Алексей Макеев - Неслабое звено Страница 26

– Кстати, – с некоторым изумлением отметил Крячко, – очень неплохие стихи иногда. Представь себе, Лев, просто хорошие даже, как сравнишь, что у нас печатают, хоть я в поэзии не спец. Но… Трогает кое-что за душу. Одно скажу – умышленно убить кого бы то ни было эти люди никогда бы не смогли. Нет в них жестокости. И расчетливости – ноль. А вот интеллигентность, пусть предельно извращенная, просматривается. Честно тебе скажу, сам удивлен, но по большому счету мне этот народ даже симпатичным показался. Этакие инвалиды умственного труда, непризнанные гении, нереализованные таланты, творцы без творений. По крайней мере – некоторые из них.

Гуров грустно улыбнулся. Как же, знал он подобный человеческий тип. И считал далеко не из самых худших. Тут ведь что интересно: интеллигентность нельзя купить. Вопреки расхожему мнению в наследство она тоже не дается, и воспитание тут совершенно ни при чем. Охранять ее, как «новые русские» свою собственность, тоже нельзя. Правда, и украсть невозможно. И пропить не удается, как ни старайся. Просто загадочное это, трудноопределяемое качество души и характера либо уж есть, либо его нету, а чувствуется оно мало-мальски неглупым и пожившим человеком сразу и безошибочно, особенно, если того жизнь не только по головке гладила, но и плюхи раздавала.

Кроме всего прочего есть одна особенность нашего национального менталитета, давным давно отмеченная всеми кому не лень, то безоговорочно осуждаемая, то, наоборот, превозносимая до небес. Если вкратце, то не любят на Руси того склада характера, что у англосаксов именуется «self-made man», человек, сделавший себя сам, если дословно. Что подразумевает жесткую самодисциплину, заботливое отношение к своему здоровью и – если господь сподобил – своему таланту, обязательность и предсказуемость в отношениях с ближними и дальними, а также прочие столь же замечательные качества. Однако…

К носителям этих, бесспорно, положительных, полезных качеств, черт характера относятся с боязливым уважением, даже с робким восхищением порой, но… Не любят! А любят всей душой и всем народом совсем иной, противоположный человеческий тип, ярчайше проявившийся, например, во Владимире Семеновиче Высоцком, а немногим ранее – в Сергее Есенине. Вот так. Ни-че-го с этим не поделаешь, да и стоит ли, а?

Невольно закрадывается еретическая мысль: а что если вся эта подзаборная богема вдруг да выродит талант, равный Блоку, Есенину, Бродскому или Артюру Рембо, Шарлю Бодлеру – если не только отечественные примеры брать. Те тоже на добропорядочных буржуа никак не походили, пили отнюдь не простоквашу и любили не только своих жен. И уж в чем-чем, а в избытке самодисциплины замечены не были. Так может быть, люмпен-интеллигенция, алкашня не без искорки таланта тоже входит в божий замысел, нужна она для чего-то?

– Хорошо, но давай ближе к делу. И к телу тоже, – невесело скаламбурил Гуров. – Что вся эта очаровательная творческая алкашня о Сукалеве говорила? Меня не только и не столько конкретика интересует, сколько его психологический портрет, их отношение к покойному собутыльнику. Кстати, как они насчет причин его смерти? Какие версии в ходу?

– К этому как раз перехожу. – Крячко с видимым наслаждением закурил, сыто откинулся на спинку кресла: соскучился человек по нормальной еде, хоть бы и по пельменям магазинным. А то все закусь малосъедобная, да в исчезающих количествах. – Кстати, будет тебе и конкретика. Что же до версий о причинах перехода нашего фигуранта в лучший мир…

Разные были версии. Упился, после чего замерз насмерть прямо у проклятой скамейки – эти стервы чистоплюйные разве встать пьяному человеку помогут?! Или: менты до полусмерти отмудохали, да и выкинули на улицу. Правда, непонятно, зачем потом подбирали, так на то они и менты. Это ж людей понять можно, а пэпээсники – нешто они люди? Нет, Стасик, о присутствующих мы… Ни-ни-ни! Что еще? Инопланетная тарелка мимо пролетала, шандарахнула лучом смерти. Эту версию на полном серьезе озвучивал некий профессор Академии энергоинформационных наук с внешностью законченного шизофреника. Сам он недавно с Юпитера вернулся, в плену его там злобные скотомерзоиды из альфы Волопаса держали, причем поили, тварюги, исключительно молоком. Узнали, что человек – животное млекопитающее, ну и питали пленника соответственно. Вот он теперь наверстывает. Так что Сукалев, без сомнения, их работа. Скотомерзоидов. С биоандроидами вкупе!

Но большинство из компании не воспаряло так высоко, попросту считали, что пережрал покойничек накануне, а на опохмел то ли денег не было, то ли не успел. Не он первый, и уж точно – не последний. А что? Для бойца алкогольного фронта, несгибаемого алконавта смерть куда как почетная!

– Теперь, Лев, как отзываются о нем. Тут… Тут, знаешь ли, интересные моменты просматриваются.

Заключались пресловутые моменты в том, что говорили сукалевские собутыльники как будто о двух разных людях. Словно где-то год-полтора назад резко изменился характер Ильюши. В худшую сторону.

– То есть, вообще-то, с уважением отзываются, иные – так с пиететом даже. Вплоть до того, что стихи сукалевские наизусть читают, чуть навзрыд при этом не рыдая!

– Даже так? – откликнулся Лев с некоторым недоверием. – Что, есть над чем рыдать?

– Изволь образчик, я на память не жалуюсь, – хмыкнул Станислав. – Ну, например:

За поллитру политурыЯ отдам в единый мигТе сокровища культурыЧто освоил и постиг.А за литру политурыХоть сейчас готов отдатьТе сокровища культуры,Что способен сам создать!

Как тебе, а?

– Впечатляет, – несколько ошарашенно протянул Гуров. – И… что, все в том же духе?

– Во-во. Но главное – все твердят, что мужик был добрый, веселый и нежадный. Если денежка в кармане заводилась, поил всю округу без различия пола и возраста. Хотя едким становился временами до неприличия, за что даже пару раз бывал бит. Эпиграммку на кого-то сочинил. Замечу, что в их кругу жадность считается самым страшным пороком. Скажем, не поделиться с похмельной особой, пусть даже незнакомой, последней десяткой – предел человеческого падения. При том непременном условии, что червонец этот пойдет на выпивку, а не, допустим, на пирожок.

– А с некоторых пор, значит…

– … стал брезговать бывшими приятелями, отзываться о них презрительно, – подхватил фразу Крячко, – зажимать гроши, которые вдруг откуда-то появились. Высокомерен стал, но, заметь, веселость и открытость, доверчивое отношение к миру – как корова языком. Тогда же. Я тебе уже сказал: там отнюдь не дураки. Один из приятелей Сукалева, некий Антон Александров, в просторечии Тошка-художник, целую теорию развил. Правда, язык у него заплетался. Об Александрове, кстати, речь еще впереди, тут та самая конкретика появляется! – Станислав хитро взглянул на Гурова.

– Что за теория? – поинтересовался Лев, а сам подумал, что Стас – как дите малое: уж как ему приятно на гуровских нервах слегка поиграть, заинтриговать его посильнее. Видать, впрямь что-то интересное на сладенькое приберегает. Ладушки, мы тоже подыграем, отчего не сделать подчиненному приятное?

Теория новизной не отличалась: великое отчаяние способно иной раз рождать не меньшую энергию, нежели великая мечта. И то, и другое – очень по-русски. Либо: все впереди, еще немного, еще чуть-чуть и… откроются сияющие дали. Либо: всему конец, так уж напоследок… чтоб чертям тошно стало! Заметим – оба эти состояния души прекрасно характеризуются излюбленным народным: «Коль пошла такая пьянка – режь последний огурец!» Так вот, по словам Тоши, в Сукалеве последнего года эта мрачная энергия очень хорошо ощущалась. Словно сломалось что-то в человеке, если только не сам сознательно сломал, вырвал что-то из души, а вырвав, решил: все едино – пропадать! Так вы меня запомните, друзья! Любопытно, что пить-то с этого времени стал Сукалев куда меньше, хотя все его приятели в один голос утверждали – лучше б пил по-прежнему, а то недолго таракашек в черепушке поиметь. Ох, бывали прецеденты!

Но все познается в сравнении, пил, конечно. Как обычному обывателю не снилось. По пьяной же лавочке не единожды проговаривался, что вот-вот резко разбогатеет. Вплоть до виллы на Канарах. На коей вилле будет круглосуточно лопать кокосовые орехи – невдомек ему, бедняге, было, что не едят их, а пьют сок недозрелого плода, кокосовое молоко – трахать мулаток и творить бессмертные стихи. А также прозу. Причем на повальное реготание собутыльников реагировал болезненно, вплоть до попыток мордобоя.

– Та-ак, – задумчиво протянул Гуров, – разбогатеть, значит, резко… Гм-м… Хронологически-то все эти изменения характера идеально с началом нескладушек вокруг церкви совпадают. Помнишь, я рассказывал тебе, когда иконы красть начали?

– Вот именно. Я вот тоже на это внимание обратил. Теперь слушай про Александрова.

Антон Александров, несмотря на свою шуточную кличку, художником не был. Мало того, у Антона хватало ума эту истину спокойно осознавать, с известно каким рылом в калашный ряд не лезть, не комплексовать по этому поводу и в непризнанных Ван Гогах себя не числить. Особенно перед ублюдками из молодых, коих развелось, как мух над падалью.