Джордж Пелеканос - Ночной садовник Страница 25

— Что еще?

— Он выглядел расстроенным, — сказал Диего и, нервно потерев ладони, заговорил тише. — Мы его окликнули, но он не остановился. Жалко, что он не остановился, папа. Я не могу забыть, какой у него был вид. Я все время думаю, если бы мы его остановили и он бы поговорил с нами…

— Подойди сюда, Диего.

Диего встал, Реймон притянул сына к себе и обнял. На несколько мгновений Диего крепко прижался к нему. Напряжение спало.

— Со мной все в порядке, папа.

— Ну ладно, сынок.

Диего сделал шаг назад.

— Ты будешь вести это дело?

— Нет. Его взял другой парень. — Реймон пригладил усы. — Но, Диего, мне хотелось бы кое о чем тебя спросить.

— Спрашивай.

— Мог быть Аса замешан в чем-либо, о чем нам следовало бы знать?

— Вроде наркотиков?

— Прежде всего мы должны выяснить, мог он быть замешан в чем-либо криминальном, поэтому я спрашиваю тебя: в принципе Аса мог впутаться во что-нибудь такое?

— Насколько мне известно, нет. Я сказал, последний год мы не очень часто общались. Но если бы я знал, что он в чем-то замешан, я бы тебе, конечно, сказал.

— Знаю, что сказал бы. В любом случае, мы об этом еще поговорим. Ладно, читай свою книжку. И одновременно слушай музыку, если тебе так нравится.

— По правде говоря, я не читал.

— Серьезно?

— Папа, у меня сегодня опять неприятности.

— Что случилось?

— У нас была учебная пожарная тревога, и когда мы стояли на улице, один парень рассказал мне анекдот, и я засмеялся.

— Ну и что?

— Я хочу сказать, громко засмеялся, вслух. И меня на целый день отстранили от занятий.

— Из-за того, что ты смеялся вне школы?

— Ну, мы же были вроде как на учениях, и перед этим директор выступил по внутренней связи и всех предупредил. Я знал, что этого нельзя делать, но не мог сдержаться. Я просто лопался от смеха.

— Наверное, смеялся не только ты.

— Конечно. Многие смеялись. Но их мистер Гай не трогал. Он прицепился только ко мне.

— Не переживай, — только и мог сказать Реймон.

Стиснув зубы, он вышел в коридор.

Холидей наливал водку поверх льда, стоя в маленькой кухне у стойки, облицованной прочным огнеупорным пластиком. Заняться было нечем, оставалось только пить.

Он не любил смотреть телевизор, за исключением спортивных программ, а чтением он и в молодости не увлекался. Ему приходила в голову мысль найти себе какое-нибудь хобби, но он с подозрением относился к мужчинам, у которых оно имелось. У него было чувство, что они занимаются ерундой, в то время как могли заниматься чем-то полезным. Существовали задачи, которые нужно было решать, и цели, которых нужно было достичь, а взрослые мужики бегали за маленькими белыми мячиками, карабкались по скалам и, как дети, катались на велосипедах, напяливая на себя дурацкие шлемы. Все они напоминали ему мальчишек в ковбойских костюмах.

Сегодня вечером Холидей не прочь был бы поговорить с кем-нибудь. Ему необходимо обсудить кое-что, но это были скорее вопросы полицейского характера, а они выходили за рамки обычного трепа в баре. И Холидей никак не мог придумать, кому бы он мог позвонить.

У него было мало друзей и ни одного, которого он мог бы назвать близким. Полицейский, с которым они изредка выпивали, Джонни Рамирес, взрывной парень, но вполне подходил для того, чтобы время от времени попить с ним пива. Он знал некоторых соседей, но лишь настолько, чтобы поздороваться с ними утром, когда они спешили к своим машинам и ожидавшим их такси, но, пожалуй, никого из них он не мог пригласить к себе домой. Он жил на авеню Принца Георга и был наверняка не самым последним из белых в этом округе, но порой он чувствовал себя именно таким. Парни, которых он знал раньше, теперь жили в северной части округа Монтгомери, или в Чарльз-Каунти, или вообще уехали из района. Время от времени он сталкивался со старыми знакомыми, черными парнями, вместе с которыми ходил в среднюю школу Элеоноры Рузвельт. Теперь они обзавелись семьями. Встретившись, они разговаривали пару минут, наверстывая двадцать прошедших лет, и снова расставались. Знакомые, объединенные общими воспоминаниями, но не настоящие друзья.

Конечно, у него были женщины. Он всегда легко сходился с ними. Но такой, с которой бы хотелось проснуться в своей постели, не было. Его дни были такими же пустыми, как и ночи.

Сегодня днем Дэн Холидей возил некоего Симуса О'Брайена, который в конце 90-х, создав техническую фирму и заработав хорошие деньги, купил команду НБА. Этот О'Брайен приехал в Вашингтон для встречи с юристами, а также для того, чтобы сфотографироваться с группой школьников чартерной[36] школы, расположенной на восточном берегу Анакостии. Он привез им постеры, подписанные одним из игроков, результативным полузащитником, который окончил среднюю школу в Истерне. О'Брайен больше никогда не увидит этих детей и не будет принимать участия в их жизни, но фотография, запечатлевшая его с группой улыбающихся черных ребятишек, будет давать ему чувство согласия с миром. Ну и, конечно, она будет хорошо выглядеть на стене его кабинета.

Холидей слушал, как мужчина на заднем сиденье автомобиля разглагольствовал о ваучерах, о молитве в школе и о своем желании оказывать влияние на культуру нации, ведь чего стоят деньги, если они не используются на благое дело? Его сентенции были приправлены упоминаниями Господа и Иисуса. Холидей услужливо переключил радио на христианскую станцию «Созвездие Рыб», которая передавала современную музыку для взрослых, но после одной песни О'Брайен попросил его найти новости.

Таким был его день. Он возил богатого человека с одной деловой встречи на другую и в конце концов отвез в аэропорт. Приятный звон мелочи, но нуль в графе достижений. Именно поэтому по утрам его глаза никогда не раскрывались с сознанием абсолютной готовности, как это было, когда он служил в полиции. В те времена он с нетерпением ждал каждого нового рабочего дня. Нельзя сказать, что он ненавидел свою нынешнюю работу; но она была поездкой без места назначения, по сути, пустой тратой времени.

Холидей взял стакан, захватил пачку сигарет и вышел на балкон. Открылся вид на автомобильную стоянку и дальше, на заднюю стену магазина «Хектс». Где-то ругались мужчина и женщина. Пофыркивая двигателями, одни машины заезжали на стоянку, другие проезжали мимо, слышались писклявые трели мобильных телефонов, которые порой заглушали звуки популярных мелодий и басовитую скороговорку рэпперов.

Холидей слышал эту какофонию, но она не мешала ему, и он продолжал сосредоточенно думать о человеке, который мог бы выслушать рассказ об убитом на Огелторпе подростке. Холидей потягивал напиток, размышляя о том, жив ли еще этот человек.

За ужином Реймон и Регина выпили бутылку вина, а потом открыли и вторую, чего обычно не делали. Они много говорили о смерти приятеля своего сына, и в какой-то момент Регина всплакнула, не только жалея Асу и его родителей, с которыми она была не очень близко знакома, но и жалея саму себя, потому что представила, каким бы страшным и сокрушительным ударом была бы для нее подобная потеря.

— Бог накажет меня за эгоизм, — сказала Регина, вытирая слезы с лица и смущенно улыбаясь. — Вот чего я боюсь.

— Это совершенно естественное чувство, — ответил Реймон, так и не сказав ей, что сам постоянно испытывает страх за своих детей.

В постели они целовали и обнимали друг друга, но не делали попытки заняться любовью. Для Джуза страстный поцелуй всегда был прелюдией к чему-то большему, но только не в эту ночь.

— Бог плачет, — сказал Реймон.

— Что?

— Так сказал Терранс Джонсон. Мы стояли на заднем дворе, когда пошел дождь. Представляешь?

— Вполне естественно, что он подумал о Боге.

— Мне кажется, когда твой ребенок умирает таким образом, ты или полностью утрачиваешь веру, или в гневе отворачиваешься от него.

— Терранс теперь будет чаще обращаться к Богу, и вера его только укрепится. Вот что такое настоящая вера.

— Ты говоришь, как Ронда.

— Мы, черные женщины, довольно религиозны.

— Регина…

— Что?

— Ты знаешь, Аса, его имя… оно пишется и читается одинаково вперед и назад. Это палиндром.

— Ну да.

— Ты ведь тогда уже служила в полиции, когда в Саут-Исте случились убийства подростков.

— Я тогда еще была стажером. Но да, я помню.

— Тех детей тоже нашли в общественном саду. Все они были застрелены в голову.

— Думаешь, здесь есть связь?

— Об этом надо подумать на свежую голову. Думаю пойти завтра в архив.

— Это завтра. А сейчас не думай об этом.

Через некоторое время Реймон сказал:

— Диего вроде бы в порядке. Он никогда этого не забудет, но справляется с чувствами неплохо.

— У него вообще был тяжелый день сегодня. Они снова отправили его домой.