовлетворения. Зачем только нас собирали, не понял.

– Чего же тут непонятного? Наметили цель, распределили роли, успокоили общественность в лице представителя Министерства обороны… – Орлов усмехнулся. – Прославленного Гурова подключили к расследованию. Приказ я немедленно подпишу. Теперь дело пойдет! Вдвоем с Мышкиным вы горы своротите.

– Боюсь, с Мышкиным у нас опять басня про квартет получится, – проворчал Гуров. – И к какому числу мы должны отчитаться об успешно проделанной работе?

– Чем раньше, тем лучше, – ответил Орлов. – Да вам чего осталось-то? Слышал, чего Мышкин докладывал, – все нити уже в руках…

– Нити-то все из разных клубков, – заметил Гуров.

– А это уж вы с ним решайте, – заключил Орлов.

Гуров немного помолчал, а потом осторожно спросил:

– Петр, ты как на этого Репина выходил?

Орлов покосился на него и сказал, нахмурясь:

– Через одного друга в Министерстве обороны. Я же тебе говорил. Он быстро меня переориентировал на штаб сухопутных войск, где этот Репин служит. К сожалению, переговорить мне удалось только с кадровиком, но тот довольно подробно мне все расписал… Репин занимает должность заместителя в отделе, функция которого, насколько я понял, контролировать боеготовность в частях. Репин в основном курировал южный военный округ.

– Вот как? – перебил его Гуров. – А поехал на Урал! Кстати, какого числа он туда поехал – ты не выяснил?

Орлов вновь покосился на Гурова – уже с явным неодобрением.

– Кто у нас сыщик? – сердито спросил он. – Взяли моду – начальник им должен все выяснять!.. Ну, положим, выяснил – на Урал Репин отправился утром первого сентября…

– А уже второго ночью была убита его жена, – задумчиво продолжил Гуров. – Так почему все-таки Урал? И где именно – Урал большой…

– А я знаю? – возмущенно спросил Орлов. – Я к сухопутным войскам отношения не имею, Лева, если ты этого до сих пор не заметил! Наверное, его начальству виднее, куда его направлять… А что, собственно, тебя смущает?

– В том-то и беда, – сказал Гуров со вздохом, – что меня уже давно абсолютно ничего не смущает!

Глава 13

Едва Гуров вернулся в главк, позвонил Мышкин и предложил встретиться. Меньше всего сейчас Гурову хотелось видеть именно Мышкина, и он с легким сердцем сослался на неотложные дела, пообещав подъехать попозже.

На самом деле Гурову хотелось все как следует обдумать и наметить хотя бы вчерне план дальнейших действий. Никаких сомнений у него больше не оставалось – руководство по каким-то причинам и слышать не хочет о непричастности «сезонного убийцы» к смерти генеральской жены. Отчего так происходит – от недостатка воображения или по чьему-то злому умыслу – Гуров пока не знал. Да и не это было пока главным. То, что Гурова все-таки подключили к расследованию, можно было считать победой. Пускай от него будут требовать «сезонного убийцу» – он-то будет искать настоящего. Гуров не любил себя обманывать. Интерпретировать данные криминалистов при желании можно как угодно. Но на самом деле они говорят об одном – Преображенскую убил не маньяк. Маньяки практически никогда не меняют своих привычек – на то они и маньяки. «Сезонный убийца» тоже их до сих пор не менял. И потом, Гурову очень не нравилась вся эта странная суета вокруг смерти генеральши – командировка мужа, след женского каблука на поляне, адъютант, организующий похороны… Теперь еще неизвестно откуда взявшиеся родители Преображенской…

Возможно, что-то должно было проясниться после возвращения Крячко. Поэтому Гуров и не торопился встречаться с Мышкиным. Плясать под его дудку он не собирался, а действовать самостоятельно без достаточной информации не хотелось.

Крячко вернулся как раз к обеду и сразу потащил Гурова в столовую.

– Голоден как волк! – трагически восклицал он. – Вот скажи, почему так – скорбный обряд, прощание близких, все безутешны, а у меня от всего этого разыгрывается просто бешеный аппетит!

– Это в тебе жизненные силы протестуют, – предположил Гуров. – Организм как бы говорит смерти «нет!»…

– Ты думаешь? – озабоченно спросил Крячко. – Может, правда, организм?.. А то мне уж и самому стыдно…

Они взяли по тарелке борща, по бифштексу и уселись на свободный столик поближе к выходу. Крячко набросился на еду и с набитым ртом принялся увлеченно рассказывать.

– Ну, брат, подставил ты меня – век не прощу! Чуть со стыда не сгорел! – заявил он.

– Про стыд ты уже говорил, – заметил Гуров.

– Да не в том смысле! – отмахнулся Крячко. – Я оказался там чем-то вроде козла отпущения. Эта генеральская «шестерка», адъютантишка этот, таким хлюстом оказался! Змей подколодный!.. Я ведь едва успел, понимаешь? Подъехал как раз тогда, когда они все уезжать собирались. Покойницу уже в гроб определили… – Тут он на секунду умолк и неуверенно добавил: – Это не к столу, значит, будь сказано… Но гроб, я тебе доложу! Несгораемый сейф, а не гроб. В общем, учитывая длительность транспортировки…

– Так они, значит, ее точно в Москве хоронить не хотят? – спросил Гуров.

– Не хотят, – подтвердил Крячко. – Везут прах на родину, в городок Каменск – где-то под Свердловском. Ну, с одной стороны, как-то странновато это, конечно, но с другой – родителей тоже можно понять. Она у них единственная дочь была, да еще нелады у них там в семье имелись. Поэтому мать с отцом вроде виноватыми себя чувствуют…

– Что за нелады? – спросил Гуров.

– Ну что-то они там не поделили. Против родительской воли она пошла. Характер у нее такой был – своенравный. Всегда на своем старалась настоять. Самостоятельно в Москву уехала, зацепиться тут сумела, даже жилье получила, и все без родительской помощи – так что характер действительно имелся…

– Это кто же тебе семейные тайны поведал? – с любопытством спросил Гуров.

– Сами же родители и поведали, – сказал Крячко. – Там вообще интересно получилось. Сначала-то они мне чуть последние волосы не повыдергали – и все по милости этого адъютантика… Я ведь, говорю, подъехал уже поздно. Самые слезы пропустил. С дочерью они уже простились. Гроб уже запаяли. Уже в машину грузили – на вокзал везти. А старики собирались в машину к генералу садиться…

– В белый «Мерседес»? – уточнил Гуров.

– Нет, он сегодня на служебной был, – ответил Крячко. – На черной «Волге». Траур все-таки… Одним словом, вижу я, что приехал зря и не только ничего здесь не разнюхаю, но толком и разглядеть-то никого не успею. Тогда я улучил момент и безо всяких околичностей подвалил к родителям. В сторонку их отозвал…

– И они тебя послушались? – удивился Гуров.

– Они, знаешь, в таком горе были, что вообще вокруг ничего, по-моему, не видели, – сказал Крячко. – Я вот говорю, старики – а какие они особенно старики? Чуть за пятьдесят обоим. Но посмотришь со стороны – лет семьдесят, не меньше… Отец, тот еще покрепче, а мать совсем никакая… Но я, собственно, хотел только узнать, от кого они получили сообщение о смерти дочери и какие отношения у той были с мужем.