Фридрих Незнанский - Африканский след Страница 21

— Слушай, ты что, винишь Костю?

— Нет, — перебил его Вячеслав Иванович, — я себя виню, себя! Но сейчас хотел сказать совсем о другом… Разве не он нас с тобой вернул обратно в эту проклятую систему?[2]

— У-у-у… — протянул Турецкий. — Ты бы еще вспомнил времена, когда в школу ходил…

— И вспомнил бы! — нахмурился Вячеслав Иванович. — А разве я не прав? Сейчас ты бы, Сань, уже успел сделать себе имя… Криминальная журналистика нынче в чести, а газета, в которой ты работал, «Новая Россия», верно?..

— Верно… — усмехнулся Турецкий.

— Говорят, разбогатела, тиражи хорошие… Жива-здорова и процветает!

Оба они ненадолго замолчали, думая об одном и том же.

Когда-то в середине девяностых все трое — Меркулов, Грязнов и Турецкий — действительно уходили из органов, считалось, что навсегда. Тогда-то Вячеслав Иванович и затеял создание нынешней «Глории», руководил которой около двух лет, а его друг Александр Борисович действительно вполне успешно опробовал себя на поприще журналистики. Да сбил их, как полагал Грязнов, с панталыку действительно Меркулов: в Генпрокуратуре сменился ее глава и предложил Константину Дмитриевичу занять кресло своего заместителя по следственной работе. Эту должность Меркулов покинул как раз из-за конфликта с его предшественником. Ну а вернувшись, он, разумеется, потянул за собой и Турецкого…

— Послушай, — неуверенно произнес Александр Борисович, — мне помнится, к твоему возвращению в систему Костя все-таки не имеет отношения… Тебя тогда в МУР, кажется, новый замминистра вернул… Я ничего не путаю?..

— Не путаешь, — неохотно кивнул Вячеслав Иванович. — Только, если бы вы с Константином не вернулись в Генпрокуратуру, ни на какие уговоры, даже самого президента, я бы не поддался…

Они вновь помолчали, после чего Турецкий осторожно спросил:

— Слушай… А ты не в курсе, где сейчас твоя Ниночка Галактионова?..

Вячеслав Иванович усмехнулся и посмотрел в окно:

— В курсе только, что она давно уже не моя… Турецкий поглядел на своего друга с некоторым сомнением. Он прекрасно помнил, сколь бурным был когда-то этот роман между Славой и Ниной, проходившей свидетельницей по одному из дел, которое они расследовали со Славкой… Галактионова была секретаршей убитого бизнесмена — в те годы их убивали куда чаще, чем, слава богу, нынче… Именно она помогла открыть «Глорию». Помнил Александр Борисович и о том, что виновен был в их в общем-то тихом разрыве как раз его друг: в свое время Слава, что называется, обжегся на крайне неудачном браке, жениться больше не желал, а Ниночке, как всякой женщине, нужна была семья…

Давно это было. Но с тех пор — вот в чем Турецкий не сомневался! — ни одна женщина не вызывала больше у Вячеслава Ивановича таких сильных, нежных и теплых чувств, как Галактионова…

— Ладно, — произнес наконец Александр Борисович, — об этом не будем!

— Так же, как не будем больше делать попыток переубедить меня, Саня, с помощью трогательных воспоминаний…

— Черт с тобой, — буркнул Турецкий. — Хотя если я чего и не понимаю — так это твоей поспешности: тебе не кажется, что ты все-таки обязан хотя бы дождаться результатов следствия, коли уж не в состоянии в нем участвовать?

Вячеслав Иванович хмуро, исподлобья глянул на друга:

— Результатов я дождусь… Только вряд ли это вернет Диньку, а с меня снимет вину… Я вас, Саня, послал туда сам… Сам!.. Разве такое забудешь? Прости меня, я хотел тебе это сказать — и вот теперь говорю… Прости…

— За что? — Александр Борисович и сам не заметил, как еще немного подтянулся на руках и сел прямее. — Нет, вы только посмотрите на него! Отыскался виноватый! Никогда не задумывался над тем, что от судьбы не убежишь?.. Послушай, есть же, в конце концов, такое понятие, как Промысел Божий. А что касается меня, извиняться не за что вообще! Во-первых, я скоро буду здоров, обязательно встану на ноги, мне мой доктор это как раз сегодня, с полчаса назад, сказал очень твердо. А во-вторых, в отличие от тебя, я еще повоюю с отморозками!

— Если ты сейчас вслед за Меркуловым начнешь упрекать меня в слабости…

— Не начну, успокойся! Тебе и по возрасту отставка вроде как положена, и ты уже не раз собирался уходить из органов до… до всей этой истории…

— Следствие по этому делу я поручил «Глории», — перебил Турецкого Вячеслав Иванович. — Дождусь, пока они что-то нароют, и все равно уеду… Не уговаривай меня, Сань!.. Вижу же, что ты собираешься навязать мне руководство ЧОПом… Нет. Пока его возглавил Сева Голованов, дальше будет видно… Но не я!

Александр Борисович подозрительно посмотрел на своего друга, однако к чему можно было бы придраться в его словах, так и не нашел. Поэтому вернулся к разговору о Меркулове:

— Все-таки на Костю ты зря наезжаешь, Славка… Ей-богу, зря! Все, что мог, он сделал, а уж что от него не зависело… На мой взгляд, их версия по этому делу вполне перспективная, хотя и несколько громоздкая. Костя будет держать меня в курсе, вот Иринка немного подостынет, он приедет ко мне и расскажет все что нужно.

— Какие версии у «Глории», я не знаю, — сухо произнес Грязнов. — Я попросил Севу звонить мне, когда будет какой-то результат. Так что, в отличие от твоего Меркулова, поделиться информацией не могу. Уж прости…

— А я и не рассчитывал, — слегка покривил душой Александр Борисович. — Я рассчитывал на другое: если уж не удастся тебя, осла упрямого, образумить, так хотя бы уговорить изредка заглядывать ко мне… Но боже тебя упаси от дурацких извинений!..

— Ладно, Сань… До отъезда зайду точно… Там твоя Иринка, по-моему, под самой дверью топчется…

— Пусть еще немного потопчется, — ухмыльнулся Турецкий. — Ты лучше все-таки скажи, кто, по твоему, за этим всем стоит: действительно террористы или какой-нибудь маньяк-одиночка, обладающий техникой зомбирования? Только не говори мне, что ты над этим не думал…

Вячеслав Иванович поглядел на Турецкого почти сердито и поджал губы.

— Саня, я тебя прошу… — Он болезненно поморщился. — Не могу я об этом думать, понимаешь? Вообще не могу…

— Куча странностей в этом деле… — Александр Борисович словно и не услышал своего друга. — Помнишь, когда ты трудился в МУРе, я слегка помог тебе с одним тоже весьма странным дельцем. Думали тогда, что маньяка ищем, а отыскали простого негодяя, помнишь?

Вячеслав Иванович слегка пожал плечами:

— Ты имеешь в виду дело с исчезновением трупов из морга? Ну помню…

— Ага!.. — Турецкий словно обрадовался. — Причем все трупы были женские, имеющие отношение к роддому, в котором неожиданно резко повысилась смертность при преждевременных родах. Не помнишь на сколько?..

— Примерно две женщины в месяц… — буркнул Грязнов.

— Во-во!.. Жуткое было дельце! Но этот докторишка-убийца маньяком и близко не был, зато был редкостным подонком, торговавшим подпольно плацентой пяти-шестимесячного срока беременности…

— Да помню я! Какой-то идиот шел с ним в паре, омолаживал этой плацентой баб богатых… Тьфу!.. Какого черта ты это вспомнил, Сань? Я тогда еще с месяц кошмары видел: трупы он сам хоронил, чтобы эксперты не обнаружили ядовитую гадость, которой он у женщин преждевременные роды вызывал… Ну и что?

— А то, что, когда все думали, что за этой историей стоит маньяк, у меня было странное такое ощущение, что никакой не маньяк, а незаурядный преступник, помнишь? Потому и стали тогда проверять не морг и его сотрудников, а тот роддом!

— И что? В морге ему тоже какой-то мерзавец санитар помогал.

— А то, Слава, что в этом деле с террористкой у меня в точности такое же ощущение, как тогда, возникает, словно где-то мы делаем аналогичную ошибку… Что-то в нем такое кроется, о чем никто из нас пока не догадывается…

— Ладно, Саня, пора мне… — Вячеслав Иванович резко поднялся со стула. А Турецкий умолк на полуслове, почувствовав, что продолжать и впрямь не стоит. Впервые за все годы их дружбы и совместной работы генерал Грязнов действительно выкинул белый флаг…

Александр Борисович был далек от того, чтобы обвинять Славку в слабости, потому что, возможно, больше всех знал, насколько на самом деле тот был мужественным человеком, понимал, что и это его нынешнее решение потребовало от Вячеслава Ивановича именно мужества — особого, далеко не всем понятного. И еще долго после того, как Грязнов покинул палату, Турецкий с горечью смотрел на закрывшуюся за ним дверь, как будто втайне надеялся, что сейчас она откроется и на пороге появится вовсе не Ирина, а его Славка…

Николай Щербак — светловолосый, не слишком приметный внешне чоповец, несомненно относившийся к числу лучших сотрудников «Глории», припарковал свой старенький «Москвич» неподалеку от белых панельных башен — основной застройки окраинного микрорайона.

Прежде чем отправиться по адресу жившего в одной из упомянутых башен Антона Плетнева, Щербак не только проверил, проживает ли тот на старом месте, но и поговорил с участковым, на территории которого тот, как выяснилось, по-прежнему обитал.