Андрей Кивинов - Испытательный срок Страница 26

— Леня, отбой! — крикнул Рома, направляясь следом. — У нас дела срочные. Играйте пока без нас.

В раздевалке Глеб подошел к своему шкафчику, опустился на скамью. Попыток достать пистолет не предпринимал. Хотя пистолет имелся — висел в поясной сумке. Там же лежало удостоверение и бумажник. Только идиот оставлял бы табельное оружие в шкафчике — раздевалка не запиралась. Ценное имущество физкультурники всегда забирали с собой.

— Ты уже с группой захвата? — Туманов не торопился падать в ноги с повинной. Правда, и адвоката не требовал, хотя имел полное право.

— Может быть… Так как ты это все объяснишь?

— Я не убивал его. Клянусь.

— Глеб, ты же опер. Клятвы к делу не пришьешь. В отличие от пули.

— Черт!.. — процедил сквозь зубы Туманов и саданул мощной рукой по скамейке, чуть не проломив ее. — Ладно… Я продал винтовку.

— Да? Надеюсь, знакомому?

Глеб с мрачностью Вельзевула посмотрел на приятеля.

— Знакомому…

— И он это подтвердит?

— Если я поговорю — да. Один на один поговорю.

Несколько секунд они не моргая смотрели друг на друга, точно профессиональные игроки в покер, пытающиеся уличить соперника в блефе.

— Что, не веришь? — первым вышел из паузы Глеб.

— Один раз я тебе уже поверил.

Туманов попытался понять, на что это намекает Рома, а когда понял, искренне возмутился:

— Это ты про Гаджи, что ли?!

— Что ли…

— Да там же другая ситуация!

— Ситуация другая. Мы те же…

— Черт!

Вообще-то, Рома не решил, что сделает, если Глеб признается. Наручники наденет? Или Слепнева из зала позовет? Нет, не наденет. И не позовет… В отмазку с продажей винтовки он не поверил — это детский сад какой-то. Поэтому пускай Глеб решает сам.

— Хорошо. У тебя один день.

— А потом? Сдашь?

Он смотрел Ромке прямо в глаза, не моргая и поигрывая желваками. Ну прям вылитый Халк, в честь которого получил прозвище в отряде.

— Убийство совершить — не корову украсть. Чьи слова?

— Ну ты и…

— А что бы ты на моем месте сделал?

— Знаешь, я на твое место не претендую… Только кое у кого память короткая! Без дураков…

Рома вздрогнул, словно хлыстом стеганули.

— У тебя один день… — бросил он глухо.

— Знаешь, у меня мать старые журналы не выбрасывает. Хранит в кладовке. Десятилетней давности, а то и больше. Я, когда приезжаю к ней, люблю полистать. Читаешь интервью с какой-нибудь звездой, артистом там или певцом. Он творческими планами делится, личными. Так и так — планирую записать новый альбом, сняться в кино, достроить дом… И он еще не знает, что через год разобьется в автокатастрофе. А я уже знаю… Даже как-то неловко, словно богом себя чувствуешь. Так и хочется найти номер звезды и скинуть СМС — не садись за руль тогда-то… Потом вспоминаешь, что журнал-то старый. И ничего уже не изменишь… У меня сок есть. Будешь?

Копейкин достал из дверного кармана машины упаковку с апельсиновым соком.

— Нет, спасибо…

На самом деле ей хотелось пить. Почему ж она отказалась? Не яду же он туда накапал. Или снотворного. Почему она по-прежнему не доверяет ему? Ведь вроде бы они все выяснили. Ну да, обида еще осталась, но нельзя же вечно припоминать прошлые грехи, тем более что это и не грех, а так — грешок. В чем дело?

Она же хочет быть с ним. И сейчас именно она составила ему пару, хотя могла бы поехать с Чистовым. Но почему нет полного и окончательного доверия?

Может, из-за того старого, не раскрытого до сих пор убийства Алиева?[7] С Копейкина пока не сняты подозрения. И что у него на самом деле в голове?

Зачем он завел разговор про старые журналы? На что-то намекает?

Или она просто себя накручивает?

— К чему ты рассказал про журналы?

— Мы вот тоже планы строим всякие… Ты бы согласилась, если бы тебе СМС из будущего приходила? Туда не ходи, сюда не садись, с таким-то не общайся?

— Заманчиво… Но неправильно. Никаких эмоций. Все предсказуемо.

— Да, согласен… Хотя для работы это не помешало бы. Мы бы уже знали, кто убил Якубовского.

— Мы узнаем и так.

— Тоже верно… А вот и наши друзья. Какие-то они возбужденные.

Копейкин приставил к очам бинокль. Сзади, на сиденье, лежал еще один — ночного видения, но пока на улице еще не стемнело.

Первым из спорткомплекса вышел Фокин. Следом Туманов. Они действительно выглядели словно фанаты разных команд. О чем-то перебросились, причем явно не дружески, не пожав друг другу рук, разошлись по своим машинам. Что тоже не очень характерно для близких друзей, воевавших и регулярно играющих вместе в теннис.

Ольга нажала кнопочку рации.

— Тридцать второй. Малиновки заслышав голосок, припомню я забытые свидания. Как понял?

— Две жердочки, березовый мосток. Понял, тридцать первый.

Конечно, это была художественная самодеятельность. Никто из участников мероприятия никогда не служил профессиональным филером. Чистов в качестве шифра предложил цитаты из песен. Ибо их переговоры по открытым каналам могли слышать сотни радиолюбителей страны. И прикалываться от души.

Фраза Ольги означала — видим объекты, действуем по плану. Отзыв подтвердил, что все услышано.

Копейкин завел двигатель. Им предстояло кататься за Тумановым.

А тот сразу включил форсаж на своей «киа», с характерным посвистом стартовав с парковки.

— Ого… Да он «стрелку положил», — прокомментировал Копейкин, давя на газ.

— Что сделал? — не поняла Ольга.

— А… Гоночный термин. Положить стрелку спидометра горизонтально. Иными словами — разогнаться до ста пятидесяти… И нам придется сделать то же самое… Пристегнись.

Санитар городского морга Паша Галкин по прозвищу Мистер Зорг не только внешность, но и хобби имел никак не вяжущееся с миром криминала. Он обожал готовить. Причем не шашлык или барбекю, где особого ума не надо, а блюда неординарные, по большей части даже изысканные, благо средства позволяли. Рецепты таковых повар-любитель с упорством золотоискателя выуживал на просторах Интернета, став завсегдатаем многочисленных форумов для домохозяек, предпочитал кулинарные телепередачи всем прочим и доводил до умиления своих многочисленных тетушек, выпытывая секреты их фирменных блюд. А уж когда приносил свои шедевры в прозекторскую… Сбегались все, кроме покойников.

Продукты он покупал только на рынке, у проверенных поставщиков. Магазин «Мое прекрасное мясо», находящийся по дороге к даче, обходил стороной. Если люди не могут придумать оригинальное название, а переделывают чужое, стало быть, и товар у них тоже переделанный.

Пасту «Ля Корона» с сыром, острым соусом с базиликом и чесноком для сегодняшнего ужина кулинар готовил по рецепту, опубликованному на сайте итальянского ресторана «Дольче Вита». Правда, сыр «Фонтина» пришлось заменить «Свалей». «Фонтина» из местного супермаркета натурально отдавал свинарником, а на рынке его не имелось.

Разложив свежеприготовленный шедевр на тарелке, Паша вынес его на дачную веранду и водрузил на стол. Он любил трапезничать именно на веранде — это создавало ощущение некоего празднества. Почти пикник на природе. Посидеть, послушать стрекот кузнечиков и цикад, посмотреть на звездное небо, помечтать. Потом включить на маленьком телике криминальные новости и узнать, где, кого убили, ограбили и изнасиловали. С некоторыми жертвами он завтра столкнется лицом к лицу. Работа с людьми, как он любил говаривать.

И сегодня он останется верен традициям. Удобно усевшись, гурман из морга чуть наклонился над тарелкой, вкушая аромат чужеземного блюда, приготовленного собственными талантливыми руками. Кайф…

Но в следующую секунду кайф сломался. И сломались традиции.

Чья-то сильная длань схватила его за волосы, а еще через мгновение физиономия трепетного санитара оказалась погруженной в горячую пасту. Он попробовал вырваться, но тем лишь усугубил свое положение. Лицо обожгло, дыхание сперло. Паша благоразумно сосредоточился на том, чтобы не захлебнуться в остром соусе. И не стал растрачивать жизненные силы на решение вопроса — кто это мог быть? Ибо ответов насчитывалось не меньше десятка. И это по самым беглым подсчетам.

Наконец та же длань оторвала его от тарелки, и Галкин смог краем глаза лицезреть часть окружающего пространства. Блин! Не самый лучший вариант. И как он подобрался незаметно? Видать, запах пасты затмил все остальные органы чувств.

— Глеб Палыч, за что?!

— Было бы за что — в толчке бы утопил, — мрачно заметил Туманов. — А это так — для осознания и просветления…

— В чем осознание?

— Ты кому винтарь продал, служитель царства теней?

— А что — какие-то проблемы? Мы ж договорились: вы — товар, я — деньги… Что, деньги фальшивые?