Фридрих Незнанский - Африканский след Страница 17

— Жена говорила мне, что к ней заходили… ваши… за фотокарточкой… Только это давно было, и они представились, кажется, от…

— От ФСБ, Игорь Викторович. Мы в курсе… Игорь Викторович, не могли бы вы подробно рассказать о причинах, по которым поместили свою дочь в психоневрологическую больницу?

Колычев слегка дернулся и, достав из кармана огромный клетчатый носовой платок не первой свежести, вытер мокрый от пота лоб.

— Видите ли… Это ужасная история… Дело в том, что Майя… — Он запнулся и в короткой паузе вновь вытер взмокший лоб. — Майя дважды покушалась на жизнь моей жены…

Поремский посмотрел на Колычева с недоверием, и тот снова заговорил, на этот раз без пауз, торопливо:

— Вы, возможно, в курсе, что ее мать… Моя первая жена, узнав, что я… Что у меня возникли новые отношения, наложила на себя руки… Дочка пришла из школы и первой нашла Милу… в петле… Она считала, что в Людмилиной смерти виновна моя нынешняя супруга. А если вы не верите, что она пыталась ее убить…

— Каким образом она это делала? — сухо перебил Колычева Колокатов.

— Первый раз просто бросилась на нее и едва не задушила, расцарапала ей все лицо, мы даже вызывали «неотложку»… Во второй раз умудрилась подсыпать ей в еду битое стекло… Согласитесь, после такого жить им под одной крышей было невозможно! И вообще, это же… Я решил, что у Майи нелады с психикой, доктор тоже так счел, ну не в тюрьму же ее было…

Мужчины немного помолчали, затем вновь задал вопрос Поремский.

— Мы, конечно, проверим ваши показания, — произнес он. — Но вам не кажется, что лечение Майи слишком затянулось? Девочка провела в больнице несколько месяцев, ее там многие считали сиротой, поскольку никто ни разу Майю не навещал.

Игорь Викторович начал стремительно краснеть, потом закашлялся и, наконец, видимо так и не придумав никаких объяснений, сказал правду:

— Моя жена была категорически против того, чтобы забрать ее домой, и ее можно понять… К тому же, несмотря на лечение, никаких улучшений, по словам доктора, так и не наступило… Я звонил раза три, спрашивал…

— Ну а прежде, когда ваша первая жена была жива, у дочери не наблюдалось каких-либо отклонений в психике?

Игорь Викторович, прежде чем ответить, ненадолго задумался.

— Как вам сказать… Мне всегда казалось, что Майя для девочки ее возраста слишком сильно любит Милу… У нее на все случаи жизни была только мама, даже подружек не водилось. Они очень похожи, обе нервные… были… А каких-то отклонений — нет, не наблюдалось, все началось потом…

— Вам имя Петра Муштаева о чем-либо говорит? Вопрос задал вновь Колокатов.

— Что?.. — Колычев слегка вздрогнул от неожиданности. — Какой Муштаев?.. Это что, тот психиатр, который ее забрал из больницы?.. Так я его ни разу не видел… Как зовут, тоже не знаю.

Поремский пододвинул Игорю Викторовичу фотографию, заранее изъятую из дела Муштаева:

— Взгляните сюда, может быть, припомните? Некоторое время Колычев разглядывал снимок с видимым отвращением, наконец, уверенно мотнул головой:

— Никогда в жизни этого типа не встречал. Сразу видно, отморозок! — И, немного помолчав, совсем другим голосом, тихим, с хрипотцой, поинтересовался: — Товарищ следователь, я спросить хотел… Когда мне можно будет забрать Майю… Я насчет похорон…

Дмитрий Сергеевич Колокатов опередил Поремского:

— Если вы имеете в виду нормальные похороны, то хоронить там, по сути дела, нечего! — И, не обратив ни малейшего внимания на то, как побелел Колычев, добавил: — Вы же наверняка служили в свое время в армии, должны представлять, что остается от человека, погибшего в эпицентре взрыва!

— Боже мой… — пролепетал бизнесмен, и Поремскому показалось, что этот здоровый мужик сейчас грохнется в обморок. Но Володя Яковлев уже протягивал ему стакан с водой, среагировав раньше остальных.

Поремский бросил на Колокатова красноречивый взгляд и, дождавшись, когда Игорь Викторович допьет большими глотками воду, гораздо мягче, чем прежде, произнес:

— Мы выдадим вам останки и все необходимые бумаги максимум дня через два, эксперты уже завершают свою работу… Вы в состоянии сами добраться до дома?

— У меня внизу машина… — пробормотал Колычев. — За рулем жена… Я могу идти?

— Распишитесь в протоколе и давайте ваш пропуск, — вздохнул Поремский. И, дождавшись, когда отец Майи покинет кабинет, резко развернулся в сторону невозмутимо сидевшего на своем месте Дмитрия Сергеевича: — Ну Колокатов, твое счастье, что на моем месте не Александр Борисович сидит! А главное — не Меркулов! После таких штучек тебя вмиг от следствия отстранили бы!

— Меня?! И за что же, спрашивается? — Казалось, Колокатов изумлен вполне искренне.

— Соображать надо, что девчонке он отец. — Володя Яковлев смотрел на Дмитрия с сожалением.

— Да ну? Скажешь тоже, отец! Дерьмо он!

— А кто ты сам, если элементарных вещей не понимаешь? — вновь взорвался Поремский. — А если б мужик тут в обморок грохнулся или, того хлеще, прямиком от нас да в лечебницу?

— Митя, ты не прав… — Щеткин поднялся со своего места. — Разве так можно? Он не просто свидетель, он, можно сказать, пострадавший…

Дмитрий Сергеевич криво усмехнулся и, оглядев ополчившихся на него коллег, пожал плечами:

— Я смотрю, у вас тут… дружная компания единомышленников подобралась… Ладно, понадоблюсь, обращайтесь в любое удобное для вас время… Оревуар!..

И он при полном молчании остальных покинул кабинет Поремского.

— Вот же… — вздохнул обычно скупой на проявление эмоций Яковлев. — Случись что с этим Колычевым во время дознания, нас ведь и самих могли запросто от следствия отстранить… Не понимает, похоже?

— Да все он понимает! — огрызнулся Поремский. — Сволочь и карьерист, завидует, что не его во главе расследования поставили, вот и гадит… Никогда в жизни Сан Борисыч не ввел бы этого типа в бригаду.

— Как он там, кстати, — поинтересовался Яковлев, — есть новости?

— Он более-менее так же, — негромко сообщил Щеткин. — Я был у него…

И, обнаружив, что оба Владимира уставились на него с удивлением, пояснил:

— Мы с Сашей учились вместе и вообще-то друзья…

— Правда? — спросил Поремский. — Вот так так!.. Слушай, а как ты туда прорвался? Там же Ирина Генриховна! Она даже Меркулова оттуда вытолкала чуть ли не в спину.

— Я? — улыбнулся Щеткин. — Пробрался через дырку в заборе, в палату просто постучал и вошел… А там уж Саня сам за меня заступился. Я совсем недолго был.

— И что?

— Если честно, пока неважно… Весь в проводах каких-то лежит, бинты, конечно… Говорит пока с трудом…

— Я слышал, — мрачно бросил Поремский, — доктора ему инвалидность пророчат.

— Насчет инвалидности не знаю, но выглядит он не очень… — вздохнул Щеткин.

Мужчины хмуро помолчали, наконец со своего места поднялся Володя Яковлев.

— Ладно, мужики, мне через полтора часа нужно быть в психбольнице… С главврачом встречаюсь.

— По-моему, наши коллеги из ФСБ его уже сквозь все свои прессы пропустили… У меня копия протокола дознания этого типа есть. Клянется-божится, что он тут и вовсе ни при чем, брал того психиатра на временную работу заведующий отделением, а главный вроде бы и в глаза этого типа не видел: подписал бумажку вслепую.

— Я в курсе, — кивнул Яковлев. — Поэтому встреча с главным у меня формальная, а неформально буду отлавливать остальных… Заведующий отделением как-то очень кстати ушел в отпуск, и в Москве его нет, ты в курсе?

Поремский кивнул.

— Причем, — продолжил Володя, — что интересно? Уехал он на юга, но не в конкретное место, а путешествует по побережью на своей машине.

— Юга наши?

— Не-а, Крым… Пока с Украиной свяжешься, пока то да се… Словом, про заведующего можно забыть. А вот старшая медсестра там, мне коллеги шепнули, вроде бы его любовница… Если так, должна знать чуть больше остальных… Ладно, мужики, пока!

В тот момент когда Володя Яковлев подходил к ближайшей станции метро, Константин Дмитриевич Меркулов, совершенно безрезультатно пытавшийся дозвониться с самого утра до генерала Грязнова и решивший в итоге поехать к нему самолично, как раз выбирался из своей машины, припаркованной на служебной стоянке.

Спустя еще десять минут, убедившись, что Вячеслав Иванович в данный момент находится в своем служебном кабинете, просто, видимо, трубку не берет, Меркулов уже стучался в нужную ему дверь. Которую и распахнул, не дождавшись никакой реакции изнутри.

— Слушай, Слава… — Что именно собирался сказать Грязнову, Константин Дмитриевич забыл сразу же, как только увидел открывшуюся ему картину.

В кабинете генерала царил настоящий разгром: распахнутые шкафы и даже сейф, выдвинутые ящики письменного стола, огромная картонная коробка посередине помещения, в которую в момент появления Меркулова Вячеслав Иванович как раз опускал какую-то фотографию в рамке. В другой руке Грязнов держал сверкающий золотистыми ножнами кортик…