Юлий Файбышенко - Розовый куст Страница 20

Выпрыгнули навстречу первые полисадники Клебани. У длинного вокзального барака путеец затормозил. Клыч кинулся внутрь. Стас пошел болтать с двумя парнями с роскошными чубами из-под низко надвинутых картузов, лениво лузгавшими семечки на травянистом пригорке за путями. С одной стороны железной дороги изрытыми выбоинами улиц и кособокими домишками начиналась Клебань, с другой шел лес, разрезанный на двое проселком. В старых лужах, поросших зеленой осокой, валялись свиньи, лаяли вдалеке собаки. Потапыч курил трубку и посматривал с дрезины на Климова, тот бродил между рельсами, оглядывая потрескавшиеся шпалы, думая о том, как хлипка эта связь между городами. Как эти шпалы еще держат рельсы, как эти стертые до половины железяки еще несут составы?

В выбоине перед насыпью был четко врублен след колеса и видны свежие отпечатки копыт. «Прямо по путям кто-то шпарил, – думал Климов, – как будто нет переезда! Долго еще изживать в народе эту расхлябанность, нежелание и отрицание любого порядка… Но откуда же он ехал, этот возчик?! Пьяный был, что ли?» Климов примерился по направлению колес, перешел рельсы и вышел к поселковой стороне. Здесь отпечатков колес не было. Правда, земля тут шла суше. Хотя почему суше – вот они, лужи, через них никак не проедешь, след останется. Значит, кто-то подъезжал чуть ли не к самым путям, потом повернул обратно? Он опять перешел пути, дошагал до первых деревьев. У съезда на проселок по краям лужи четко просматривался двойной след колес. Колеса были не тележные, а дутые шины. Экипаж? Наверное, кто-то из сельских богатеев. Он услышал свое имя. Стас бежал к двери вокзального барака, махал ему рукой. Потапыч осторожно спускался с дрезины. Путеец, до этого дремавший, проснулся и с интересом следил за происходящим. Из вокзального здания вышел Клыч с высоким человеком в путейской форме. Климов, охваченный предчувствиями, кинулся через рельсы.

– Сходило три человека, – на ходу шепнул Стас. – Один в летнем пальто. Похож на Федуленко.

Они ходко шли за Клычом и железнодорожником, сзади торопился Потапыч. Свое оборудование он оставил в дрезине и все время оглядывался.

– Иван Фомич! – густо басил худой железнодорожник. – Мельник. Я его как облупленного знаю.

Клыч что-то спросил.

– Другие? Нет, те неизвестные. И с ним ли они, сообщить не могу. У него расспросим… У меня к вам, товарищ, международный вопрос: вот англичане ультиматумом грозят, в этом году война будет?

На скамьях вдоль улицы посиживал разный народ. Некоторые по деревенской привычке здоровались с незнакомыми. Несколько ребятишек бежали сзади. Две дворняги с блудливо косящими взглядами и опущенными хвостами заключали шествие.

Клыч остановился и подозвал Климова и Стаса.

– Идите отдельно, – сказал он вполголоса. – Отстаньте. А то целая полундра. Нас за километр видать и слыхать.

Они отстали. Мальчишки потолкались около них и вновь побежали за Клычом и железнодорожником, дворняги с опаской обнюхивали чертыхавшегося Потапыча. Тот попал в лужу и теперь вытряхивал из ботинка черную воду.

Подошли к двухэтажному домине, нижний этаж был каменный.

– Тут! – как в бочку бухнул высокий железнодорожник

– Потапыч! – позвал Клыч.

Присеменил Потапыч.

– Сейчас нас московская опергруппа будет вызывать по телеграфу, – сказал Клыч негромко. – Иди и передай наши дела: Скажи: еще ничего не известно. Если через час их не вызовем, пусть едут в Клебань.

– Есть! – Потапыч бодро засеменил обратно, обе дворняги потянулись за ним.

– Ильин! – сказал Клыч. – Встань тут, у ворот. В случае стрельбы или шума действуй по обстоятельствам.

Стас кивнул и встал, прислонившись плечом к косяку дома.

Клыч и Климов вслед за высоким железнодорожником вошли в калитку. Огромный волкодав, глухо зарычав, поволок навстречу им тяжелую цепь. Через штакетник видно было буйное белое цветение яблонь, одуряюще пахло весной и нежным яблочным цветом.

Железнодорожник, оглядываясь на волкодава, удержанного цепью и потому у самого крыльца с порыкиванием и злобой разглядывавшего пришельцев, потянул за шнур звонка. В доме было тихо. Потом раздались шаги, и толстый мужик, лохматый, в рубахе враспояску, в лакированных сапогах, отворил дверь.

– Здорово, Иван Фомич, – сказал железнодорожник. – Вот гостей тебе привел.

Мельник оглядел неизвестных маленькими свирепыми глазами, потом отстранился от двери.

– Пущай войдут, коли нужда до меня.

Он закрыл за ними дверь, взял с полки огарок свечи и, светя им, повел наверх.

В низкой комнате, душной, с горящей в красном углу лампадой, за столом сидели двое. Стол был уставлен бутылками, цветастая скатерть кое-где уже залита и измазана вином. Старинные сулеи и узкие блюда для рыбы, тарелки с соленьями и едой стояли так густо, что трудно было понять, как можно извлечь из этой тесноты хоть что-нибудь, не уронив или не опрокинув посуды.

Двое сидящих за столом людей в отлично сшитых костюмах смотрели на вошедших недружелюбно.

– Вот гости мои, – сказал хозяин, показывая на них рукой. – Члены правления акционерного общества «Хлебопродукт». С кем честь изволим иметь?

– Угрозыск! – сказал рослый в коричневом костюме, и укладка на его голове заколебалась. Климов узнал Таниного воздыхателя.

Клыч зорко оглядывал сидевших и хозяина.

– Раз представляться не надо, такой вопросик, – сказал он. – Вы с московским поездом приехали?

– С московским, – подтвердил низенький мужчина рядом с завитым,

– Вы народ торговый, Шварца знаете?

– Отчего же не знать, одним поездом ехали, – сказал завитой.

– С кем он ехал, не помните?

– Служащий у него в магазине. Федуленко, сопровождал. А что, случилось что-нибудь? – спросил низенький, с интересом приглядываясь к сыщикам. – Иначе чего бы вы этим интересовались?

– Вы их в вагоне видели? – не отвечая, расспрашивал Клыч.

Климов, не отрываясь, смотрел на завитого, и тот повернул свое остроносое решительное лицо к нему и тоже смотрел враждебно и вызывающе.

– Мы в другом вагоне ехали, – отвечал низенький, оглядывая Клыча и, видимо, оценивая его. – Федуленко раз прошел по нашему вагону, потом мы их не встречали.

– А в Клебани они не сходили?

– Здесь, кроме нас, по-моему, никто не сходил.

– Ваши документы, пожалуйста! – Клыч протянул руку.

Оба вынули документы и подали ему. Климов отошел в угол к божнице, оглядывая старорусское убранство комнаты. К нему медленно приблизился завитой.

– Добились своего? – спросил он свистящим шепотом.

– Чего именно? – повернулся к нему Климов.

У стола негромко разговаривали хозяин, низенький и Клыч.

– Таня ушла. А куда?

– Куда? – спросил ошеломленный Климов.

– Пошла благодетельствовать. К этой Клембовской. Чтобы та втянула ее в свои авантюры.

У Климова кругом пошла голова. Ушла, ушла все-таки от этих.

– Какие такие авантюры у Клембовской? – спросил он, чтобы только что-нибудь ответить.

– Она авантюристка, – злобно шептал завитой, обдавая его запахом вина. – И ее видят в самых гнусных притонах… Чего вы, собственно, добились, уважаемый товарищ?

– Витя, – окликнул своего помощника Клыч, – идем.

Они спускались по лестнице, а в Климове все пело: ушла! Они шагали по улице, их сопровождали ребятишки, пылал закат, окрашивая в алое и накаляя стекла, а Климов был хмельной: «Ушла! – звенело у него в ушах. – Ушла!»

На станции Потапыч что-то рассказывал Клычу о переговорах с москвичами.

– Климов! – приказал Клыч. – Узнай точно о поездах: будут ли еще сегодня? Были ли? И в какую сторону? Когда будут завтра?

Климов очнулся. У Клыча ввалились щеки, проступила серая щетина. Стас стискивал зубы. День догорал, а удачи не было.

Он быстро все разузнал у железнодорожников. Поездов сегодня не будет. Если только нанесет какой-нибудь шалый южный. Иногда так бывает. Завтра московский поезд в одиннадцать, а перед ним рабочий поезд до Андреевского в девять сорок пять.

Клыч уже сидел на дрезине, рядом с ним светлела легкая, почти пуховая шевелюра Стаса. Потапыч о чем-то беседовал с мотористом. Было еще светло, но солнце уже догорало за лесом, сумерки таились где-то за горизонтом. Климов пошел было к дрезине, но опять вспомнил про следы и повернул к путям. Все-таки странная эта была коляска. Почему она доехала только до рельсов? Не переехала их, да и не смогла бы в этом месте, не взгромоздилась бы на такую крутизну… Он вновь прошел до самого поворота проселка в лес, рубчатые шины хорошо отпечатались па ослизлом краю лужи. Он втянул ноздрями ночной воздух. Оглянулся на дрезину. Клыч и Стас смотрели на него. Он махнул им рукой. Клыч сказал несколько слов Потапычу и спрыгнул, за ним спрыгнул Стас. Они быстро прошли через пути и через минуту стояли перед ним.

– Что? – спросил Стас.

Климов молча показал им двойной след шин на грязи и повел к полотну железной дороги. Снова показал им од-печаток шин на влажном боку взлобка у насыпи. Они долго стояли, разглядывая следы.