Эд Макбейн - Ночные кошмары Страница 28

Карелла принял душ, насухо вытерся и обернул вокруг пояса оранжевое полотенце. Чернокожий в красном пиджаке дал ему целлофановый пакет, в который Карелла положил пистолет в кобуре, кожаный футляр с жетоном, ключи, деньги и часы. Чернокожий заметил жетон, но промолчал: пять долларов нередко делают свое дело. Карелла обернул целлофановый пакет еще одним полотенцем и, толкнув дверь, вернулся в салон. Шана уже ждала его. Артура нигде не было видно. И девушек тоже. «Интересно, которую из них он выбрал?» – подумал Карелла.

– Хочешь взять чего-нибудь выпить? – спросила Шана.

– Да нет, обойдусь.

– А в полотенце что?

– Семейные драгоценности.

– Я про то полотенце, что у тебя в руке, – засмеялась Шана. – Ладно, пошли, – и она открыла дверь у стойки бара.

Карелла последовал за ней в узкий коридор, где стены были покрыты бамбуком, а пол устлан соломой. В конце коридора оказалась дверь, ведущая в комнату примерно шесть на восемь. В угловой нише стояла кровать, прикрытая пышным покрывалом с красными, желтыми, синими полосами. На стенах висели зеркала, на полу, у кровати лежала соломенная циновка. Тут же, у стены, стояли бутылки с лосьонами разных цветов, которые выглядели, как арабские масла. Шана заперла дверь и, улыбнувшись Карелле, уселась на постель. Сняла туфли.

– Итак, – сказала она, – ты у нас вроде в первый раз?

– Да.

– Тогда я расскажу тебе, как мы работаем. Начнем с массажа, за который ты заплатил в приемной двадцать долларов – ведь ты на получасовой сеанс, верно?

– Да, да.

– Прекрасно. А если хочешь что-нибудь помимо массажа, платить надо отдельно.

– А отдельно – это сколько?

– Ну, обычная такса – двадцать долларов стимуляция руками, сорок минет и шестьдесят половой акт. Но Лорин сказала, что у нас вроде общий приятель, так что можно договориться...

– Нет у нас никаких общих приятелей, – перебил ее Карелла.

– Как это? Ведь Лорин сказала...

– Это была ложь.

Шана посмотрела на него.

– Да, да, я соврал.

– Но зачем?

– Мне надо было поговорить с вами.

– И вы солгали только для того, чтобы поговорить со мной?

– Видите ли, я тут уже назвал вас вашим настоящим именем. Так что пришлось идти до конца.

– А откуда вы узнали мое имя?

– Нашел его в одной записной книжке.

– Что за книжка?

– Она принадлежала вашей тете. Ее зовут Эстер Мэттисен.

– На такую приманку я не клюю.

– Я полицейский.

– А жетон где?

– Там, в полотенце завернут. На сей раз я говорю правду, я полицейский.

– А оружие тоже там?

– Да.

– Так что же такое? Облава?

– Нет.

– Тогда что вы здесь делаете?

– Ваша тетя...

– О Боже, только не это. Неужели с ней что-нибудь случилось?

– Она мертва. Убита.

– О Боже.

– Примите мои соболезнования.

– А как ее убили?

– Перерезали горло.

– О Боже!

В комнате повисло молчание. Откуда-то снизу донесся смех. Негромко хлопнула дверь. Карелла посмотрел на девушку. Она уткнулась взглядом в собственные туфли, застегнутые на лодыжках. На холмиках грудей, выступающих из-под бюстгальтера, виднелись веснушки. Она все сидела, сложив на коленях руки и не отрывая взгляда от туфель. Ногти у нее были длинные, кроваво-красные. Как же теперь называть ее, размышлял Карелла. Только что она была Шаной, девушкой, вполне спокойно говорящей с незнакомцем о расценках на интимные услуги. Но в записной книжке Эстер Мэттисен значилось другое имя – Стефани Уэллс, и само упоминание об убийстве, похоже, сразу переместило их из этой неярко освещенной комнаты – мира фантазии – в помещение, столь же тусклое, только вполне реальное.

– Мисс Уэллс, – начал он. Да, вот так правильно. Она кивнула, по-прежнему не отрывая глаз от собственных туфель. В бутылках с лосьоном отражался неяркий свет. – Когда вы виделись с тетей в последний раз?

– Перед тем как поступила сюда.

– А когда это было?

– Около шести месяцев назад. В мае. Это ведь шесть месяцев, верно?

– И с тех пор не встречались?

– Нет.

– Вы были близки?

– Она мне очень нравилась. Да что там, я просто любила ее.

– Но с мая не встречались?

– Нет.

– А разговаривали?

– Вы имеете в виду по телефону?

– Да.

– Я старалась звонить ей не реже раза в неделю. Она ведь слепая, вы же знаете. Как же можно было... И кому понадобилось?.. – Стефани покачала головой.

– И когда вы разговаривали с ней в последний раз?

– На прошлой неделе.

– А точнее?

– По-моему, в четверг вечером. По средам и четвергам у меня выходные.

– И о чем вы говорили?

– Да как обычно.

– И все же?

– Ну, видите ли, я ведь наврала ей насчет работы. Поэтому мы и перестали видеться. Потому что если врать в лицо... у нее, знаете, было чутье. У слепых хорошее чутье. И если врать ей, сидя прямо напротив, она поймет, а я... я просто не могла бы этого выдержать. Мать умерла, и, кроме тети Эстер, у меня никого не осталось, и мне не хотелось делать ей больно... ну... вы же понимаете... если бы она узнала, что я работаю в таком месте...

– А что вы ей сказали?

– Сказала, что работаю стюардессой. Сказала, что летаю из Чикаго и здесь в городе почти не проявляюсь. Говорила обычно, что звоню из аэропорта. Говорила, что стараюсь изменить свое расписание, так, чтобы можно было навещать ее. Говорила, что очень стараюсь. И часто посылала письма, и звонила при первой возможности.

– А как же вам это удавалось – писать, я имею в виду?

– То есть?

– Вы же сказали ей, что живете в Чикаго.

– А-а. У меня там приятельница, раньше она работала здесь, в клубе. Она пересылала мне тетины письма, я на них отвечала, отправляла в Чикаго, а уж оттуда они уходили к ней.

– А не проще бы было бросить эту работу и найти другую, которую тетя...

– Здесь хорошо платят. – Стефани пожала плечами.

– А как вы сюда попали?

– Ну, об этом я распространяться не буду. Мне нужна была работа, вот и все.

– Но в городе полно мест, где можно найти работу.

– Так не платят нигде. Тут мне и на себя более, чем хватает, и тете Эстер удается пересылать немного время от времени. И к тому же я хотела купить «бенц».

– Что, что?

– "Мерседес-Бенц". Я давно о нем мечтала. Ну вот и откликнулась на рекламу в одной бульварной газетенке и поступила сюда. Теперь у меня есть машина, в рассрочку купила, потихоньку выплачиваю. Я здесь кучу денег зарабатываю. И за дело. – Стефани передернула плечами. – Минет у меня классно получается.

– А как часто вы посылали деньги тете?

– Да так, время от времени.

– И сколько?

– Пятьдесят долларов, иногда сто. Как получится.

– И кто-нибудь знал, что у нее есть эти деньги?

– А что? Ее обокрали? Кто-нибудь ограбил ее?

– Да нет, не похоже. Но иногда люди начинают завидовать...

– Да не такие уж это и деньги. Посылала, сколько могла, но это далеко не состояние. К тому же тетя никогда и ни с кем не откровенничала. Я совершенно уверена, что об этих деньгах она ни с кем не говорила.

Снова снизу донесся взрыв смеха. Смеялась женщина, громко и от души. Стефани потянулась к пачке салфеток, лежащих на полу, и вытащила одну. Она высморкалась и сунула использованную салфетку за шарфик, прикрывающий трусы. Затем посмотрела на часы.

– Когда вы в последний раз разговаривали с тетей... – снова заговорил Карелла.

– Да, да, – прервала его Стефани. – Только побыстрее, пожалуйста. Вы оплатили полчаса, а нас заставляют следить за временем.

– Когда вы в последний раз с ней говорили, она не обмолвилась – может, напугана чем-то?

– Нет.

– И писем с угрозами не получала, и телефонных звонков в этом роде не было?

– Нет.

– И ничто ее не беспокоило, не тревожило?..

– Ничего, – сказала Стефани.

– Ничего, – эхом отозвался Карелла.

На пути домой в Риверхед, под кашель и фырчанье обогревателя, Карелла принялся подводить итоги. В общем, свидание со Стефани Уэллс практически ничего не дало. Он сжал руку в кулак и протер перчаткой замерзшее изнутри стекло. В результате образовалась амбразура величиной с арбуз. Скоро оно снова замерзнет, но пока хоть дорога видна. Еще не было и половины двенадцатого, обычно в субботние вечера люди разъезжаются из центра позднее, так что пока движение вполне сносное.

История началась в четверг убийством Джимми Харриса, развитие получила в пятницу утром, когда прикончили его жену, а потом все вообще пошло наперекосяк, с ухаба на ухаб, перескакивая из одной части города в другую, и даже выходя далеко за его пределы, пока вообще не зашло в тупик, обозначенный кирпичной стеной дома где убили Эстер Мэттисен. Четверг, пятница, суббота, три дня, и все еще никакого просвета.

Карелла устал, был раздражен, но все же старался утешить себя, ибо знал, что в работе полицейского тайн не бывает; бывают только преступления и люди, которые их совершили. Иногда это профессионалы, как, например, вооруженные грабители, воры, порой и убийцы, правда, таких немного. А иногда любители – каковыми является большинство убийц. Или сумасшедшие – как большая часть поджигателей, опять-таки убийц, а помимо того самых разных, ничего общего друг с другом не имеющих нарушителей закона, вроде любителей подавать сигналы ложной тревоги, или похитителей попугаев, или...