Алексей Макеев - Сейф олигарха Страница 21

– Сигнализация? – напомнил босс.

– Сигнализация имеется. Выведена на пульт вневедомственной охраны и параллельно в офис. Я так понимаю, что в случае чего к Прокопову собственная охрана выезжает. Но сигнализацию он включает, только когда уходит. По крайней мере, когда он мне комнату показывал, все было отключено.

– А кто, кроме него, бывает, когда, например, ты приходишь?

– Я уже говорил, референт всегда при нем. Худосочный молодой человек, явно не спортивный. Видимо, Прокопов надеется на охрану дома. Там пять человек. Судя по всему, мужики с опытом, наверняка вооруженные, да и система там у них отлажена – в случае чего тоже вызов милиции. Там отдел рядом…

– Это я знаю, – нетерпеливо сказал босс. – Меня квартира интересует. Камеры там имеются?

– Не заметил. По-моему, камер нет. В принципе, зачем они? Камеры есть внизу, на этажах. Пока до квартиры дойдешь – тебя десять раз зафиксируют.

– Это точно, – кивнул головой босс. – Опутали страну паутиной, паучье! Свободному человеку шагнуть некуда… Ну, ничего, с божьей помощью мы и тут свое возьмем. Ты вот что сделай, доктор… Ты два дня еще походи к нему по своим костоправским делам, убедись, что сюрпризов не будет, а сам между делом удочку закинь, что в следующий раз с помощником придешь. Повод сам придумай – я ведь ваших штучек не знаю. Ну, скажи, что вдвоем в разные стороны его растягивать будете… Главное, убеди, что без помощника никак не получится. А я тебе подберу человека. Не бойся, фуфла не будет. Найдем тебе приличного, с интеллигентной внешностью. У нас с кадрами проблем не бывает.

– Помощник? Какой помощник? – с болью в голосе спросил Хохлов. – Вы хотите, чтобы я сам привел к Прокопову грабителя?! Это же тюрьма!

– Ну, знаешь, в тюрьме тоже люди живут, – сурово сказал босс. – Чего ты так взвился – тюрьма?! Ну, посидишь годок – потом за примерное поведение под амнистию попадешь – и на выход с вещами! А смерть жены или дочери лучше? Не знаю, по-моему, ты тут что-то недогоняешь, доктор. Я тебе с самого начала дал понять, что дело серьезное. Прокопов давно изумруды собирает. А хороший изумруд дороже алмаза стоит. Представляешь, как можно приподняться, если всю коллекцию взять? Тебя тоже не обидим, не бойся! Все, кто с нами работает, все свое получают. Оттянешь срок, выйдешь, а тебя тут капитал дожидается…

– Мне ничего не нужно. Но…

– Никаких «но»! Не начинай волынку! – поморщился босс. – Без тебя нам в эту хату не проникнуть. А с тобой все может пройти так, что ни одна собака не шелохнется. Представляешь? Только ты в эти дни побольше саквояж с собой таскай. Нужно, чтобы охрана привыкла, что вы не с пустыми руками. И держись уверенно – ты великое дело делаешь, родных своих спасаешь. Тут стесняться нечего.

– А если Прокопов не поверит, что мне нужен помощник? – безнадежным голосом спросил Хохлов. Затея не казалась ему такой уж изощренной. – И откажется его принять?

– Что значит не поверит? – нахмурился босс. – Ты доктор! Докторов даже короли слушаются. Убеди! Должен поверить. И учти, бесконечно ковыряться мы с тобой не можем. На все про все у нас ближайшая неделя. Дальше могут возникнуть такие обстоятельства, что все это уже не будет иметь никакого значения.

Должно быть, на лице Хохлова что-то такое промелькнуло, потому что босс внимательно посмотрел на него и значительно добавил:

– Для нас не будет иметь никакого значения. А вот как с тобой – я не знаю. Если не станешь нашим подельником, станешь трупом. Ты наши фейсы срисовал и хочешь так просто отвалить, чистым, как ангел? Не обольщайся, доктор!

Хохлов и не обольщался. Та мимолетная надежда, которая по наивности забрезжила в его душе, уже погасла.

– Хорошо, – хмуро сказал он. – Я все сделаю. Только в таком случае давайте все провернем быстрее. Чего кота за хвост тянуть? Завтра я опять навещаю Прокопова, нахожу у него неожиданные изменения к худшему и убеждаю, что следующие процедуры вынужден проводить с помощником и со специальной аппаратурой. Полагаю, что он прислушается к моим словам. Так что послезавтра…

Бандиты снова переглянулись. Босс усмехнулся.

– Вот это молодца, доктор! – сказал он. – Это по-нашему! Действуй. Завтра мы еще раз встретимся, ты расскажешь последние новости, и мы выработаем окончательный план. Сделаем все по-быстрому, ага? Как говорится, раньше сядешь – раньше выйдешь. Верно мыслишь, доктор!

Глава 9

Гуров не очень удивился, когда ему сообщили, что его позвали к телефону, пояснив, что звонит какой-то Бобков из поселка Глухово. Он ожидал чего-то подобного, правда, не так быстро. Вначале Бобков показался ему если не железным, то уж точно упрямым как осел человеком. Полковник Крячко буквально через день еще раз ездил в Глухово, надеясь, что Бобков одумается и даст чистосердечные показания о происшествии в ночь на шестнадцатое августа. Однако этого не произошло – Бобков по-прежнему долдонил свою сказку про злых разбойников, вышедших из леса и устроивших кровавые разборки под его забором. Крячко плюнул и уехал ни с чем, оставив, впрочем, Бобкову номер служебного телефона. И вдруг через день после этого Бобков позвонил сам.

Голос его показался Гурову невеселым и даже каким-то смиренным. Говорил Бобков торопливо, явно опасаясь, что его прервут. Он просил Гурова приехать – обязательно и как можно скорее. Он обещал сообщить нечто важное.

Эта странная перемена заинтересовала Гурова. Он не стал ломаться и строить из себя большого начальника – сел за руль и поехал. Крячко брать с собой не стал – не видел смысла ехать всей гурьбой туда, где, судя по всему, основные события уже закончились. По рассказам того же Крячко, в Глухове вся милиция стояла на ушах, и больницу, где лежал Бобков, охраняли, как военный объект. С капитаном Сурковым дело обстояло похуже – его в тот же день отправили вертолетом в Москву, и теперь он лечился в госпитале МВД, где ему уже сделали две операции.

Когда Гуров приехал в поселок, еще не было десяти часов. Он прямиком направился в больницу и тут же выяснил, что к Бобкову никого не пускают. Палата находилась под охраной. На двух дюжих, с тяжелыми челюстями, омоновцев гуровское удостоверение не произвело никакого впечатления.

– Без разрешения начальника не положено! – категорически заявили ему. – Будь вы хоть сам господь бог! В крайнем случае, бумага из прокуратуры. У нас приказ применять самые строгие меры.

Гуров немало подивился подобной строгости. Но дальше все пошло еще хуже. Начальник милиции, как оказалось, выехал в Москву на совещание, прокурор тоже был в отъезде, а больше Гурову помочь никто не мог или не хотел, что было гораздо ближе к истине. В небольшом поселке даже небольшой начальник – царь и бог. Ослушаться его – значит нарушить весь строй жизни. Гуров еще раз попытался уговорить бравых омоновцев, получил еще более свирепый отказ и отступился.

Он покинул больницу и, усевшись в машину, стал думать, как ему разобраться в этой запутанной ситуации. Суперсекретность, которую развели вокруг Бобкова, показалась ему очень странной, если не сказать подозрительной. В сущности, он был не чужой в этом деле, хотя и проходил пока только в качестве свидетеля. Но он был не обычным свидетелем, а свидетелем в погонах полковника милиции. В прошлый приезд здесь к нему отнеслись куда уважительнее. Что же произошло за эти дни? О нападении моторизованных банд на Глухово с целью убийства Бобкова слышно не было. Тогда что же?

На всякий случай Гуров съездил на край поселка, посмотрел на коттедж Бобкова. Дом был опечатан, и, несмотря на это, у ворот сидела охрана. Это тоже были люди в форме ОМОНа, здоровенные и неприветливые. Разговаривать с Гуровым они не захотели. Ему с ними тоже было неинтересно разговаривать. Омоновцы были явно не местные и вряд ли что-то знали. Гуров решил порасспрашивать о новостях жителей района, который находился неподалеку.

Опыт общения с местными жителями у него уже имелся. Граждане здесь были наблюдательные и словоохотливые. Вряд ли такие значительные события могли пройти мимо их внимания. Гуров рассчитывал хотя бы из слухов почерпнуть какую-нибудь информацию.

Оказалось, однако, что и сами жители теряются в догадках. Широкой огласки происшедшего не было ни в газетах, ни в программах местного радио. Поговаривали, что будто бы в больнице Бобков едва не умер и, желая перед смертью очистить совесть, признался в убийстве. Кого он убил, за что и почему в конце концов сам не умер – на эти вопросы никто Гурову ответить не мог. Зато один степенный мужичок, обтесывавший бревно у ворот своего дома, сообщил Гурову весьма неожиданную вещь.

– Тут раньше благодать была, – с сожалением вздохнул он. – Жили себе да жили. Тишина, покой. У нас даже эти… олигархи смирные были. Так, чтобы до убийств, дело вообще никогда не доходило. Взять того же Бобкова. Не знаю, может, он и бандюга, но держал себя в рамках. В магазинах я у него затаривался пару раз. Приличные магазины, и обслуживают культурно. А тут вдруг все как с цепи сорвались. Одного убили, другого…