Виктор Пронин - Выигрывать надо уметь (сборник) Страница 18

Тяжело переставляя ноги, он поднялся на второй этаж, остановился у знакомой двери и глубоко, прерывисто вздохнул. Поставив сумку на пол, вытер ладони о штаны, нажал кнопку звонка и осклабился, растянув посеревшие губы. «А вы не ждали нас, а мы приперлися», – проговорил он слышанные где-то слова.

Звонок прозвенел неожиданно громко, и тут же открылась соседская дверь. Мишка, не глядя, с силой захлопнул ее.

– Извините, это вы звонили? – В дверях его квартиры стоял парень в пижаме.

Сейчас я его промежду глаз, подумал Мишка, и тогда уже все будет точь-в-точь, как в том анекдоте. Предчувствие не обмануло Мишку, и это странным образом подействовало на него, он почти успокоился.

– Извините, вам кого? – снова спросил парень.

– Кого? Я ищу Зою, Зою Петровну, между прочим.

– А вы, собственно, кто будете?

– А я, собственно, ее муж. Миша я, понимаешь?

– Вы… Зои нет дома.

– Ладно, давай не будем.

– Просто я… вы можете подождать ее… Проходите, пожалуйста.

– Можно, значит?

– Отчего же, конечно.

– Туда, значит, я попал?

– В самый раз. Кстати, меня Петей зовут.

– И правильно делают, – Мишка хамил из последних сил и не мог сообразить, что же ему делать дальше.

Едва он вошел, как сразу понял, что это не его квартира. И берлогой она ему никогда не будет. Он беспомощно оглядывался по сторонам, надеясь увидеть хоть одну знакомую вещь…

– Зоя скоро придет, – сказал Петя. – За ребенком пошла. В детсад… А я, знаете, сразу подумал, что вы и есть Миша… Я вас видел в окно, вы долго стояли на той стороне улицы.

– Слушай, Петя, где я стоял и где сидел – не твое дело. Ты мне лучше скажи, кто ты такой и какого черта здесь оказался?

– Как вам сказать… Я тоже муж. – Он посмотрел на Мишку почти спокойно, во всяком случае, без боязни. – Садитесь, чего мы стоим…

Мишка подошел к нему вплотную, пятерней захватил пижаму со всей небольшой груди парня, притянул его к себе, приподнял, не спеша отвел назад свободную руку для удара, но, посмотрев вниз, увидел, что босые ноги Пети беспомощно болтаются в воздухе, а комнатные туфли с нашитыми заячьими хвостиками остались лежать на полу. И Мишка отпустил его. Сначала хотел врезать ему и после этого уйти, хлопнув дверью. Именно так он должен был поступить, чтобы потом было что рассказать, и еще потому, что так ведут себя хорошие ребята в анекдотах. Книг Мишка почти не читал, и вовсе не потому, что не испытывал к этому делу желания. Когда живешь в маленьком поселке на краю света, тем более в общежитии, трудно заниматься чем-то своим или просто побыть одному. Приходится делать то, что делают все. И естественно, отношение ко многим вещам у Мишки сложилось под влиянием анекдотов, рассказов о всяких случаях, трепа после работы. Постепенно ему стало казаться, будто он живет в каком-то анекдоте, который рано или поздно придется рассказать ребятам.

Все было просто и ясно. Не нужно каждый день принимать решения, он считал предосудительным иметь какие-то особые желания, вкусы. И даже когда дело касалось только его, Мишка предпринимал что-либо, только заручившись поддержкой ребят, хотя бы мысленно. Но, увидев на полу комнатные тапочки, болтающиеся над ними босые ноги, увидев часто моргающие глазки, он опустил Петю, хотя это было неправильно.

– Ничего, – сказал Петя. – Бывает.

– Какая у нее теперь фамилия? – спросил Мишка первое, что пришло в голову.

– Такая же. Ведь вы не разведены.

– Ясно. А сколько дитю?

– Два года. Будет.

– Твой, значит, – Мишка произнес это не то утвердительно, не то с вопросом.

– Мой, – сказал Петя.

– А зовут?

– Михаилом зовут. Зоя назвала.

– Ясно. Михаил Петрович, значит.

Мишка подошел к столу, сел, тяжело положил руки на белую скатерть.

– Что делать будем? – спросил Петя.

– А черт его знает! – Мишка и в самом деле не знал, что делать. А впрочем, знал. Решение для такого случая у него уже было, оставались лишь колебания – уйти сейчас или через пять минут.

– Послушай, – начал Петя. – Что вышло, то вышло. Не вернешь. Когда ты уехал, Зое здесь неважно было… Да ты и сам знаешь…

– Ну? – угрожающе буркнул Мишка. – И что дальше?

– Не хочу, чтобы ты меня подонком считал… но вот что я скажу… Если останешься – все пойдет прахом. И у нас… И у вас тоже, наверно.

Петя помолчал, подошел к окну, выглянул на улицу. Его щуплая фигурка в широких пижамных штанах, в пушистых комнатных туфлях казалась растерянной и беспомощной.

– Если захочешь, – снова заговорил он, – Зоя уйдет к тебе. Я знаю. Мне не удержать ее. Уйдет и сына заберет… Если захочешь, конечно. Смотри. Это точно… Смотри.

– Нет, – сказал Мишка и поднялся. – В душу мать такую любовь. Уже ничего не получится. Два письма в год – это и в самом деле маловато. Вот, – он вынул из кармана пачку пятирублевок в банковской упаковке и положил на стол. – Пользуйтесь.

– Подожди, – остановил его Петя. – Ты как хочешь, но я… я не скажу ей, что это твои деньги. Мне нельзя…

– Это почему же? – глянул исподлобья Мишка.

– Я же сказал…

– А-а, – Мишка усмехнулся жестоко и зло. – Ну ладно…

Он вскинул на плечо широкий ремень сумки, сунул в карман деньги и направился к двери. Ему не хотелось уходить отсюда, зная, что через несколько минут придет Зоя, приведет своего пацана, и он, Мишка, после трех лет сможет посмотреть на нее, поговорить… Несмотря ни на что, у Мишки не было обиды на нее.

И он стоял, глядя в пол, колеблясь и в то же время зная совершенно твердо, что уйдет. Он не мог не уйти, потому что остаться – значило нарушить все законы, по которым жил до сих пор. Желание остаться только усиливало уверенность в том, что он все-таки уйдет.

– Стойте! – воскликнул вдруг Петя, стоявший у окна. – Зоя идет. Вы столкнетесь!

– А тебе что до этого?

Мишка ощерился, но, увидев неподдельный ужас в глазах Пети, сжалился.

– Не столкнемся, – сказал он – Выше поднимусь.

Мягко, но прочно щелкнул замок за его спиной. Мишка представил себе маленького человечка за дверью и досадливо плюнул под ноги. Внизу хлопнула дверь. Послышался детский голос, потом женский. Мишка поднялся на один пролет и остановился. Сквозь прутья перил он увидел, как Зоя легко взбежала на площадку и, нажав кнопку звонка, поставила рядом с собой ребенка. Никаких косичек, бантиков… Волосы падали на плечи. Резким движением головы Зоя отбросила их назад. Открылась дверь и тут же захлопнулась со знакомым щелчком. Все.

Мишка спустился вниз, пересек двор, прошел полквартала пешком, потом поймал такси. В аэропорт он успел как раз вовремя – самолет отправлялся через полчаса. В Хабаровске у него был выбор – лететь сразу на Зональное или с пересадкой в Южном. Мишка выбрал прямой вариант. До отлета он успел выпить в прозрачном ресторане возле аэропорта, причем выпил настолько крепко, что его не хотели даже пускать в самолет, но все уладилось. Над Татарским проливом он спал, спал Мишка и над островом, а проснулся, уже когда самолет шел на посадку в Зональном и за иллюминатором мелькали черные флажки посадочной полосы. Окончательно Мишка пришел в себя только в автобусе. Дорогу еще не расчистили после бурана, и машина часто останавливалась, пропускала встречные лесовозы. Мишка равнодушно рассматривал снежную пустыню, черные ветки лиственниц и уже возле самого поселка вдруг с удивлением обнаружил, что у него есть чем потешить ребят.

«Ну а ты?» – спросят они.

«А что я… Взял его за грудки и… Как раз напротив стена была… Сейчас там проход. Подровнять только немного осталось».

«А она?» – спросят ребята.

«Что она… – скажет Мишка. – Известно, баба».

И все рассмеются понимающе, и Мишка вместе со всеми, хотя он даже не представлял, что стоит за этими словами. Да и стоит ли за ними что-нибудь, кроме желания отгородиться от вопросов, защититься как-то…

Он шумно ходил по коридору общежития, громыхал сапогами, громко переговаривался с ребятами на стройке, но не мог, не мог заглушить в себе беспокойства, не мог избавиться от какой-то неуверенности. Больше того, он не хотел и возвращения прежнего своего состояния, беззаботного и легкого. А еще ему временами казалось, что никуда не летал, что и Петя, и Зоя с мальчишкой приснились в долгую ночь под завывание тайфуна, что стоит заказать разговор с Москвой – и все станет на свои места. Но две пустые диковинные бутылки под кроватью, купленные в московском гастрономе, неопровержимо доказывали обратное.

Ребята, конечно, заметили перемену в Мишке, его уязвимость. Он, как и прежде, мог, не задумываясь, ответить на шутку, подковырку, но теперь все видели, что отвечает он чуть ли не с болью, делая над собой усилие. Появилось у Мишки ощущение, будто занимается он не своим делом и живет не там, где ему положено жить, будто эти три года как-то загипнотизировали его, внушили что-то чужое ему, совсем чужое.

После работы он не торопился в общежитие, бродил по берегу, ссутулившись и сунув руки в карманы. А перед глазами покачивалась решетка лестничного пролета, а за ней – Зоя со своим пацаном. И их голоса. Почему-то хорошо запомнились голоса, они будто записались в нем на чем-то…