Николай Леонов - Свинцовый аргумент Страница 19

– Естественно, на свои, – закивал гость. – Убивал-то он.

Евгений плеснул еще по рюмочке и снова удалился в кухню.

– Пусть, гад, подергается, – сказал бывший заключенный. – Помучается бессонницей, поспит у параши. – Он, последовав примеру, тоже взял тарелку и налил себе горячего, съел, преодолевая полное нежелание, несколько ложек ухи. Он боролся со своим отвратительным состоянием.

Ночной гость первым поднял рюмку и подмигнул всем сидящим за столом.

– Вот за это и выпьем по второй. Чтобы Крячко спал у параши!

Все дружно грохнули раскатистым открытым смехом.

– Он на ментовской зоне будет сидеть, – сказал рыжий подручный.

Он не любил долго молчать, а мужчине с татуировкой на плече понравилось, что в разговор включились новые собеседники. Этот человек осознал, что за столом общая боль, и что он не один со своим грузом, что ему все хотят помочь. До недавнего времени он действовал только из желания мести, очень хотел отомстить, но когда все свершилось, ему почему-то стало дурно. Дело он сделал ладно и скоро, но по дороге к Жене почувствовал ужасную тошноту, которая с того момента не покидала его. Он словно вымазался в крови или в грязи, налипшей на него толстой коркой, и ее невозможно было смыть.

В тот день он весь вечер проторчал в баре в ста метрах от Женькиного дома и напился до невменяемости. А ночью у него вдруг разболелось сердце, чего никогда раньше не бывало. Про сердце он вообще молчал за столом. В этой компании жаловаться на здоровье было бы просто нелепо. К убитой он ничего не испытывал. Он даже не запомнил ее лица. Все ломки, которые происходили с ним, творились как будто бы сами по себе, не имея ничего общего с преступлением. Но внутренний голос постоянно повторял ему, что он мучается именно потому, что убил ни за что. И это была правда. Прежде он мог в такие минуты оправдать себя перед собой же, а в этот раз у него не было оправданий, и он впервые в жизни был ненавистен самому себе.

– Но там тоже есть параша. Для такого козла везде параша найдется, – гневно добавил рыжий после паузы.

Ночному гостю было все равно, от чего именно терзается его напарник. Он приехал не успокаивать его, даже не думал, что найдет старого товарища в таком подавленном состоянии. Он прибыл поговорить насчет новой крупной поставки кокаина. Именно это было главной причиной его сегодняшнего визита.

– Ладно, теперь о главном, – наконец сказал он. – Когда и сколько?

– В любой момент и сколько угодно, – мужчина на мгновение оторвался от еды, но не поднял на собеседника глаз.

– Сколько угодно мне не надо. – Тарелка с ухой постепенно опорожнялась, еда была настолько аппетитной, что ночной гость собирал ложкой последние капли. Он даже наклонил тарелку, поддерживая ее салфеткой, скомканной в левой руке. – Мне надо двадцать тонн. Пришло время освежить кое-какие каналы. Там народ начал прибывать из зоны. Такие мастодонты подтягиваются – крышу рвет... Они всю Москву на уши поставят. А куда деваться? Жизнь такая. Всем работа нужна, все жрать хотят. Шныри побегут по ночным клубам, по новым притончикам в Подмосковье. Сейчас особый час... Урожайный.

Он наконец управился с ухой и приступил ко второму. Вторым блюдом было пюре с рыбными котлетами.

– Молодежь – она всегда была тупая, а сегодня как с цепи сорвалась. Того хотят, этого... Пусть берут на пробу, нам-то что. Так что будем углубляться, осваивать периферию.

Недавний зэк все еще ковырялся в тарелке с ухой.

– Хорошо, – чем больше он ел, тем сильнее в нем просыпались жизненные силы. – У меня тут накрыли старый путь доставки. Будем новый налаживать. Трофимыч будет возить. Скажешь, куда доставлять-то будем?

– Пока не скажу, – ответил негромко гость. Он улыбнулся, котлета показалась ему необыкновенно сочной и вкусной. Конечно, он доверял своему подельнику, но тем не менее считал совершенно ненужным преждевременно говорить о столь специфических подробностях. В конце концов, это была его привилегия. Он же не совался в дела подельника. – У нас теперь будет новое место.

Он разломил котлету на четыре части и, давясь слюной, отправил в рот первый ароматный обжигающий нёбо кусок. Вилку он положил перед собой и, немного отряхнув пальцы, потянул из-за пазухи стопку долларов толщиной в пять миллиметров.

– Это тебе, – он перебросил через стол пачку денег. Подельник поймал ее на лету и в ту же секунду отправил в задний карман брюк. – И не бери в голову. Ты все правильно сделал. Ну их в задницу! Все они – дуры непробиваемые. И безмозглые, как тараканы, – он жевал котлету и горько ругался. – От них одни беды. Шапито привет передай, если увидитесь. Скажи, что я очень доволен. Но не допускай, чтобы он тебя о чем-то расспрашивал. Особенно обо мне. Шапито – черт. А черти могут сдать за пять копеек... Пусть придумает что-нибудь, чтобы его парни молчали, а орать будет – и ему шило в печень, а потом на свалку. Понял? – Он подобрал вилку и ее кончиком резко ткнул в сторону собеседника, наглядно демонстрируя свою мысль. – Баб жалеть нельзя. Это я тебе точно говорю. Я побольше пожил. Ты молоток, я тебя уважаю. Я тебе больше скажу, ты – профи! Дай пять! – и он протянул жилистую руку для обмена рукопожатием. – Главное, держись. Через месяцок отляжет.

Мужчина напротив невольно поглядывал на то, как его собеседник поминутно утирает усы, поедая котлету, и ему казалось, что это его самого употребляют в качестве угощения. Он плохо слышал собеседника, а скорее всего, вообще не слушал. Его занимали свои мысли. Но это зрелище его раздражало. Что бы ему сейчас ни говорили, в его сознании навязчиво и потому неотступно находилась только мертвая молодая девушка, покрытая тюлем, открытое поле, холодный осенний день, гроб и вой ее родных. Это была яркая и потому впечатляющая картина.

Говоря откровенно, это было не первое такое преступление на его веку, и обычно они проходили чисто и гладко, но, может быть, оттого, что на этот раз разбираться пришлось не со столичными кровожадными ворами и рэкетирами, он оказался психологически не готов к такому убийству. Убитая ни на минуту не выходила из его головы. Он держался, шутил, но внутри у него поселилась настоящая паника. Он просто не представлял, как помочь себе в такой ситуации.

– Сколько здесь? – спросил он угрюмо, похлопав себя по заднему карману.

– Три штуки зеленью, – ответил ночной визитер, старательно переправляя в рот нежное пюре. – Но только уговор, бросай пить. Ты, брат, только что откинулся. Приоденься, поборзей, телку трахни, поживи как человек. Пойми правильно, я не упрощаю. Больше скажу, я прекрасно понимаю, что с тобой творится. Я просто предлагаю относиться к этому по-другому. Ничего нельзя изменить. Каждый день кто-нибудь идет на мокрое. За сто рублей убивают. Ты убил за дело. Даже Достоевский об этом писал. Наверное, и он тоже кого-нибудь топором двинул. Вон уже когда эта тема начала людей волновать. Твое наказание – раскаяние. И все. Тюрьма, воля – это дело людское. А ты не должен раскаиваться. Чего раскаиваться? Раскаешься, когда в тюрьму посадят. Понял? В нашей жизни заведено так. И ешь нормально, как человек, не жди, когда застынет...

– А что, заметно, что у меня где-то что-то не так? – виновато спросил собеседник.

Он недобро посмотрел на своего наставника из-под массивных надбровных дуг. Где-то там, в их глубине, скрывались демонические глаза, пытливо глядящие в этот мир, словно внутри у него сам по себе жил какой-то монстр.

– Что у тебя не так? – ночной гость расхохотался. – Ты с ужасом обнаружил, что ты – мальчик?

– Ну, ты же понимаешь, о чем я? – строго остановил его собеседник, и ночному гостю показалось, что сидящий напротив мужчина сейчас выстрелит ему в брюхо из-под стола. Или расшибет лицо, если он не ответит на его вопрос.

– Заметно, – успокоил он свого подельника, пока тот не натворил дел. Говорил мирно, потому что не мог предсказать последствий возможного взрыва. – Заметно, что психуешь. Кончай это дело, или засыплемся все, как щеглы, из-за твоего самоедства по ерунде.

– Но согласись, – заметив страх в глазах собеседника, сказал мужчина. – Мы сделали Крячко?

– Да сделали, ты сделал. Успокойся, – нехотя согласился ночной визитер. – Какой ты мстительный. Я и не знал. Вот и радуйся, что отомстил! Теперь его очередь срок мотать. Он нам тогда такое дело обломал! В самый вкус люди входили... А там глядишь, бог даст, и прибьет кто-нибудь его кирпичом в строительной зоне. Там всякое бывает. Маляву закинем, вот он и не вернется. В тюрьме народ принципиальный. Там, правда, еще этот Гуров бегает, за дружка своего трясется. Ну, ничего. И этот вопрос решится. Побегает опер и успокоится.

Глава 6

Гуров почти силой втащил в свой кабинет насмерть перепуганного Сергея. Встряхнул его за ворот, швырнув, как котенка, в кресло, которое раньше занимал Крячко. Полковник молча достал из ящика стола лист бумаги, швырнул на него шариковую ручку, затем вернулся к двери, вынув из кармана связку ключей. Дверь кабинета он закрыл на три оборота, бросив на паренька беглый, но острый, как лезвие, взгляд. Проверил замок на прочность.