Алексей Макеев - Неслабое звено Страница 18

– Ты куда же меня привез? – спросил Лев через двадцать минут с некоторым удивлением. – Что, мой тезка сменил место жительства?

Действительно, если в прошлый раз Гуров увидел очень добротный, но скромный, без архитектурных излишеств двухэтажный особняк, даже без ограды, то теперь его взгляду предстало что-то вроде небольшого феодального замка с башенками за мощной кованой чугунной решеткой, только подъемного моста не хватало.

…Еще через двадцать минут Лев, сидя у огромного, во всю стену, камина, улыбаясь слушал чуть смущенного Бунича.

– Мне, Лев Иванович, самому эта, с позволения сказать, архитектура поперек горла. Я человек скромный, для меня главное – дело. Но принято так. Не поймут, если у меня не будет трех «Мерседесов» последней модели, особнячка типа этого – он еще по нашим меркам ну оч-чень скромный! – с вертолетной площадкой на хоздворе, да-да, не делай такие удивленные глаза – и вертолет на ней стоит. Хоть нужен он мне, как Барбоске геометрия! Ты коньячку-то плесни себе еще, классный напиток, жаль, мне сейчас нельзя, потому как я тебя через полчасика покину, нужно в офис. Не волнуйся, о твоих делах поговорим ближе к обеду, я все встречи после двенадцати отменил.

– А подводной лодки у тебя случаем не водится? В специально отрытом на хоздворе бассейне? – В голосе Гурова, послушно плеснувшего себе грамм тридцать марочного «Камю», слышалось нескрываемое ехидство.

– Знаешь, это идея! – рассмеялся его собеседник. – Так вот, если у меня всего этого нет, то и отношение ко мне… Ну, как к дипломату высшего ранга, который на прием к английской королеве в телогрейке заявился. Или маршалу, вздумавшему парад в трусах и ластах принимать. Приходится соответствовать!

– Ты, значит, уже в маршалах. Это хорошо, – задумчиво, больше для себя, тихо проговорил Гуров. – Об этом и разговор пойдет у нас. Ближе к обеду… О маршалах и о том, что они себе могут позволить, а что, извините, нет.

– Ну, как тебе сказать, – Бунич, хорошо расслышавший только первую фразу Гурова, скромно потупил взгляд, в котором явно блеснула самодовольная искорка, – в отечественной экономике, может, еще и не маршал, но до генерала армии дорос точно.

– Так какого ж рожна вы, господа экономические военачальники, – теперь в голосе Гурова, прекрасно эту искорку заметившего, чувствовалась уже нешуточная злость, – страну до такой задницы довели? Взялись работать – так работайте! Я вот взялся бандитов ловить и, знаешь ли, ловлю! На трудности не жалуясь.

Бунич внимательно и грустно посмотрел Льву в глаза, слегка усмехнулся каким-то своим мыслям и очень серьезно ответил:

– Эх, Лев Иванович… Если б ты хоть половину знал того, что я знаю, ты бы так вопрос не ставил. Хочешь мое мнение? Генералы с маршалами войн не выигрывают. А до чего довели, тут разговор особый. Не в том беда, что мы сидим в заднице, такое в истории России уже бывало. Но на сей раз мы залезли настолько глубоко, что уже не можем оценить, насколько!

Бунич махнул рукой и вдруг налил себе не менее ста грамм коньяка.

– С такими разговорами не захочешь, а выпьешь. Ладно, Лев Иванович, пора мне. Отдохни пока часика два-три. Детективчик вон почитай, я, когда время есть, только Сименона и признаю. Чего посерьезнее неохота, своих сложностей хватает, а наших отечественных борзописцев на дух не переношу! Что ни книга, то декалитры крови да километры выпущенных кишок.

«Вот-вот, – грустно про себя улыбнувшись, подумал Гуров, – комиссара Мэгре бы в нашу российскую действительность. Самое то! Он бы, бедняжка, на второй день повесился от полной безнадеги». А вслух сказал:

– Спасибо, Лев Ильич, я уж как-нибудь без детективов. А то, знаешь, есть такой старинный, но программный анекдотец: лежит на пляже симпатичная девица, загорает. Одна лежит. И сколько к ней симпатичных парнишек с целью познакомиться ни подваливают – всех отшивает. Вежливо, но твердо. Мужичку, отдыхающему поблизости, любопытно стало, подошел он к ней и спрашивает: «Вы такая молодая, красивая, что ж вы так мужского общества чураетесь?» Она спрашивает в ответ: «Вы по профессии кто?» Тот отвечает: «Токарь, а что?» Улыбнулась красотка и говорит: «Только представьте, вот вкалывали вы всю неделю, выбрались отдохнуть. А кругом – станки, станки, станки…»

– Ну тогда, – предложил Бунич, отсмеявшись, – предлагаю сауну. Она у меня на первом этаже, нигде больше такой не увидишь, даже у Президента! Предмет моей особой гордости. Мастеров из Финляндии выписывал.

– А что, это мысль. Отчего бы и нет, скоротания времени для!

…Сауна действительно оказалась экстра-класса: Гуров почувствовал себя помолодевшим лет на двадцать. Каждая мышца его тренированного тела словно бы мурлыкала, как сытая, довольная жизнью кошка. Но вот настроение у Льва отчего-то испортилось. Тело-то, конечно, телом, зато на душе… На душе кошки уже не мурлыкали, а скреблись. Вроде бы без особых на то причин, и это было самым поганым.

Пограничники, летчики, моряки, пожарные, боевые офицеры – словом, люди экстремальных профессий хорошо знают это пакостное ощущение: все, казалось бы, в порядке, а душа настолько не на месте, что хочется волком выть. Или срочно объявить боевую тревогу. Предчувствие того, что вот-вот случится какая-то крупная гадость. Или уже случилась. Мистика? Пожалуй… Но беда в том, что подобные предчувствия имеют обыкновение сбываться.

Лев стоял у громадного окна в той же самой каминной, задумчиво потягивая из высокого пивного бокала охлажденный «Праздрой». Время уже перевалило за полдень, но хозяин все еще не подъехал. За окном, медленно кружась, падали крупные снежинки. Тихо было, умиротворенно как-то. А по сосновой ветке за окном, совсем рядом, руку протяни, весело прыгали две забавные синички.

«Мир и покой, – думал Гуров, – что же на душе так тяжело, а? Сосет и сосет, зар-раза холерная. Бунич встретил прекрасно. Дело не шибко движется? Ну, это с какой стороны посмотреть. Кстати, – словно бы возразил он воображаемому оппоненту, – времени прошло – шиш да маненько, а я не господь бог. Даже ему целая неделя потребовалась. Дома с Машей? Все отлично, грех жаловаться. Подсознательно боюсь, что вечером не улечу из-за погоды, застряну здесь? Ерунда, вполне летная погода. На крайний случай, – он усмехнулся и сделал еще один глоток отличного чешского пива, – вертолет у тезки попрошу, черта ли он впустую простаивает… Так чего, к песьей матери, мне не хватает?! Какого рожна?»

Лев решительно тряхнул головой, отгоняя хандру, отошел от окна и уселся в уютное кресло перед камином. Камин по-прежнему ярко горел. Лепестки живого огня – Бунич не стал подводить газ, аккуратная поленница неправдоподобно чистых и как по линеечке напиленных дубовых, сосновых и березовых полешек лежала за специальной решеткой – завораживали. Гуров специальными щипцами подбросил в огонь еще четыре, подумав, что такие полешки не иначе в особом магазине продаются, а уж стоят…

Засмотревшись на огонь, Лев пропустил момент, когда дверь каминной распахнулась и вошел Бунич.

– Все, Лев Иванович, я в твоем распоряжении. Как сауна? Вот видишь, я же говорил! Итак, что ты хотел узнать? Расспрашивай, а нам пока приличный обед организуют.

«Нет, – подумал Гуров, окончательно справившись с собой. – Чушь все это и ерунда. Ну, померещилось. Просто стареешь ты, Лев Иванович!»

…Увы! Оказалось «все это» совсем не чушь. Потому что именно в эти минуты в палате интенсивной терапии, проще говоря, в реанимации Института Склифасовского умирал старший лейтенант милиции Константин Павлович Иванов. Спасти его было невозможно: осложненный осколочный перелом таза, разрыв селезенки, восемь сломанных ребер, два из которых пробили левое легкое, трещина основания черепа. Плюс тяжелая кровопотеря. Плюс болевой шок. С такими травмами люди живут не более двух трех часов, если не погибают сразу же, на месте. Костя был молодым, сильным, здоровым. Его довезли. И сейчас боролись за его жизнь, прекрасно сознавая всю глухую безнадежность этой борьбы.

Сразу же потеряв сознание, он так больше и не приходил в себя. Точнее… Как сказать? Когда уже отчаявшиеся врачи кольнули дозу адреналина прямо в его неотвратимо останавливающееся сердце, глаза Иванова вдруг широко раскрылись, и он дважды явственно произнес слово «художник». Сразу после этого Костя умер. Что представилось его помраченному сознанию на смертном пороге? Кто знает…

Какие-то недобрые чары продолжали работу: все случилось совсем рядом с тем самым местом, где шесть дней тому назад был обнаружен труп Ильи Сукалева, и почти в то же время. Картина случившегося была прояснена во всех деталях, очевидцев хватало. Что же произошло?

Константин – он был в гражданской одежде – только-только отошел от табачного киоска, где покупал сигареты. Продавщица этого киоска оказалась самой толковой свидетельницей: хотя, когда ее опрашивали, эта немолодая женщина не могла сдержать нервной дрожи, но на вопросы отвечала четко, а угол обзора места происшествия у нее был идеальный.