Стивен Соломита - Взмах ножа Страница 23

— Ничего из этого не выйдет, и ты сам знаешь. Если ты хочешь, чтобы Бауманн помог, надо сделать так, чтобы на волю он вышел законно, а когда окажется на свободе — тут уж ищи ветра в поле. Он же не из трусливых, сам говорил. Вот послушай: у меня в предварилке сидит некий Питер Чанг, который стучал мне до тех пор, пока Френки Розен не посадил его за пару унций дури. Он не может внести залог и ждет, чтоб, я ему помог. Давай предложим Бауманну сделку, но обвинение сразу не снимем. Посадим ему Чанга, пусть они покорешатся или даже станут любовниками. Затем оттуда Бауманн представляет Чанга «Бродягам». Чанг выходит под залог, собирает деньги у ростовщиков его родного Чайнатауна и возвращается в дело, покупает товар в шайке своего кореша — тут мы как раз и подоспеем. — Мудроу помолчал. — Ведь если Бауманна выпустить, даже я ничего не смогу сделать.

Эпштейна раздирали сомнения, но совсем другого рода. Он позволил Мудроу увлечься делом и дернул за крючок раньше, чем рыбка попалась.

— Детали потом. Твой план, конечно, лучше, но, когда съездишь к Бауманну, ты его усовершенствуешь. Самое главное сейчас — поехать в Вермонт и заставить Бауманна работать на нас. И ты это сделаешь. Сколько это займет? Два дня? Три? Рите передай привет.

Глава 11

Каждый человек чего-то боится. Даже закаленные в боях военачальники — люди, постоянно посылающие других на смерть, видевшие изувеченные тела от бомб, руки и ноги, которые валяются рядом с туловищем, люди, пережившие все это и привыкшие обедать среди этой бойни, — они тоже боятся и прячут свой страх от боевых товарищей. Тот страх, который не может отвлечь их от мыслей о собственной смерти.

Стенли Мудроу не составлял исключения. Он тоже был уязвим, но, как ни странно, страх, который испытывал он, не имел ничего общего с опасностью работы в полиции. Он не боялся безумного убийцы, который идет прямо на него, размахивая ножом. Он не боялся черного борца за права негров, всаживающего пулю за пулей в его неподвижное тело. Даже пожары, внезапные и беспощадные, когда полицейские должны эвакуировать жильцов, — истинный кошмар для всякого, кто представляет, с какой скоростью распространяется огонь, — не пугали Мудроу. Он был на десятках пожаров, несколько раз получал ожоги, правда легкие, и без колебаний снова входил в горящий дом.

Нет, по счастью, его страхи не были связаны с его работой. Как и большинство из нас, Мудроу владел своими эмоциями. Однако случалось, что ему тоже приходилось с ними бороться, как и нам. Это бывало не часто. Например, когда приходилось заниматься вербовкой и ехать для этого в другой город. Дело было в том, что Мудроу ненавидел самолеты. Проблемы для него возникали не при посадке и не в воздухе. Самыми ужасными были последние секунды перед взлетом. Когда самолет медленно выкатывался на взлетную полосу, а моторы начинали оглушительно реветь, пот прошибал Стенли Мудроу, низвергаясь чуть ли не струями и оставляя огромные темные пятна на его коричневом пиджаке. Затем, когда самолет совершал рывок, сержант что есть сил хватался руками за подлокотники, пытаясь удержаться в кресле. Он знал, что это бесполезно и что, как только машина оторвется от земли, она накренится именно на тот бок, где сидит он, болтаясь в кресле, как игральная кость в руке игрока-недоумка. Так что час, который Мудроу проторчал в зале ожидания, был разминкой перед серьезной выпивкой на борту.

Полное отсутствие энтузиазма в сочетании со страшной головной болью — вот что такое был Мудроу, когда он предстал перед капитаном Джошуа Мак-Даугалом в управлении полиции города Бреттлборо. Капитан был лет пятидесяти, тощий, как жердь, череп хрупкий, обтянутый прозрачной кожей. Он сидел, закинув ногу на ногу, — само воплощение новоанглийской элегантности. Уголкам своих тонких бледных губ капитан позволил растянуться в улыбке, демонстрируя тем самым все свое презрение к Нью-Йорку и ньюйоркцам.

— Да, кап… Простите, лейтенант Мудроу. Чем могу служить?

— Сержант Мудроу, — поправил Стенли. Он явно не успел протрезветь.

Капитан Мак-Даугал собрал на столе бумаги и всмотрелся в мутные глаза сержанта.

— Совершенно верно. Сержант Мудроу. Чем могу служить?

— Разве вам не звонил капитан Эпштейн? Он сказал, что обо всем договорится. Насчет Френки Бауманна.

— Ах, да. Теперь вспомнил. Он, хотел, чтобы я разрешил перевод мистера Бауманна в Нью-Йорк.

— Да. Мы с него живого не слезем.

— С живого?

— Да, живым он не выйдет. Он тянет на тридцать пять.

Мудроу не знал, насколько Мак-Даугал в курсе дела, и потому не хотел говорить о том, что они задумали.

Мак-Даугал наклонился вперед — так проголодавшийся щенок тянется к миске с молоком.

— Похоже, это будет непросто. Нам тоже хотелось бы, чтобы мистер Бауманн понес наказание.

— За что? За пару граммов кокаина? Какой смысл? — Мудроу часто дышал.

— Пара граммов кокаина, — усмехнулся капитан. — Уверен, что для Нью-Йорка это пустяки, но в Бреттлборо это серьезное преступление.

Мудроу ерзал в кресле, не сводя глаз с Мак-Даугала, неправдоподобно статичного. Сержант пытался понять, чего добивается этот вермонтский детектив, если он и вправду добивается чего-то.

— Сколько он получит в Вермонте?

— Получит? — резко переспросил капитан.

— Какой срок? — Мудроу повысил голос, хотя и старался сдержать раздражение. — Какой срок он получит в Вермонте за пару граммов кокаина?

— Понимаю. Думаю, что года два тюрьмы.

— Два года? Я засажу его навсегда.

— У вас, безусловно, еще будет такая возможность. Как только он выйдет из вермонтской тюрьмы.

— Да вы что? — взорвался Мудроу. — Через два года не останется ни одного свидетеля, ни одного доказательства. Вы можете выпускать его прямо сейчас в таком случае. — Несколько секунд он ничего не мог сказать, потом его прорвало: — Вы хоть знаете, что он сделал? Слышали? Он решил, что подружка задумала сдать его федералам, хотя у нее и мыслей таких не было. Пришел в бар на Шестой авеню и прирезал. Не говоря ни слова. Ни единого слова. Раз пятьдесят ковырнул ножом. Мелкие такие порезы, кончиком ножа. Но вы знаете, что это такое — множественное ранение. Убил ее на глазах пятнадцати свидетелей. Теперь вы можете понять, что ни один из этих свидетелей не горит желанием выступить в открытом судебном разбирательстве, где находятся его друзья, и все такое. Но я умею убеждать и могу выдвинуть трех человек, готовых свидетельствовать против него. И сейчас, а не через три года. Тогда это будет бесполезно. И знаете еще что? Я был в том баре пару дней назад. Это старый бар, и пол там дощатый, — так он просто пропитан кровью. Все его дружки ошиваются там и никому не позволяют наступить на пятно, чтобы сохранить его для будущих поколений.

Мак-Даугал терпеливо выслушал тираду Мудроу.

— Очень трогательно, сержант. Жаль, что вы не поймали его до того, как он переехал в наш город. Так или иначе, мы намерены судить мистера Бауманна здесь, в Вермонте.

— Какой же вы после этого полицейский?

— Я не собираюсь больше выслушивать ваши грубости, хотя и был к ним готов. Будем считать, что разговор закончен.

— Могу я хотя бы допросить его?

Мак-Даугал усмехнулся.

— Надеюсь, вы его не украдете?

— Мы, кажется, все выяснили.

— Скоро он будет готов к допросу.

Мудроу вышел, не сказав ни слова. Мак-Даугал абсолютно прав. Спорить было бесполезно. Потом он позвонит Эпштейну, чтобы поручить дело юристам. А пока прощупает Бауманна на случай, если штат Вермонт решит отпустить его.

Настроение Мудроу нельзя было назвать радужным, когда он пересекал большую парковку для автомобилей, разделявшую здание, где находился кабинет Мак-Даугала, и городскую тюрьму. Не улучшилось оно и при встрече с партнером Бауманна Анджело Паризи, нагнувшимся над багажником своего «понтиака», откуда он вытаскивал запасное колесо. То, что случилось дальше, подняло настроение сыщика ровно настолько, чтобы считать утро сносным. Когда Мудроу поравнялся с ним, Анджело, обкурившийся до чертиков, поднял глаза и узнал сержанта.

— Так, так, — сказал он с вершины своего блаженства. — Это кто же к нам приехал? Первая сволочь Нижнего Ист-Сайда?

Мудроу на секунду остановился, чтобы обдумать ситуацию. Во-первых, от вербовки Бауманна уже придется отказаться, потому как о том, что Мудроу здесь и для того именно, чтобы допросить Бауманна (а он мог оказаться в Бреттлборо только по одной причине), Анджело растрезвонит повсюду, и Бауманн потеряет какое-либо доверие в преступных кругах. Во-вторых, Мудроу понимал, что в Бреттлборо он не полицейский, а частное лицо и подчиняется законам наравне с остальными гражданами. Однако он повернулся так, чтобы оказаться лицом к лицу с обкуренным Анджело Паризи, и улыбка его ничего хорошего не предвещала.