Виктор Пронин - Каждый день самоубийство Страница 2

– По слухам, девчонка из окна выпала.

– А откуда слухи?

– От начальства.

– Значит, не слухи, а информация! – с робким возмущением проговорил оперативник.

– Можно и так сказать. Во погодка, Володя? – повернулся Демин к водителю.

– Хуже не бывает! Сколько добра сегодня на дорогах пропадет, сколько машин разобьется, сколько ребят хороших...

– Заткнись, Володя, – спокойно сказал Демин. – Без нас посчитают.

Это был старый, дореволюционной постройки дом, один из тех, которые называли доходными. Окна его были высокими и узкими, как бойницы, пятый этаж вполне соответствовал нынешним седьмым. «Снега маловато, жалко, сошел снег, – подумал Демин, прикидывая высоту дома. – Если бы внизу были сугробы...» Двор оказался под стать дому – высокий, тесный, огражденный со всех сторон такими же унылыми домами из темно-красного кирпича.

Все стояли, спрятавшись от снега под квадратной аркой, и осматривали двор с тощими, чахлыми деревцами, которые, кажется, высаживали здесь каждую весну, во время субботников, а потом, промучившись с ними все лето, выдергивали осенью сухие палки, чтобы весной опять посадить прутики.

– Ну что? – спросил криминалист. – Можно начинать?

Демин посмотрел на него, отметив снежинки на непокрытой голове, сигарету, небрежно зажатую в уголке рта, распахнутое короткое пальто, фотоаппарат, болтающийся на животе. «Кавалерист, – подумал Демин. – Все легко и просто, все с налету, с повороту, по цепи врагов густой...»

– Начинай, – сказал он.

– А что начинать-то?

– Вот и я думаю, с чего начинать? Думал, может, ты знаешь. – Демин усмехнулся. – Вон идет участковый, он нам все скажет. Ты, Славик, его слушай. И вообще, совет – внимательно слушай участковых. Они много чего знают. Привет, Гена! – поздоровался Демин с подошедшим участковым.

– А, Валя! Здорово, что ты приехал... Привет, ребята! Видите окно на пятом этаже? Третье слева, видите?

– Со шторами?

– Да, самое красивое... А упала она вон там, я два кирпича положил. Их уже снегом припорошило. Тот кирпич, что на ребре, – отмечает, где ее голова лежала. Очень неудачно упала, просто хуже не бывает.

Все молча подошли к двум кирпичам, лежащим примерно в полутора метрах друг от друга. Никто не решался нарушить молчание, будто девушка все еще лежала здесь, на асфальте. Криминалист нагнулся, перевернул кирпичи, чтобы они виднее были на снегу, брезгливо отряхнул руки и вдруг резко отшатнулся в сторону – он увидел, как следы, только что оставленные им на снегу, наполнились красноватой подтаявшей влагой.

– Да, это кровь, – невозмутимо объяснил участковый. – Не успели подчистить... Да я и не позволил... Мало ли что, вдруг следователю такая чистоплотность не понравится, а, Валя?

– Гена, а ведь она далековато от стены упала, – сказал Демин.

– Далековато. Я тоже об этом думал. Будто сзади ее кто-то подтолкнул или напугал... Но она и сама могла оттолкнуться.

– Могла, – с сомнением сказал Демин.

– Я прибежал в квартиру, когда они там еще все спали.

– Или делали вид, что спят, – сказал румяный оперативник.

– Как начали они замки открывать, щеколды откидывать, запоры снимать... Я думал, что кончусь прямо на площадке.

– Значит, чужой не мог попасть? – спросил Демин.

– Без помощи хозяев – ни за что! А ты думал! Коммунальная квартира, три хозяина. У них не только на входной двери, внутри все двери в замках, как в орденах! Коммунальная квартира, – повторил участковый, будто это все объясняло. – В одной комнате жила Селиванова, во второй старушка обитает, в третьей два парня. Братья, между прочим. Лет по тридцать.

– Женатые?

– Нет. Холостые.

– А Селивановой сколько было?

– Двадцать. Или около того. Ты прав, для братьев она, конечно, представляла интерес... Это неизбежно. Девушка была того... В порядке девушка. Все при ней.

– Братья были дома?

– Да, собирались на работу. Тяжело собирались, с похмелья. Поэтому открыла старушка. Сутарихина. Фамилия ее такая. А братья – Пересоловы.

– По какому случаю у них пьянка была?

– А! – участковый поморщился. – Зарплата.

– Как все началось?

– Ее дворничиха нашла. Под утро. Вышла подметать и нашла. Девушка еще живая была. Дворничиха тут же ко мне. Двор глухой, рань, так что ее почти никто и не видел. Только когда «Скорая» подъехала, собралось человек пять. Я записал их, но в свидетели они не годятся, ничего не видели, подошли, когда уже машина стояла здесь. Повздыхали, поохали и разбежались по конторам рассказывать ужасную историю.

«Это как раз в то время, когда котельная моя гудела, – подумал Демин. – Будто прощальный гудок давала. А когда я порезался в ванной, ее уже в машину погружали... А умерла она, выходит, в те самые минуты, когда я к электричке шел».

– Дверь в комнату Селивановой была заперта?

– Да. Изнутри, точно. Тут можешь не сомневаться. На замке есть небольшая кнопочка: когда ее опускаешь, замковое устройство блокируется и открыть снаружи невозможно, понимаешь? Так вот кнопочка была опущена.

– А из окна никто не мог спуститься?

– Смотри сам, – усмехнулся участковый. – Если бы кто и спустился, то на карнизах нижних окон неизбежно остались бы следы ног, карнизы-то заснеженные. Нет следов, я уже проверил. Братишки Пересоловы помогли мне дверь высадить. И в комнате порядок. Даже постель не разобрана, как если бы хозяйка не ложилась спать, понимаешь? Не разобрана, не смята. Много окурков. Бутылка. В таких случаях всегда есть бутылка. На этот раз – виски.

– Настоящее?

– Самое настоящее. И на этикетке нет чернильного штампа, который в ресторанах и барах обычно ставят. Понимаешь? Тут есть над чем подумать. В продаже таких бутылок нет.

– Братья уже ушли на работу?

– Нет, я их на свой страх и риск дома оставил. Думаю, вдруг пригодятся. Ты уж отметь им повестку, а?

– Отмечу. Комнату опечатал?

– За кого ты меня принимаешь, Валя?!

– Как братья отнеслись к тому, что ты их дома оставил?

– По-моему, обрадовались. Как я понимаю, головы у братишек трещат, с третьего этажа треск слышен.

– Ну, пошли. Да позови дворничиху, слесаря, кого-нибудь... Понятые нужны.

– А вон они стоят... Я давно уже их позвал.

– Ну ты, Гена, даешь! – восхищенно сказал Демин и усмехнулся, показав не очень правильные, но крепкие белые зубы. И первым вышел из-под арки – длинный, слегка сутулый, сунув руки в карманы плаща, в знаменитом на всю прокуратуру берете, который не снимал большую часть года, в тяжелых туфлях на толстой подошве, в слегка узковатых брюках. Демин терпеть не мог расклешенных и мужественно ждал наступления времен, когда узкие брюки снова войдут в моду.

Криминалист, сняв несколько раз кирпичи на асфальте, окно на пятом этаже, общий вид двора, тоже направился вслед за Деминым и участковым.

Дверь в квартиру открыла Сутарихина. Увидев среди вошедших участкового и решив, что он все объяснения возьмет на себя, молча повернулась и засеменила по темному коридору к себе в комнату.

– Одну минутку! – остановил ее Демин.

Сутарихина остановилась и, не оборачиваясь, из-за спины, одним глазом посмотрела в сторону вошедших.

– Простите, – Демин подошел к ней поближе, – вы здесь живете?

– Ну? – настороженность, чуть ли не враждебность прозвучала в этом не то вопросе, не то утверждении. Замусоленный передник, платье с короткими рукавами, обнажавшими крупные, жилистые руки, узел волос на затылке, клеенчатые шлепанцы...

Видик у бабули еще тот, подумал Демин. Тяжелый разговор будет. Опустившиеся люди обычно неохотно общаются с незнакомыми, скупо говорят о себе и стараются побыстрее скрыться в свою скорлупу от взглядов, от внимания чужих людей. Типичная обитательница коммунальной квартиры, где никто не чувствует себя хозяином, считая и себя, и соседей временными, чужими, нежеланными здесь людьми. Квартирка тоже еще та... Тусклый коридор, заставленный тумбочками, шкафчиками, старыми кроватными сетками, всем тем, что не помещается в комнате и что жалко выбросить на свалку. На длинном, мохнатом от копоти шнуре висела маленькая лампочка, вырванный из гнезда выключатель болтался на проводах, двери провисли от тяжести окаменевших слоев краски и запоров...

– В какой комнате жила девушка? – спросил Демин.

– А вот, – Сутарихина, не глядя, кивнула на высокую двустворчатую дверь и тут же снова бросилась в темноту коридора.

– Гражданка Сутарихина! – громко и властно сказал участковый таким голосом, каким никто здесь никогда, наверное, не разговаривал, – будто команду отдал. Сутарихина не только остановилась, она распрямилась и послушно повернулась ко всем лицом. – Вот этот товарищ, – участковый говорил все тем же зычным голосом, – хочет с вами побеседовать. У него к вам вопросы, касающиеся смерти вашей соседки Натальи Селивановой. Вам все понятно?

– А чего ж тут понимать... Все как есть понятно. А вопросы... Чего ж не ответить, отвечу.