Луиз Пенни - Хороните своих мертвецов Страница 22

– Я стоял на обочине. Машина подвела. Покрышка лопнула. Я как раз ее заменил, и тут подъехала полицейская машина.

– Что же в этом было такого страшного?

Гамаш говорил деловым тоном, заметив, что стресс, паника на другом конце провода немного уменьшились. Еще Гамаш смотрел на секретаря, которая оглядывала большой офис, внезапно взорвавшийся бурной деятельностью.

Установить телефон пока не удавалось.

– Пусть это вас не волнует. Было – и все тут.

– Понимаю, – сказал Гамаш.

Он и в самом деле понимал. На задворках Квебека собирали два больших урожая: кленового сока и марихуаны. Вероятно, пикап был нагружен вовсе не соком.

– Продолжайте.

– У меня на сиденье лежал пистолет, и я знал, что случится. Он увидит пистолет, арестует меня, и вы узнаете… что у меня в машине.

Гамаш подумал: этот человек стрелял в одного полицейского (возможно, убил его), похитил другого, но, похоже, больше всего его волнует, как бы скрыть, что он либо работает на плантации марихуаны, либо владеет ею. Это уже был инстинкт – потребность прятать, скрывать. Лгать. На кону, возможно, стояли сотни тысяч долларов.

На кону стояла свобода.

Для человека, живущего в лесу, одна мысль о годах за решеткой казалась хуже, чем убийство.

– И что же случилось?

Все еще не отследили номер? Невероятно, что на это уходит столько времени.

– Я не хотел. – Судя по голосу, человек снова был близок к истерике. Теперь он упрашивал. – Это была ошибка. Но когда это случилось, я увидел, что там есть еще один, и я взял его на мушку. Я тогда еще не знал, что буду делать. Не мог просто так его пристрелить. Чтобы вот так хладнокровно. Но и отпустить его не мог. И вот привез его сюда.

– Вы должны его отпустить, – сказал старший инспектор. – Развяжите его и оставьте на месте. Можете взять свой пикап и исчезнуть. Только не трогайте Поля Морена.

Его удивило, почему этот человек не спрашивает о состоянии полицейского, в которого стрелял. Он казался таким выбитым из колеи, но так об этом и не спросил. Возможно, просто не хотел знать. Видимо, этот человек привык зарывать голову в песок.

Последовала пауза, и Гамаш уже начал думать, что человек поступит так, как он ему предложил. Главное сейчас – вызволить агента Поля Морена, а убийцу они потом найдут. Гамаш в этом не сомневался.

Но Арман Гамаш уже совершил первую свою ошибку.

Бовуар провалился в сон и уже во сне повесил трубку, сел в машину с шефом, и вместе они помчались в Сент-Агат. Они нашли место, где удерживали Морена, и спасли его. Никто не пострадал, никто не был убит.

Такой сон снился Бовуару. Это сон снился ему все время.

Арман Гамаш подобрал мячик и снова забросил его для Анри. Он знал: пес будет с радостью носиться за мячиком хоть весь день и всю ночь. Да и для Гамаша это было удовольствие. Простые, повторяющиеся движения.

Его подошвы поскрипывали на тропинке, дыхание клубилось в темном, холодном воздухе. Он видел Анри и слышал, как ветерок колышет ветки, стукая их друг об дружку, словно скелет пощелкивает пальцами. И еще он слышал молодой голос. Голос, который не умолкал в его ушах.

Поль Морен поведал ему о своем первом уроке плавания в холодной реке Ямаска и о том, как какие-то хулиганы отобрали у него чемодан. Гамаш слушал о том, как Морены всем семейством ездили в Тадуссак смотреть китов, о том, как Поль Морен любит рыбную ловлю, о том, как у него умерла бабушка. Он слушал о квартире, которую Поль и Сюзанна арендовали в Гранби, о краске для стен, какую она выбрала. Он узнавал о мелочах жизни молодого агента.

И пока Морен говорил, Гамаш опять восстанавливал в памяти цепочку событий. По ночам он давал волю всем тем образам, которые не впускал в сознание днем. У него просто не было другого выхода. Он пытался удержать их за стонущей дверью, но они нажимали, ломились, стучали, пока он не опускал руки.

И вот каждую ночь они с Анри и агентом Мореном отправлялись на прогулку. Анри преследовал мячик. А Гамаша преследовали образы. Побродив с час, Гамаш, Анри, мячик и агент Морен возвращались по Гран-Алле, мимо закрытых баров и ресторанов. Даже пьяных студентов не было видно. Все исчезали. На улицах стояла тишина.

И Гамаш приглашал, просил, умолял агента Морена тоже помолчать. Вот сейчас. Пожалуйста. Голос Морена переходил на шепот, но так никогда и не умолкал.

Глава восьмая

Гамаш проснулся, почуяв манящий запах крепкого кофе. Он принял душ и пошел на кухню, где уже хозяйничал Эмиль.

Они сели за длинный деревянный стол, и старик налил Гамашу кофе. В центре стола стояла тарелка с рассыпчатыми круассанами, мед, джемы и немного нарезанных дольками фруктов.

– Ты видел это?

Эмиль положил перед своим гостем утренний выпуск «Ле солель». Гамаш отхлебнул кофе и прочел заголовок:

Он пробежал заметку. Старший инспектор был достаточно опытен, чтобы не относиться спустя рукава к газетным сообщениям. Пресса нередко находила людей и информацию, которых, возможно, еще не было у полиции. Но в этой заметке он не увидел ничего нового. В основном рассказ о невероятном хобби Рено – искать останки Шамплейна – и о сопутствующей этому хобби привычке бесить других людей. Приводились высказывания главного археолога Квебека Обри Шевре, восторженные отзывы о достижениях Рено, которые, как всем было известно, сводились к тому, что он, словно крот, проделывал ходы в Старом городе и, возможно, наносил ущерб серьезным научным раскопкам. Шевре и Рено ненавидели друг друга, хотя по некрологу в сегодняшней газете догадаться об этом было трудно.

Вот только журналист оказался въедливый – он собрал прежние высказывания Шевре о Рено. И не только Шевре, но и многих других знатоков Шамплейна, историков и археологов. Все они презрительно отзывались о Рено, все глумились над ним, высмеивали его любительский статус. Но то было при его жизни.

Несомненно, что живой Огюстен Рено стал кем-то вроде клоуна. И тем не менее перед теми, кто читал сегодняшние газеты, представал другой образ Огюстена Рено. Перед читателями представал новый образ. Образ человека, которого люди любили, как любят дорогого, хотя и немного свихнувшегося дядюшку. Пусть Рено и заблуждался, но он был человеком страстным. Он любил свой дом, любил свою страну. Квебек. Любил историю и жил ею, отказываясь от всего другого, включая, кажется, и здравомыслие.

Он был безвредным эксцентричным человеком, одним из многих квебекцев, и провинция обеднела, потеряв его.

Теперь, когда Огюстен Рено был мертв, его наконец зауважали.

Гамаш с облегчением увидел, что газета довольно осторожно упомянула о том, где было найдено тело. Хотя и говорилось, что речь идет об уважаемом английском институте, но этим и ограничились. Не высказывалось никаких предположений о том, что в дело вовлечены англоязычные канадцы, о заговоре, о политических или лингвистических мотивациях этого преступления.

Но Гамаш подозревал, что таблоиды будут менее осторожны.

– Это случилось в той библиотеке, верно? Там, где ты работал?

Эмиль разломил круассан, и крошки посыпались на стол. Вчера вечером Эмиль обедал с друзьями, а потому после убийства они с Гамашем еще не виделись.

– Да. В Лит-Исте, – ответил Гамаш.

Эмиль посмотрел на него с шутливой серьезностью:

– Мне ты об этом можешь сказать, Арман. Ты не…

– Не я ли его убил? Нет, я бы не смог убить незнакомого человека. Вот друга…

Эмиль Комо рассмеялся, потом снова посерьезнел:

– Бедняга.

– Да, бедняга. Я ведь был там. Инспектор Ланглуа позволил мне присутствовать при первых допросах.

Пока они ели, Гамаш рассказывал Эмилю о прошедшем дне, а его наставник то и дело задавал короткие вопросы.

Наконец Эмиль Комо откинулся на спинку стула, утолив голод, но не любопытство.

– Что ты об этом думаешь, Арман? Англичане что-то скрывают? Зачем им просить тебя о помощи, если им нечего бояться?

– Вы правы, они боятся. Но не потому, что они что-то совершили. Они боятся того, как это выглядит.

– И не без оснований, – заметил Эмиль. – А что там делал Рено?

«Важный вопрос, – подумал Гамаш. – Может быть, не менее важный, чем вопрос о том, кто его убил. Почему он оказался в Литературно-историческом обществе?»