Николай Леонов - Пуля из прошлого Страница 23

– Они могли и не быть знакомы, – вставил Крячко.

– Могли, конечно! Но почему тогда репортер Артемов сел с ним за один столик? Ведь внешне Костырев имел вид довольно сомнительный. Правда, заметно, что он привел себя в порядок, даже побрился, но все равно! Ведь в кафе было много других свободных мест – зачем журналисту понадобилось садиться именно с Костыревым?

– Может быть, Костырев к нему подсел, – продолжал высказывать предположения Крячко.

– А зачем он вообще туда приперся, этот Костырев? – снова с нажимом спросил Гуров. – Без денег, заметь. На что он рассчитывал? На милостыню? Да его тогда из кафе сразу спровадили бы.

Орлов, нахмурившись, слушал.

– Я понял! – возбужденно воскликнул Крячко. – Все просто! Репортер писал статью о бомжах! Ну, или о сильно пьющих людях… Поэтому пригласил этого Костырева и пообещал заплатить за его обед.

– Допустим, – кивнул Гуров. – Допустим, что так и было, тем более что выглядит и впрямь правдоподобно, и я сам об этом думал. Но тут выходит одна нестыковочка. Где тогда у репортера камера? Или, на худой конец, фотоаппарат? Блокнот, ручка, в конце концов… Почему у него при себе ничего этого нет? Почему у него найдено только журналистское удостоверение? Как он собирался готовить репортаж с пустыми руками?

Гуров говорил очень эмоционально, что, вообще-то, было ему не свойственно. Он словно выплескивал мысли, накопившиеся у него за какое-то время, и Орлов подумал, что Лев, наверное, и дома размышлял над этим делом. Может быть, даже до глубокой ночи. Он знал: если Гуров чем-то заинтересовался, будет ломать голову, пока не найдет ключ к разгадке. И зря Орлов вчера подумал, что Крячко с Гуровым только и мечтают о том, как бы поскорее уехать домой со службы и выбросить из головы все дела. Оба они любили свою работу, бывшую порой совсем неблагодарной, и генерал-лейтенант в который раз убедился, что зря порой грешит на своих сыщиков. Правда, он все равно был убежден, что убийство в кафе произошло из-за чьей-то важной фигуры, но сейчас был рад, что Лев думает о деле постоянно, и слушал его не без интереса.

– А действительно, – медленно произнес Крячко, запуская ладонь в свою нестриженую шевелюру, – мы как-то упустили это из виду…

– Я поначалу – тоже, но просто потому, что пострадавших было слишком много. Глаза, что называется, разбегались, – признался Гуров. – Теперь же, более-менее разобравшись, я считаю правильным проверить Костырева и Артемова. Были ли они знакомы?

– Лева, – подавив вздох, сказал Орлов, – я рад, что ты работаешь. И даже прошу у тебя прощения за сказанные вгорячах слова. Но я тебя прошу, подумай еще! Не может быть, чтобы этот пьющий человек был тут при делах. Кому нужен сильно пьющий человек, без денег и даже сотового телефона? Это нелогично, Лева.

– Нелогично, – согласился Гуров. – Но в этом деле вообще много нелогичных вещей. Не стану сейчас их все пересказывать, просто хочу проверить этот вариант.

– И как ты собираешься его проверять? – спросил Крячко. – С чего начинать?

– А вот давай мы с тобой сейчас съездим в редакцию, где работал Артемов, и спросим, над каким материалом он трудился в последнее время. Если действительно писал статью об алкоголиках или людях с трудной судьбой, значит, тут все можно считать ясным – они встречались с Костыревым по делам. Правда, остается непонятным, где его камера и прочие причиндалы, но, возможно, как раз в редакции нам дадут ответ и на этот вопрос. Словом, как ни крути, а в редакцию ехать придется.

– Поехали! – Станислав быстро поднялся с кресла.

– Ох, блин! – прозвучал в спину сыщикам глубокий вздох. – Нет бы Богатенко заняться всерьез или, на худой конец, немкой с ее попами, а они…

Редакция газеты «Вестник» размещалась на седьмом этаже восемнадцатиэтажной башни. На входе у Гурова и Крячко потребовали пропуск, но молча предъявленные удостоверения полковников вполне удовлетворили пожилую женщину сурового вида. Гуров с Крячко прошли к лифту, и, пока он вез их на седьмой этаж, Лев сказал:

– Хорошо бы пообщаться не только с его шефом, но и со всей журналистской братией. Это народ шустрый, они обычно много чего знают.

– Или не знают, но наговорят с три короба, – тут же откомментировал Крячко. – Честно говоря, не люблю я эту братию! Вспомни, Лева, сколько мы из-за них натерпелись за годы службы?

– Ну, не все журналисты одинаковы, – возразил Гуров.

– И все-таки я был бы с ними поосторожнее, а то завтра же появятся статьи об убийстве журналиста, который готовил компромат на сотрудников МВД… Да-да, чего ты на меня так смотришь? Я не удивлюсь! – убежденно тряхнул лохматой головой Станислав.

– Будем надеяться, что до этого не дойдет, – улыбнулся Гуров. – Я побеседую с главным редактором и официально запрещу давать какие-либо репортажи на эту тему до выяснения всех обстоятельств.

– Плевать они хотели на твои запреты! – буркнул Крячко, который и в самом деле относился к журналистам, мягко говоря, без симпатии, а порой даже слишком предвзято.

Гуров, признаться, и сам не любил таких карьеристов, которые ради популярности и славы могут написать любую пакость. Но рвачи встречаются в любой профессии, и по этой причине он старался быть объективным.

Редакция занимала три комнаты. В одной сидели собственно «работники пера», в другой проходила верстка, а третья принадлежала администрации. И именно дверь третьего кабинета сейчас была заперта, посему Гуров с Крячко отправились, что называется, в народ. Станислав заранее набычился и приготовился дать отпор на любое проявление любопытства.

Обстановка в редакции была довольно вялой и при появлении полковников не очень-то оживилась. Только когда Гуров сообщил, что они опера по особо важным делам, приехали из МВД, чтобы побеседовать об их коллеге, в кабинете повисла тишина, в которой явно угадывался интерес.

– Мы пока что просим вас просто рассказать о своем коллеге Григории Артемове, – вежливо произнес Гуров, усаживаясь на свободный стул. Крячко, для которого места не нашлось, прошел к окну и, упершись ладонями, запрыгнул на подоконник.

– А… с ним что-то случилось? – спросила миниатюрная, довольно хорошенькая девушка в светлых кудряшках, глядя на Гурова и Крячко немного испуганно.

– Он умер, – коротко ответил Гуров. – Ответьте, пожалуйста, на наш вопрос.

Теперь тишина повисла на более долгое время, минуты на полторы. Все словно окаменели, а потом вдруг заговорили как-то разом, хором, возбужденно и вразнобой.

– Я знал, что это добром не кончится! – кричал долговязый парень в очках. – Он слишком часто совал нос не в свое дело!

– Да брось ты, какое дело, – морщась, возражал ему другой, черноволосый и смуглый. – Он сроду делом не занимался!

– Юра, ты несправедлив, – дрожащим голоском вмешалась девушка. – Гриша много работал!

– Работал? – с нескрываемой иронией в голосе спросил смуглый. – По-моему, он только мешал другим это делать.

– И все-таки он был хороший парень, добрый! – стояла на своем девушка.

– Парень – да, хороший, – согласился смуглый Юра. – А журналист плохой.

– Ну, разве можно сейчас так говорить? – Девушка вдруг всхлипнула и, достав из сумочки платок, быстро вышла из кабинета.

– Любовь? – приподняв бровь, спросил с подоконника Крячко, кивая ей вслед.

– Что? – не понял Юрий. – А, нет, что вы! Маша просто очень впечатлительная натура. Никакой любви с Артемовым у них и в помине не было. У него вообще, кажется, с личной жизнью был напряг.

– Точнее, ее полное отсутствие, – поправил его долговязый парень в очках, который тут же представился: – Виталий Дорошин, новости культуры…

– Очень приятно, – склонил голову Крячко, стараясь говорить предельно вежливо. – Я всегда с огромным интересом слушаю новости культуры.

– Расскажите, пожалуйста, об Артемове, – попросил Гуров.

– Да мы, кажется, все уже рассказали, – пожал плечами Юрий. – Кстати, моя фамилия Ширяев.

– А моя – Крячко, – тут же сказал Станислав. – Не слышали?

– Простите, не доводилось, – серьезно произнес Ширяев.

– Как же так? Неужели в российской культуре не упоминается мое имя? – искренне удивился Крячко.

– Я, вообще-то, занимаюсь социальными проблемами, – развел руками, словно извиняясь, Юрий.

– Давайте вернемся к Артемову, – вмешался Гуров, бросая на Крячко неодобрительный взгляд и делая ему знак не перегибать палку.

Станислав даже ухом не повел. Он ухмыльнулся и поерзал, поудобнее устраиваясь на подоконнике.

– Значит, Артемов был слабым журналистом? – уточнил Гуров.

– Откровенно! – категорично заявил Ширяев. – Мы вместе журфак заканчивали, я ему еще тогда говорил: мол, Гриша, подумай, может быть, тебе лучше чем-то другим заняться? Но он горел журналистикой, постоянно искал сенсационный материал…

– Кстати, а каким материалом занимался Артемов в последнее время? – спросил Крячко.