Николай Леонов - Медвежий угол Страница 29

– Мне-то проще, – сокрушенно вздохнул Крячко. – Моя одежда вон под кроватью валяется – целехонькая! А у тебя и тот костюм и этот… Разрушен, можно сказать, имидж!..

– Ничего, у меня еще тот, первый остался, – сказал Гуров. – Брюки, правда, слегка в смоле испачканы, но пиджачок еще хоть куда.

Глава 13

Рассвет получился серым и унылым. Дождь, правда, уже не шел, но низкие тучи, проносившиеся над поселком, были до предела насыщены влагой. Густой туман цеплялся за верхушки сосен и медленно сползал на крыши поселка. Было сыро и холодно.

Приготовления к походу уже заканчивались. Учитель Фомичев, испуганный и сонный, возился в моторе своего «Москвича», изредка беспокойно поглядывая на ожидавших его оперативников. На самом деле его больше волновали собаки, которые топтались возле своей хозяйки, жарко дыша и нетерпеливо переступая лапами.

Мария, одетая в брезентовую куртку и по самые брови укутанная в платок, опять приобрела облик обыкновенной деревенской бабы без определенного возраста и внешности. Но ее это, похоже, нисколько не волновало. Она отрешенно смотрела в сторону, на темнеющий в тумане лес. О чем были в этот момент ее думы, знала только она сама.

Помощь оперативников и Фомичева Мария приняла как должное, но без особого восторга. Гуров был убежден, что сегодня она даже в одиночестве отправилась бы на поиски, не испытывая при этом ни малейших сомнений. Впрочем, в компании таких волкодавов трудно было чувствовать себя совсем одиноким.

Но Мария надеялась не только на своих собак. Гуров видел, как она прятала под куртку обрез охотничьего ружья, и предпочел закрыть на этот факт глаза. Он тоже был при оружии и в любом случае надеялся, что пользоваться запрещенным обрезом Марии в этот раз не придется.

Мнение, что искать нужно в районе Черных болот, поддерживали все. Наверное, резоны у каждого были свои, но цель экспедиции определилась как-то сразу и без горячих споров.

Мария и в самом деле накормила всех завтраком – даже учителя Фомичева, который ушел из дома голодным и с большим скандалом. Гурову было очень неловко, что так получилось, но сам Фомичев отнесся к случившемуся философски.

– В сущности, ничего страшного не случилось, – сказал он. – Скандалом меньше, скандалом больше… Такова семейная жизнь. Перетерплю – не в первый раз. Зато представьте, как я буду паршиво чувствовать себя весь остаток жизни, зная, что проявил слабость как раз тогда, когда был нужен! Только бы мотор по дороге не сдох – последнее время он то и дело барахлит…

Гуров и сам испытывал сомнения относительно выбранного ими способа передвижения. Он представлял себе разбухшие после дождя дороги, бурелом на обочинах и невольно морщился, будто ему досаждали тесные ботинки.

Новые ботинки и правда все еще жали, но теперь значительно меньше – после всех пертурбаций они удивительным образом обмякли, словно посчитали, что их хозяину и так уже досталось.

Крячко, наоборот, пребывал в прекрасном состоянии духа. Обильный завтрак примирил его с жизнью. Ссадины на лице он обработал йодом и остатками «Смирновской» и выглядел теперь немного получше, чем ночью.

Впрочем, как и ожидалось, болячки обоих не произвели никакого впечатления на Марию – или она сделала вид, что не произвели. По-настоящему встревожен был этим обстоятельством учитель Фомичев – плачевный вид московских оперативников произвел на него неизгладимое впечатление. Однако расспрашивать о причинах он постеснялся, а ни Гуров, ни Крячко сами не спешили давать никаких пояснений.

– Ну все, можно ехать! – объявил Фомичев, закрывая капот. В тоне его, однако, не чувствовалось полной уверенности – он и сам не имел понятия, как далеко удастся уехать на его заслуженной колымаге.

Начали рассаживаться. На правах старшего Гуров занял переднее сиденье. Мария с собаками полезла назад. Псы послушно втиснулись рядом с ней и замерли, вывалив горячие красные языки. Последним забрался в машину Крячко, убедившись, что ему не придется соседствовать с собаками.

Фомичев включил зажигание и, тоскливо шмыгая носом, отъехал от ворот. Видимо, что-то нехорошее слышалось ему в гудении мотора, потому что он то и дело с беспокойством ерзал на сиденье и заглядывал под приборную доску, точно мог что-то там увидеть. Гуров в его размышления не вмешивался, рассудив, что коррективы вносить уже поздно и лучше целиком положиться на судьбу.

Путь их опять лежал мимо цыганского квартала, и Гуров невольно насторожился, увидев, как из тумана выступают очертания добротных, крытых жестью домов на краю поселка. Однако никакого движения возле них он не заметил – улица оставалась холодной и пустынной – наверное, все еще спали.

Вообще, пока они ехали, навстречу им попалось не более трех-четырех нахохлившихся прохожих и ни одного автомобиля. Не было видно и патрульной милицейской машины, чему Гуров нисколько не удивился – он уже давно понял, что милиция в Накате работает только днем и то не всегда.

Натужно урча, «Москвич» уже выезжал за пределы поселка, как вдруг сзади послышались какие-то странные приглушенные крики. Все, кроме Фомичева, повернули головы. Беспорядок на сонной, затянутой туманом улице происходил около одного из цыганских домов. Что именно там происходило, разобрать было трудно, но Гурову показалось, что это очень похоже на драку. Два легко одетых молодых человека – на них были только нательные рубахи и подштанники – били третьего, одетого в куртку и брюки. Калитка в заборе, возле которого происходило все действие, была открыта, и не было никаких сомнений, что молодые люди в подштанниках появились именно оттуда. Откуда свалился третий, было не совсем ясно, но, вернее всего, оттуда же.

– Ну-ка, сдайте назад! – негромко распорядился Гуров, всматриваясь в туманную перспективу улицы. – Там опять драка. Нехорошо будет, если мы сделаем вид, что ничего не происходит. Некрасиво.

Фомичев не стал спорить, хотя по выражению его лица Гуров догадался, что учителя не слишком вдохновило это возвращение. Однако он тут же послушно затормозил и, развернувшись, покатил назад.

Все это время Мария оставалась совершенно равнодушной. Зато ее псы, угадав некоторую нервозность, охватившую людей, сразу насторожились и подняли уши.

Вдруг Фомичев разочарованно сказал:

– Да это же… Лев Иванович, это же Легкоступов! В своем репертуаре! Наверное, опохмелиться захотелось – поперся к цыганам в долг просить. Ну, и попал под горячую руку. Он вообще-то скандальный ужасно. Вполне мог напроситься.

– Я бы сказал, что попал он под горячую ногу, – сердито заметил Гуров. – Потому что бьют его, похоже, ногами… Подъезжайте ближе – сейчас разберемся!

Фомичев пожал плечами и остановил «Москвич» почти у самой калитки. Гуров открыл дверцу и вышел. За ним выскочил и Крячко.

Человек в куртке уже лежал на земле и только неловко дергался, уворачиваясь от ударов, которыми его награждали не на шутку распалившиеся молодцы в подштанниках. Оскалив белые зубы, они приплясывали босыми ногами на мокрой земле и со знанием дела пинали беспомощную жертву, стараясь попасть по голове и в живот. Подъехавшую машину они, конечно, заметили, но не обратили на нее никакого внимания.

– А ну, отставить! – испытывая отвращение, рявкнул Гуров и грудью пошел на парней.

Крячко тут же присоединился к нему. Цыгане, тяжело дыша, остановились и враждебно уставились на оперативников. По странному выражению, промелькнувшему на лицах у обоих, Гуров догадался, что его узнали, но это ничуть его не смутило, а, наоборот, разозлило еще больше.

– Что здесь происходит? – гневно сказал он. – Что вы себе позволяете? Попомните мое слово – эта вольница скоро кончится. Под суд все пойдете! И никто вас не прикроет, не надейтесь!

Цыгане переглянулись, и один из них сказал, не скрывая обиды:

– Чего встреваешь? Это наше дело. У тебя свои дела, у меня – свои. Эта тварь в мой дом пришла, моих родных оскорбила – я терпеть должен? Нет такого закона, чтобы за это под суд!

– А сотрудников МВД ножом пырять – тоже твое личное дело? – спросил Гуров. – Не трудись врать – ты был в той банде! Дайте срок – я с вами разберусь!

– Не верь, не верь! – с наивной горячностью проговорил второй цыган. – Не были мы нигде! И тебя не трогали – вот, перекреститься могу – не трогали! А этот – пьянь! Его весь поселок знает. За водкой с утра пришел! У меня магазин, что ли? Пусть в магазин идет, если деньги есть!

– Выходит, все дело в том, что у этого бедолаги денег при себе не оказалось? – заключил Гуров. – Ну что ж, все это при свидетелях происходило. Так что, считай, влипли вы, ребята! Сейчас наряд вызову…

Договорить ему не дали. Человек в куртке, словно только что очнувшись, вдруг заорал дурным, не вполне трезвым голосом:

– Ну, попомните вы, суки, Борьку Легкоступова! Всех на портянки порву! Поодиночке передавлю гадов! У-у, нерусь поганая! Хотите нас всех извести, как Костю извели? Не выйдет, падлы! Проснется великая Россия!