Фридрих Незнанский - Исполняющий обязанности Страница 24

Чуточку взволнованным голосом она объяснила, что показания, данные гражданкой Еропкиной Ксенией Никифоровной, были сняты с нее формально и по этой причине не могут удовлетворить следствие. Вот и вынуждена она теперь терять драгоценное служебное время на повторение вопросов.

Но Иван Захарыч был неумолим, можно подумать, что он обладал особой какой-то властью над прочими смертными. Он заявил, что никакого нового допроса не допустит и по этому поводу готов немедленно звонить в ту организацию, которая прислала Галю.

— Сделайте одолжение, — немедленно и охотно согласилась Галя. — Только вам придется сделать не один, а два звонка, но вы не волнуйтесь, я продиктую оба телефона. Первый — это помощник генерального прокурора России Турецкий, а второй заместитель директора Департамента уголовного розыска МВД России генерал Грязнов. Будете записывать номера или так запомните?

Громогласный хозяин еще немного подумал и заявил:

— Ну хорошо, в конце концов, чтобы не отвлекать подобными мелочами занятых людей, вы можете задать ей, — он обернулся к бабке, — свои вопросы. Это устроит?

— Так точно, — ответила Галя и добавила: — Если вы считаете женщину несовершеннолетней либо неспособной отвечать за свои слова и действия, можете лично присутствовать при допросе.

— Мне это совершенно ни к чему, — ответил хозяин уже вполне нормальным тоном. — Можете вместе с бабой Ксюшей пройти на кухню. Только это… — он брезгливо взглянул на ноги Романовой, — пальто снимите и сапоги, вон есть тапочки…

Галя сняла верхнюю одежду, сапоги — вполне хорошие еще, во всяком случае надраенные до блеска, и прошла за бабкой на кухню. Там села на поданный ей стул, разложила на столе листы протокола и задала первый вопрос:

— Вот в прежнем протоколе сказано, что вы, находясь в служебной конторке, не слышали взрыва. Объясните, чем вы в тот момент занимались, если не слышали, когда все жильцы показали, что взрыв был такой силы, что даже дом качнуло?

— Вздремнула, наверное, — честно призналась та. — Ходють цельный день без конца туда-сюда. Вот глаза от ихних хождений сами и смыкаются. А что качнуло, не то чтобы не слышала, а только потом сообразила, когда народ-то побежал да милиция понаехала. Да, стало быть, качнуло, было такое. Я тоже говорила, да, может, они не записали.

— Кто — они?

— Да там молодой такой был вроде тебя, девонька.

— Кого из посторонних, не проживающих в вашем доме, вы видели незадолго до взрыва входящими в ваш дом?

— Дак это… Я их и не пускала.

— Значит, вы можете утверждать, что ни одного незнакомого человека не пустили в дом?

— Ну… могу, а чего?

— А таковые были?

— Дак я, считай, всех знаю, которые ходють! Из ЖЭКа которые, сантехник, электрик, этот еще… забыла. Телефонный мастер, он на девятый приходил, к Ляксеевым же, да!

— В какое время?

— А днем, точно, вспомнила, был такой. Сказал, что Ляксеев и вызвал.

— А где в это время был сам Алексеев? — спросила Галя, вдруг почувствовав, что, кажется, становится «горячо».

— Так он и был дома уже. Приехал, значить.

— А у вас не принято звонить жильцу, проверять, был ли вызов?

— Дак то ж Ляксеев! — со значением произнесла фамилию бабка. — Чего ж его-то проверять? Он сердитый.

— Как выглядел тот телефонист? Можете вспомнить и описать максимально подробно?

— Максимально-то нет, милая, ты чего, куда мне. А так обыкновенный. Нос, два уха… Худой больно и старый. Я еще удивилась, чего это он работает, не на пенсии? А он с чемоданчиком прошел к лифту и уехал наверх.

— А когда ушел?

— А вот как уходил, не видала, милая. Может, в квартире у Ляксеева работал?

— Хорошо, этот факт я проверю. Но вы точно этого телефонного мастера прежде не видели?

— Да уж чего я, совсем, что ль, милая? — возмутилась было бабка. — Говорю, не видела!

— А вам известно, что, возможно, этот ваш неизвестный мастер приходил, чтобы убить Алексеева? Взорвать его!

— Да ты чего?! Скажешь такое! Может, еще думаешь, я его нарочно пустила?

— Вы говорите глупость! — раздался властный голос из коридора. Видно, хозяин подслушивал разговор и вот не выдержал. — Это чушь! Можете так и заявить своему начальству! — добавил он, выходя в кухню. — Убита была Татьяна Васильевна, супруга его, а не он сам!

— Да что ты говоришь такое, Иван Захарыч?! Да как же оно можно, Татьяну-то Васильевну — за что? Ай, господи, грех какой! — всполошилась бабка, будто впервые услыхала об этом.

А может, она и в самом деле того? С выкрутасами в мозгах?

— Почему вы так уверены? — повернулась к хозяину Галя. — А вот сам Алексеев категорически утверждает обратное! И мы работаем именно над этой его версией! — запальчиво произнесла она.

«Пусть все в доме знают об этом, — подумала Галя. — Еще встретить парочку таких вот Захарычей, и весь дом будет в курсе дела. А значит, и Алексеев наконец успокоится, узнав, что вышло по его требованию…»

И еще она подумала, что Александр Борисович, видимо, был прав, указав на худощавого исполнителя. Надо бы только узнать о нем побольше. Возможно, кто-то еще видел его в доме, так что надо бы составить фоторобот преступника.

Хозяин пробурчал под нос что-то сердитое и покинул кухню.

Нарываться самой на свирепого Алексеева Гале совсем не хотелось, она была готова предоставить эту радость любому из своих начальников. Да, впрочем, его и дома наверняка не было — рано еще.

Она поблагодарила Ксению Никифоровну, дала ей расписаться на листе протокола и ушла. Решила пройтись по всем этажам, может быть, кто-то еще видел пожилого телефониста. А потом надо будет зайти на районную телефонную станцию и узнать про мастера, не исключено, что там ни о каких вызовах в квартиру Алексеева не слышали и этот человек как раз и может оказаться тем самым исполнителем-взрывником…

Отчасти Гале Романовой повезло, отчасти — нет.

Большинство из тех немногих жильцов, которые находились не на работе, не видели худощавого, пожилого мастера с телефонной станции с чемоданчиком. В основном расспрашивать приходилось стариков-пенсионеров. И вот среди них нашлись двое таких, что действительно смогли что-то сказать.

Один пожилой мужчина с десятого этажа вспомнил, что, когда он выносил из квартиры целлофановые пакеты с хламом, чтобы опустить их в мусоропровод, он услышал, как резко и противно заскрежетала крышка закрываемого, видимо, этажом ниже мусоропровода, хотя гула от падения брошенного в него мусора не было слышно.

А второй, его же возраста мужчина, отдыхал у входа в подъезд на лавочке и видел, как из арки появился пожилой человек в куртке, на спине которой было написано белыми буквами полукругом: «Телефонная служба». И был у него еще потертый чемоданчик в руке. Сейчас подобные редко кто уже носит. Коричневый такой, небольшой чемоданчик с металлическими наугольниками. Запомнилось, что мелькнула мысль: смотри-ка, старый уже, а все вынужден работать. Вот она жизнь наша нынешняя — неблагородная, нет, никакого уважения к возрасту. А этот, видно, серьезно болен — до того худ, прямо до истощения. Но вот лицо его жилец почему-то не запомнил. Такое оно и было — простое, морщинистое, незапоминающееся. Разве что глубокие складки у носа и сам нос — висячей грушей. Похож на вышедшего из запоя алкоголика. Но шел прямо, не горбился, и движения были уверенные. Такой вот парадокс, понимаешь…

Записав номер телефона и фамилию жильца, Галя вежливо предупредила старика, что его помощь может понадобиться следственным органам при составлении фоторобота этого человека, который подозревается в совершении преступления. Дед начал немедленно отказываться, говоря, что он нетранспортабельный, что рисовать не умеет, да и рассказчик из него никудышный, но Галя похвалила его за наблюдательность и ушла поскорее. Все-таки это была удача.

Дожидаться возвращения с работы Георгия Витальевича Алексеева она не стала, на это мог бездарно уйти весь день. Проще было тому же Александру Борисовичу либо Вячеславу Ивановичу позвонить важному чиновнику на службу и прояснить вопрос с телефонистом.

Сама же Романова отправилась в районный телефонный узел.

Но там, как скоро выяснилось, не работал телефонист, которого, со слов свидетелей, описала Галя. Впрочем, она в этом и не сомневалась.

4

Вячеслав Иванович долго копался в своей старой записной книжке. И так ее листал, и этак. Ворчал что-то под нос, наконец ткнул пальцем:

— Вот! Я же говорил? — удовлетворенно сказал самому себе.

Кому он и что говорил, понять было невозможно, поскольку в кабинете он находился один.

Еще какое-то время ушло на телефонные переговоры, выяснения, какие номера пришли на смену старым, и вот после очередного набора цифр, которые Грязнов тщательно вписал, вместо забеленных замазкой старых, абонент отозвался: