Николай Оганесов - Мальчик на качелях Страница 26

– Зачем? – удивился я.

– Вы помните часовщика Федю, хозяина этих архангелов?

– Еще бы.

– Не давали мне покоя его часики. – Сотниченко провел рукой по желтому корпусу. – Прикидывал и так и этак, а сегодня не поленился, съездил в Красино, привез Перевозкина и показал ему Зотова. Так, на всякий случай.

– Ну, про «всякий случай» ты кому другому рассказывай, – не поверил я. – Но почему именно Зотова?

– Вспомнил «Второй раунд», а Зотов там герой отрицательный, – пошутил он. – А если серьезно, то по описанию Перевозкина и рост и наружность больно подходили. Я навел справки на заводе, Зотов там работает в отделе снабжения. Он ездил в Красино по своим экспедиторским делам, и время командировки совпадает с датой кражи из часовой мастерской. Точка в точку. Не доказательство, конечно, а все же ниточка. И крепкая.

Ну и Сотниченко!

– Узнал его твой Федя?

– Эффект исключительный, Владимир Николаевич! Сам не ожидал. – Инспектор далее порозовел от удовольствия. – Федя чуть мне руку не оторвал. Как кинется из диспетчерской...

– Из какой диспетчерской?

– Я ему Зотова из диспетчерской завода показывал, во время перерыва. – Он уже хотел перейти к подробностям, но взглянул на часы и заторопился. – Мне бежать пора, Владимир Николаевич. С минуты на минуту Зотов будет здесь, я его на шестнадцать ноль-ноль вызвал. А Перевозкина я с собой прихватил, он в соседней комнате будет ждать с понятыми. Вызовите, если понадобится.

У меня оставалось еще немного времени. Перечитав рапорт со сведениями из Риги, я разобрал бумаги и позвонил Логвинову.

– Директор музея еще у тебя?

– Только что ушел.

– Разыщи Сотниченко – у него есть сногсшибательная новость. – Я не стал говорить, какая. – И еще. Есть у меня одна мыслишка: что, если нам пройтись после работы?

– С удовольствием, – ответил Костя.

– И поужинаем заодно. Можем мы себе это позволить?

– Когда вас ждать, Владимир Николаевич?

– У меня еще допрос и звонок домой. Значит, через час-полтора, – устраивает?

– Принято.

Я повесил трубку, но домой позвонить не успел.

В кабинет вошел высокий мужчина в клетчатой рубашке, поверх которой болталась широкая нейлоновая куртка. Коричневая от загара кожа обтягивала его скуластое лицо. Редкие, выдававшиеся мысиком до середины лба волосы были похожи на клочки желтой ваты.

– Можно? – простуженным голосом спросил он. – Моя фамилия Зотов. По повестке.

Я намеренно недобрал цифру и, прижав трубку к щеке, кивнул на свободный стул.

– Присаживайтесь, я сейчас.

Зотов широким шагом пошел от двери к столу и вдруг остановился, увидев каминные часы. Под ними, подсунутая заботливой рукой Сотниченко, лежала стопа стандартных бланков с крупным заголовком «ПОСТАНОВЛЕНИЕ О ВОЗБУЖДЕНИИ ДЕЛА». Все было в рамках закона, мне оставалось исподтишка наблюдать за тем, как менялось выражение лица посетителя: его губы сжались в жесткую прямую линию, глаза забегали от окна к столу и двери. Рука с протянутой повесткой застыла в воздухе.

– Что же вы? – Не глядя в его сторону, я кивнул на свободный стул.

Он нерешительно потоптался на месте, потом втянул голову в плечи и уселся напротив.

– У меня заявление, гражданин следователь, – глухо сказал он.

– Занято и занято, – пожаловался я и начал снова набирать номер: пусть у него не сложится впечатления, что его поймали на слове.

– У меня заявление, – несколько громче повторил он. – Я, гражданин следователь, с повинной пришел.

«Вот теперь самое время», – определил я и повесил трубку.

– Слушаю вас.

– Два года назад, – торопливо начал Зотов, – будучи командированным в поселок Красино и находясь в состоянии алкогольного опьянения, я разбил витрину ларька и похитил часы. Совесть замучила – решил признаться в совершенном преступлении и понести заслуженное наказание.

Протокольный слог Зотова резал слух.

– Не так официально, – попросил я. – Сидели, что ли?

– Сидел, – с готовностью подтвердил он. – Двести шестая, часть вторая. Хулиганство.

– Хорошо, что запомнили.

– Запомнишь! – Зотов быстро освоился с новой ролью. – Полтора года в общем режиме план давал, а в личное время Уголовный кодекс изучал. «Мои университеты» читали?

– Веселый вы человек, – заметил я.

– Так ведь в песне как поется? «Не надо печалиться – вся жизнь впереди», – оживился он. – Я, гражданин следователь, как рассудил: сам признаюсь – суд учтет. Часы, – Зотов кивнул на стол, – много не стоят, сто рублей им красная цена. Явка с повинной – вещь серьезная, по нашим советским законам обязаны учесть. В итоге мелкое хищение. Ерунда. Разве что характеристику с завода отрицательную могут дать, так ведь я раскаяние и чистосердечное признание подброшу. Ставку на них сделаю. Пусть правосудие разбирается, взвешивает на своих весах. Авось не обвесит.

– Так-то оно так, если признание полное и правдивое, – вставил я.

– Не сомневайтесь, гражданин следователь, – заверил Зотов. – Все как на духу выложу. Мне теперь стесняться ни к чему. – Он закинул ногу за ногу. – Развитие событий, значит, такое. Выпили мы с ребятами в общежитии, прямо в красном уголке. Вы пишите, я и номер общаги скажу, чтобы суду легче частное определение выносить. Значит, употребляли мы спиртные напитки, отъезд мой обмывали, я через час-другой уезжать собирался. Оприходовали три бутылки водки и пошли проветриться. Красино – поселок маленький, улиц – раз, два и обчелся. Как я умудрился заблудиться – ума не приложу. Видно, алкоголь этот, будь он проклят, виноват. Товарищей своих, то есть собутыльников, растерял. Иду один, столбы телеграфные считаю, вдруг вижу – светится. Магазин не магазин, ларек вроде. А на витрине часы. – Зотов снова показал пальцем на стол. – Они самые. Стоят себе, блестят, прямо как золотые, загляденье да и только. И тут меня по пьяному делу качнуло и об витрину стукнуло что есть силы. Стекло не железное, сами понимаете, разбилось. Вокруг никого. Соблазн большой. Руки, я вам скажу, прямо сами ухватили этих амурчиков, я и опомниться не успел – чувствую, бегу что есть мочи. Гляжу, наперерез кто-то кинулся. Дружинник, наверное. Да я повыше оказался, ноги у меня подлиннее. Убежал. Вещички у меня с собой были, командировочное отмечено, дел в Красине никаких. Сел на попутку и скрылся с места преступления.

Хитрые, глубоко посаженные глаза-буравчики так и сверлили меня. Зотов старался угадать, верю ему или нет. Отсюда и ернический тон и нога на ногу. Конечно, в любой момент я мог оборвать его циничную браваду, но по ряду соображений, которые в совокупности принято называть тактикой допроса, не делал этого. Пусть выговорится.

– Потом, как водится, начались угрызения совести. – Зотов вдохновенно заиграл раскаяние. – На амуров этих с трубами смотреть не мог, чуть не выбросил. Поверите, гражданин следователь, ночами не спал, сновидения всякие мерещатся. Гляну на мать-старушку, сердце кровью обливается. Иду на работу – вокруг честные граждане, едут в троллейбусах, автобусах...

– ...трамваях, – подсказал я.

– И в трамваях, гражданин следователь, – невозмутимо подтвердил он.

– Я запишу это в протокол, не беспокойтесь, – пообещал я. – А кому вы часы продали?

– Обижаете, гражданин следователь. – Зотов проникновенно посмотрел мне в глаза. – Не знаю, правда, от кого они к вам попали... – Последовала секундная заминка, в течение которой он ждал ответа и закончил, не дождавшись: – Но я их попросту потерял. Вез на почту, чтобы в милицию посылкой отослать, без указания обратного адреса, конечно, и забыл в такси.

– Это тоже в протокол записать? – спросил я. – Мне нетрудно.

Пора было вернуть его из мира фантастики на твердую почву реальности.

– В каком смысле? – поинтересовался Зотов.

– В том самом, что от вашего чистосердечного признания ничего не останется.

– Это в каком смысле? – повторил Зотов.

– В том, что мы знаем о вас гораздо больше, чем вы представляете.

– Например? – спросил он и подозрительно уставился на меня.

– Вспомните Щелканова, своего одноклассника. Вспомните, как избили его восемь лет назад.

– Неподсудное дело. – Зотов облегченно вздохнул. – Это несерьезно, гражданин следователь.

– Вы правы. Только не советую попадаться ему на глаза. Сейчас вам с ним не справиться – здоровья, пожалуй, не хватит.

– Плевать мне на Щелчка.

– А как у магазина досталось от знакомого Вышемирского, помните?

– За это его, а не меня судить надо, – огрызнулся Зотов.

Он все еще не понимал, для чего я перечисляю его юношеские подвиги.

– А Вышемирского Юру не забыли?

– Вы что, с детства за мной слежку ведете? – кисло улыбнулся Зотов, но внезапно улыбка сбежала с его лица, сквозь загар проступила восковая бледность. – Понял! Постойте... выходит... Так вы из-за Юрки меня вызвали? Получается, что я, дурак, сам на себя наклепал?! – Он даже привстал со стула. – Наговорил я на себя! Неправда! Не крал я часы! Не крал!