Георгий Вайнер - Место встречи изменить нельзя (сборник) Страница 27

Копченый нырнул в освещенный квадрат над бильярдом и почти лег на стол, стараясь достать дальний шар – такой соблазнительный прямой перед узким устьицем лузы.

– Ноги с бильярда! – скомандовал Жеглов. – Ты в валенках сюда ходи, не видно будет, что у тебя копыта над полом висят!

Копченый сполз со стола и заново стал умащиваться удобнее и уже совсем было пристроился ударить, когда Жеглов негромко сказал у него над ухом:

– Ты где взял браслетик?

Вздрогнул Копченый, рука сорвалась, кий скользнул по шару – тот мимо лузы прокатился, тюкнулся о борт и замер.

– Какой браслетик?

– Что ж ты киксуешь? Я тебе покиксую! Туза в угол направо! – заказал Жеглов, очень мягко вкатил шар и пояснил: – Золотой браслет в виде ящерицы червленой с одним изумрудным глазом.

– Понятия не имею, о чем вы говорите, начальник! – ответил Копченый, светя своими голубыми доверчивыми глазами. Встреть я его здесь случайно, голову бы дал на отрез, что это не вор «жуковатый», а студент-заочник, отличник, скромный производственник и спортсмен-общественник.

– Понятия, значит, не имеешь?.. – протянул Жеглов. – Ну, тогда поедем мы сейчас к нам, и я с тобой вот так поговорю! – И он вдруг чудовищной силы ударом с треском загнал шар в середину. – Вот какой у меня с тобой сейчас разговор произойдет! – приговаривал Жеглов, скользя мягко в своих сияющих сапогах вокруг стола и нанося новый ужасный удар, от которого зазвенела и затряслась луза. – Десятку в угол! Поговорю я с тобой вот так, сердечно, вразумительно, чтобы до тебя дошел мой вопрос – до ума, до сердца, до печенок, до почек и всего остального твоего гнилого ливера! Поиграешь со мной – сразу сообразишь, что это тебе не Маньку Облигацию до потери пульса лупить… Абриколь семеркой налево!

Семерка сильно ткнулась в борт, отлетев, ударилась о другой шар и юркнула в лузу. Копченый побледнел, сильнее заострилось его тонкое лицо, вспотевшей ладонью он гладил свою роскошную шевелюру.

– Гражданин Жеглов, я чего-то не пойму, про что вы толкуете…

Жеглов остановился, передохнул, сочувственно поглядел на Копченого, покачал сокрушенно головой:

– Не понимаешь?

– Честное вам благородное слово даю – не понимаю!

– Слушай, Копченый, а может быть, ты и не виноват? Это, наверное, про тебя в учебнике судебной психиатрии написано: «Идиотия – самая сильная степень врожденного слабоумия»? Ты что, не того? – И покрутил пальцем у виска.

Удары у Копченого были волглые, мятые, шары катились как попало, зато перед каждым его ударом Жеглов задавал очередной вопрос, что никак не придавало Копченому собранности и меткости.

– Да ты не киксуй, твое дело хана! – зло усмехнулся Жеглов. – У меня в последнем шаре – партия…

Он подошел к Копченому, словно нечаянно наступил ему на ногу своим хромовым сапогом и, близко наклонившись, сказал:

– Ты же ведь чердачник, Копченый, а не мокрушник, поэтому, пока не поздно, колись – где взял золотой браслет? И если ты надумаешь мне забивать баки, то про наш предстоящий разговор я тебе все объяснил…

Так они разговаривали негромко, наклонившись друг к другу, словно два приятеля-партнера, сделавшие перекур после трудной и неинтересной партии; и с соседнего стола игроки, кабы было у них время и желание, могли бы залюбоваться на таких дружков, которые и в перерыве шепчутся – оторваться не могут.

Они стояли на противоположной от меня стороне стола, и я не все слышал, долетали до меня только обрывки фраз. Я видел только, как Копченый прижимал к груди руки, таращил свои ясные глаза, даже рукавом слезу смахивал и для убедительности перекрестился. И слова, как брызги, вылетали из горячей каши их разговора:

– …В карты… бура и очко… Котька Кирпич… денег не… у Модистки… не знаю его… вор в законе… Костя – щипач… век свободы не видать…

Что отвечал Жеглов, я не слышал, пока тот не повернулся ко мне и не сказал с кривой ухмылкой:

– Божится, гад, что выиграл браслет в карты у Кирпича. Что будем делать, Шарапов? Идеи есть?

– Есть, – кивнул я. – Надо Кирпича брать.

– Замечательно остроумная идея! Главное, что неожиданная! – Потом спросил Копченого: – Слушай, Бисяев, а где «работает» Кирпич?

– Он в троллейбусах щиплет – на «втором», на «четверке», на «букашке»…

Жеглов стоял в глубокой задумчивости, раскачиваясь медленно с пятки на мысок. Появился Шесть-на-девять, за ним шли Пасюк и Тараскин.

– «Фердинанд» здесь? – спросил Жеглов.

– Да, мы на нем прикатили, – ответил Пасюк.

– Это хорошо, хорошо, хорошо, – бормотал Жеглов, явно думая о чем-то другом, потом неожиданно сказал Бисяеву: – Слушай, Валентин, а ты не хочешь со мной покататься на троллейбусе?

– Зачем это еще?

– Ну, может, встретим Кирпича – познакомишь, дружбу сведем, – блеснул белым оскалом Жеглов.

– Вы уж меня совсем за ссученного держите! – обиделся Копченый. – Чтобы я блатного кореша уголовке сдал – да ни в жисть!

– А ты его уже и так сдал, – радостно засмеялся Жеглов. – Эх ты, босота! Я ведь Кирпича не сегодня завтра прихвачу и обязательно подробно расскажу, как я тебя на испуг взял, словно сявку сопливого расколол…

Копченый горько, со слезой вздохнул:

– Эх, гражданин Жеглов, злой вы человек! Я вам рассказал по совести, можно сказать, как своему, а вы мне вот как ответили…

– Не ври, не ври! С каких это пор Жеглов уголовникам своим человеком стал? Душил я вас всю жизнь по мере сил и впредь душить буду – до полного искоренения! А рассказал ты мне потому, что знаешь – за браслетом мокрое дело висит. И я с тебя подозрения пока не снимаю, буду с тобой дальше работать, коли ты мне помочь не хочешь. Поваляйся пока на нарах, про жизнь подумай…

Копченый гордо поднял голову:

– Ничего, жизнь, она покажет… – Залез в карман, достал деньги, отсчитал тысячу рублей и протянул Жеглову: – Проигрыш получите, а в остальном сочтемся… со временем…

Копченый стоял, протягивая Жеглову деньги, а тот, подбоченясь, все перекатывался с пятки на мысок и внимательно смотрел ему в лицо, и от этого казалось, что жулик не расплатиться хочет, а словно подаяния просит.

Выждав долгую паузу, будто закрепив ею их положение, Жеглов хрипло засмеялся:

– Я вижу, ты и впрямь без ума, Копченый! Ты что же, думал, Жеглов возьмет твои поганые воровские деньги? Ну о чем мне с тобой разговаривать в таком случае? – Жеглов обернулся к Пасюку: – Иван, у него полный карман денег – оформите актом изъятие за нарушение правил игры в бильярдной. А самого окуните пока в КПЗ, я приеду – разберемся…

Когда оперативники увезли Копченого, Жеглов сказал мне:

– Глупостями мы с тобой занимаемся! Ерунда и пустая трата времени!..

– Почему?

– Потому что нам надо искать доказательства вины Груздева, а не с этими ничтожествами возиться!

– Но ведь браслет…

– Что «браслет»? Пойми, тебе это трудно пока усвоить: щипач, карманник – это самая высокая уголовная квалификация, она оттачивается годами, и поэтому никогда в жизни ни один из них близко к мокрому делу не подойдет. Они с собой на кражи даже бритву безопасную не берут, а пользуются отточенной монетой! Поэтому заранее можно сказать: Кирпич никакого отношения к убийству Ларисы Груздевой не имеет…

– А браслет к нему как попал?

– Ну откуда тебе известно, что браслет не пропал до убийства? Она могла его потерять, продать, подарить, выменять на сливочное масло, его могли у нее украсть, – может быть, тот же Кирпич!

– Тогда мы должны постараться найти его – Кирпича, значит!

– Но для удовлетворения твоего любопытства нам придется потратить черт знает сколько времени – это ведь я только Копченому так лихо пообещал найти завтра Кирпича. А кабы это было так просто, мы бы их давно уже всех переловили!

Я помолчал, потом сказал медленно:

– Знаешь, Глеб, тебе пока от меня толку все равно на грош. Если ты не возражаешь, я сам попробую найти Кирпича…

Жеглов разозлился:

– Слушай, Шарапов, вот чего я не люблю, просто терпеть не могу в людях – так это упрямства. Упрямство – первый признак тупости! А человек на нашей работе должен быть гибок, он должен уметь применяться к обстоятельствам, событиям, людям! Ведь мы же не гайки на станке точим, а с людьми работаем, а упрямство в работе с людьми – последнее дело…

– Это не упрямство, – сказал я, стараясь изо всех сил не показать, что обиделся. – Но вот ты сам говоришь, что мы с людьми работаем, и я считаю, что нельзя человека лишать последнего шанса…

– Это какого же человека мы лишаем последнего шанса?

– Груздева.

– А ты что, не веришь, что это он убил жену? – удивился Жеглов.

– Не знаю я, как ответить. Вроде бы он, кроме него, некому. Но этот браслетик – его шанс на справедливость.

– Как прикажешь понимать тебя?

– А так: если он убил жену и унес из дома все ценности, то он не побежит на другое утро продавать браслет. Лично мне этот Груздев – неприятный человек, но он же не уголовник, не Копченый и не Кирпич, чтобы назавтра пропить и прогулять награбленное. Тут что-то не клеится у нас. Поэтому я и хочу разыскать этого карманника и узнать, как попал к нему браслет.