Николай Леонов - Коррупция Страница 17

– И среди нас, – перебил Гуров. – Ты из тех ребят найди двух-трех надежных.

– А как определить? Я теперь пуганый, а в душу не залезешь…

– А в душу и не надо, люди этого не любят. Повстречайся, присмотрись. Сегодня люди достаток не скрывают, легкие деньги видно. Сколько бы человек ни зарабатывал, дай Бог каждому поболе, но трудовые деньги – одно, ворованные – иное. Найди троих верных, смелых…

– Среди нас трусов нет, – перебил Денис.

– Хорошо, хорошо, – раздраженно сказал Гуров. – Ты не мальчик, от категоричных суждений воздержись.

И Гуров начал инструктаж, старался говорить коротко, конкретно. Приглушенно зазвонил телефон. Денис снял трубку.

– Слушаю.

– Добрый вечер. Передайте трубочку Льву Ивановичу.

Денис посмотрел на Гурова, чуть помедлил и спросил:

– Простите, вы какой номер набираете?

– Денис Сергачев?

– Ну?

– Скажите Гурову, что с ним хочет говорить Петр Николаевич.

– Какой-то Петр Николаевич, – Денис зажал ладонью мембрану, взглянул вопросительно. Гуров взял трубку и сказал:

– Здравствуйте, Петр Николаевич.

– Я здравствую и жду тебя немедленно, – ответил Орлов и отсоединился.

– Профессионал, – Гуров тоже положил трубку.

– Кто это?

– Я же сказал, – Гуров помолчал, затем повторил: – Профессионал.

Глава шестая

Как Гуров и ожидал, полковник Орлов был в кабинете один. Денис довез сыщика до Петровки быстрее, чем тот успел определить линию своего поведения. Ему было ясно одно: говорить следует только правду, но не в полном объеме. Он не имеет права брать друга и начальника в содельники, а врать бессмысленно.

Орлов не делал вид, что чем-то занят, сидел, слегка навалившись на стол, опираясь на сцепленные в замок ладони. Когда Гуров сел, Орлов кивнул и тяжело вздохнул:

– Рассказывай.

– В квартире я был, но кто стрелял – не видел. Его должны были убить.

Орлов оглядел Гурова, прищурился:

– Хлороформ?

– Да.

– Кто тебя пригласил?

– Ты же знаешь.

– Руслан Алексеевич Волин. Он прикрыл деньги Лебедева.

– С тобой приятно работать.

– Приятно, мать твою, рыбу ловить и грибы собирать! – Сорвался Орлов. – А в дерьме и крови валяться, тебя, сукиного сына, из канализации вытаскивать отвратительно!

– Я тебя об этом не просил.

– А ты вообще-то в жизни чего-нибудь просил? – Орлов брезгливо поморщился. – Ладно, – полковник расцепил пальцы, погладил ладонями стол, словно стирал пыль. Я не спрашиваю, как ты, такой талантливый, проглотил крючок, видно, наживка была соблазнительная. Плотно посадили?

– Подумаю, разберусь.

– Ты не сказал третьего слова: доложу.

– Избегаю лгать.

– Мы пикируемся, будто речь идет не о твоей судьбе, не о будущем твоей семьи, не о карьере генерала, не обо мне, грешном.

– Ну что ты предлагаешь? На моем месте ты вел бы себя точно так же. В подробности я тебя посвящать не имею права. Ты ведь знаешь сам, я как другу тебе не вру. Ты же не пойдешь к Константину Константиновичу, не выложишь ему всю правду-матку на стол, ну а я на твой стол не выкладываю.

Орлов молчал так долго, что Гуров, несмотря на все напряжение, начал дремать.

– Тебя вербуют, это понятно. Что конкретно требуют-то? Информации? Какой? – Орлов не спрашивал, рассуждал вслух. – Информаторы у них имеются, может, не твоего калибра… Да, запамятовал, боевиков, которых они тебе отдали, мы задержали. Все в цвет: оружие, наркотики. Мне надо писать рапорт. Откуда я получил сигнал?

– Анонимный звонок.

– И генерал поверит?

– Кто кому сейчас верит? – Гуров пожал плечами. – Он об убийстве, конечно, знает?

– Выезжал на место, – Орлов взглянул на часы. – В министерстве. Совещаются. Не каждый день генералов убивают.

– Так какая будет официальная версия?

– Версия официальная и не официальная одна. Самоубийство. У нас свободу слова путают с безответственной болтовней. Мы вообще живем в обществе абсолютно однозначном. Молчать – так обо всем, говорить – так тоже пока язык не отвалится. Теперь на Запад поглядываем. Будто у них спецслужбы никаких секретов не имеют и о каждом своем шаге докладывают…

– В центр лба никто себе не стреляет, и ожога нет, – сказал Гуров.

– Даже видел, куда пуля попала? – Орлов смотрел внимательно. – А кто стрелял, не видел?

– Не веришь?

– Да, теперь сомневаюсь, – ответил Орлов. – Веришь – не веришь, игра детская. Ладно, каждый решает свои проблемы. Как объявить о смерти Потапова, решают в других кабинетах. Как будем жить дальше мы с тобой?

Полковник вышел из-за стола, достал из шкафа электрический чайник, из графина налил воду, показал на бутылку коньяка – Гуров покачал головой отрицательно. Орлов налил себе в стакан, выпил, зажевал долькой лимона.

«По-старому работать невозможно, а перестроиться я не способен, – рассуждал полковник, накрывая на столик. – Выберемся из этой истории с минимальными потерями – и на пенсию. Дорогу молодым, пусть они глотают валидол, не спят ночами. Если я с Гуровым теряю контакт, то о чем говорить?»

Он взглянул на дремлющего в кресле Гурова. «Что делать? Оригинальный свежий вопрос. Мой лучший оперативник вступил в контакт с мафией. Мы и слова такого не знали, разве что сталкивались с ним, читая романы либо глядя зарубежное кино. Лева не может сказать мне, я не могу доложить Косте, который сейчас кувыркается на пушистом, но жестком ковре. И каждый по-своему прав, так как знает: начни он говорить правду в полном объеме, обрушится такая лавина бумаг, проверок, доносов, что похоронят не только без венков, но и без погон. А кто виноват? Сейчас самая выгодная позиция не делать ничего. Тебе приказ, ты – бумагу с объяснениями, главное, никаких поступков. Только знай пиши: одну бумагу вниз, две – наверх, и так до бесконечности. Я так не умею, Гуров не желает, пытаемся порочный круг разорвать и потому в дерьме по самые уши. И самый лучший для нас вариант, наша победа, если мы сумеем отмыться, чтобы от нас дурно не пахло».

Полковник жалел себя и своего зама, хныкал, жаловался на время и на судьбу, но уже прокачивал ситуацию, просчитывал варианты. Он ругал Гурова и гордился им. И даже если сыщик ошибся, он искал пути к победе.

Они пили чай, говорили о делах посторонних. Орлов позвонил Рите, пригрозил, что скоро придет в гости, вызвал Гурову машину. Когда тот ушел, полковник открыл папку, достал фотографии Эффенди, Лебедева и Волина, долго рассматривал их, затем фото Лебедева отложил в сторону.

Наступила ночь. Главный герой минувшего вечера, Руслан Алексеевич Волин, шатался по своей роскошной квартире и не чувствовал себя героем. Если бы он умел выть, то завыл бы с превеликим удовольствием. Он спланировал блестящую операцию, выполнил ее безукоризненно, и вдруг подкралась тоска и ощущение допущенной ошибки. Он вновь и вновь ощупывал каждое звено цепи, вроде все прочно и подогнано. Волин успокаивался, но через короткое время вновь начинал чувствовать, что где-то допущен просчет. Референт вскакивал, расхаживал по квартире, хватался за бутылку. Сейчас напиться просто пошло, даже преступно, ведь завтра, точнее, уже сегодня надо быть в безукоризненной форме. Порой он смотрел на телефон, можно, например, вызвать девочку, однако для чего? Совокупление само по себе его не прельщало, а устраивать красивую ночь нет сил, да и опять же завтра, то есть сегодня… Будь оно проклято, за что сражаюсь, рискую? Нет, такая жизнь не для белого человека. Немедленно уматывать. Выехать за границу легко, можно туром или по приглашению. Он свободно говорил на английском, мог объясняться с французом и немцем. Но там придется начинать с нуля, вкалывать, не служить, как здесь, а работать по-черному, первое время от зари до зари. А он отвык, и ему уже пятый десяток. Он, конечно, уедет, но нужен миллион.

Волин вспомнил Великого Комбинатора и улыбнулся. Я не оригинален, всех прельщает одна и та же цифра. Деньги должны лежать там, в банке, выехать следует налегке. И главное, представилась возможность превратить «деревянные» рубли в конвертируемую валюту. Но в одиночку ничего не сделать, придется работать на Гаргантюа – так Волин называл своего Патрона. И теперь еще Гуров, которого он, Волин, «подвесил» и сейчас должен заставить работать на Корпорацию и проложить канал транспортировки наркотиков через всю страну, с востока на запад. Разговоры о координационном центре, мешающих им распрях – лишь наживка, на которую сыщик должен клюнуть. Какой оперативник откажется от подобной информации, рассуждал Волин. Пусть он на дорожку ступит, там посмотрим, куда она приведет.

Но теперь необходимо перечеркнуть вчерашний разговор с сыщиком, объяснить, что правила игры изменились. Как он себя поведет? Есть гарантия, что фанатик чести не влепит мне пулю в лоб? Покойному Руслану Алексеевичу Волину будет довольно безразлична судьба подполковника Гурова. «Оправдается он перед своими или пойдет под суд, мне в крематорий не сообщат», – подумал он.