Сергей Майоров - Группа риска Страница 29

— Ну все, договорились, — Олег наклонился, похлопал по плечу, сам нашел и крепко сжал его ладонь. — Давай, вставай и поехали. И так времени нету.

Марат довез Олега до какой-то улицы в центре, и там они распрощались. Закрыв глаза, Марат попросил Бога о том, чтобы встречаться им больше не довелось.

Дома он рассказывал родителям наспех выдуманную историю о том, как подвозил двоих незнакомых парней и подрался с ними. Мать, для приличия, поохала и выгребла из семейной аптечки ворох пузырьков и таблеток, после чего отправилась спать. Отец оказался более настойчив и долго пытал сына различными каверзными вопросами, но противоречий не заметил — видимо, сказалась нынешняя адвокатская привычка во всем доверять клиенту.

Два дня Марат отлеживался дома, вздрагивая от каждого звонка телефона и часто подходя к окну, чтобы убедиться, что дом еще не окружают. Отец настаивал на том, чтобы обратиться в травм-пункт и подать заявление в милицию, но Марат успешно отбивал его атаки, говоря, что у него ничего уже не болит, а милиция все равно никого искать не станет. В последнем утверждении отец полностью соглашался с сыном, и на некоторое время вопрос становился закрытым.

В среду утром в дверь настойчиво позвонили, и Марат, лежа в своей кровати и смотревший телевизор, моментально похолодел. Он понял, что пришли за ним. Если бы в квартире никого больше не было, то вся история на этом и закончилась бы. Марат открыл бы дверь и сходу рассказал бы оперативникам все об Олеге, Толе и даже о себе. Но на кухне занимался домашними делами Бараев-старший, к двери подошел именно он, и он вступил в переговоры.

Как и большинство других родителей, Владимир Юрьевич, несмотря на солидный житейский и профессиональный опыт, был свято уверен в том, что его чадо ничего противозаконного натворить не могло, а если и натворило, то разбираться с этим надлежит в узком семейном кругу. Навестившим квартиру двум «убойщикам» из Правобережного РУВД он, не моргнув глазом, сказал, что сын его только недавно, буквально за минуту до них, куда-то ушел и вернется только поздно вечером, но, если они оставят свои телефоны, то он с ними непременно свяжется. На осторожные вопросы о знакомых сына Владимир Юрьевич ответил еще более осторожно, и «убойщики», переглянувшись, оставили свои визитные карточки и откланялись. Адвокатская практика научила Владимира Юрьевича врать убедительно и импровизировать на ходу, а потому, если у оперов и возникли подозрения, то они так и остались не более, чем подозрениями. Пока что Марат Бараев отрабатывался лишь как одна из связей подозреваемого Рубцова и особых вопросов к нему не было. Вчера в районе произошло еще одно убийство, и в тот же вечер наметился некоторый сдвиг в деле об убийстве предпринимателя Резо Кавтарадзе, так что ждать возвращения Марата или предпринимать еще какие-либо шаги не было ни сил, ни времени.

Марат слышал, как хлопнула дверь подъезда и отъехала машина. Выключив телевизор, он отвернулся к стенке и едва успел натянуть на голову одеяло, как в комнату, бесшумно ступая, вошел Бараев-старший.

— Марат! Марат, ты спишь? Ма-ра-ат, проснись! — Владимир Юрьевич прошелся по комнате, переложил бумаги на столе, поправил календарь. — Марат, ты слышишь меня? Проснись, нам надо поговорить!

Марат пробормотал что-то нечленораздельное и еще глубже зарылся в одеяло. Страх пробудил в нем недюжинный актерский талант.

Владимир Юрьевич постоял над кроватью сына, сурово хмуря брови и почесывая нависающее над ремнем брюшко. Он подумал о том, в каком виде явился Марат после суточного отсутствия, а потом на память пришел один неприятный разговор, состоявшийся вскоре после того, как на квартиру его клиентки был совершен налет. Визит оперов добавил новый мазок в общую настораживающую картину, и Владимир Юрьевич хотел разбудить сына, чтобы немедленно расставить все точки. В последний момент он резко передумал и отдернул протянутую к одеялу руку. Он намеревался провести дома весь день; Марат, рано или поздно, поднимется, и тогда в разговоре с ним будет лишний козырь.

Еще раз прошерстив взглядом комнату, Владимир Юрьевич подобрал со стола записную книжку сына и ушел на кухню.

Следующие два часа Марат пролежал, не меняя положения, боясь лишний раз пошевелиться и выдать себя скрипом кровати. Ему отчаянно хотелось в туалет, но проход в это спасительное заведение перекрывал отец, гремевший на кухне кастрюлями и печатной машинкой, и приходилось терпеть, поджав колени к животу.

Муки становились все более ужасными и усугублялись тем, что Владимир Юрьевич, проходя по коридору, периодически заглядывал в комнату сына и подолгу стоял в дверях, насвистывая что-то из репертуара своей молодости и прожигая взглядом укрывавшее Марата одеяло.

Когда, после очередной проверки, Владимир Юрьевич удалился, оставив дверь широко открытой, Марат почувствовал, что больше терпеть он не сможет, и был готов встать и во всем признаться.

Спасло его то, что Владимиру Юрьевичу понадобилось сходить в гараж за оставленными в машине деловыми бумагами. Из соображений конспирации он, якобы случайно, затворил дверь в комнату и громко включил телевизор на кухне, а входную дверь открывал целых полчаса, двигая ее по миллиметру и озираясь. Принятые меры предосторожности не помогли: почувствовавший воздух свободы Марат услышал даже то, как он завязывал шнурки на ботинках.

Чтобы сходить в гараж, взять бумаги и вернуться, требовалось не больше десяти минут. Марат не знал, куда именно отправился отец, но в своих расчетах исходил из этой же цифры. Как только щелкнул «цербер», Марат вскочил с кровати и начал поспешно собираться. О том, что еще недавно мечтал посетить туалет, даже не вспомнилось.

Он влез в одежду, в которой проходил в выходные, заметил следы крови на куртке, выругался и стал переодеваться. Потом долго не мог найти ключи от своей квартиры и запропастившуюся куда-то записную книжку. Ключи он, в конце концов, нашел, выгреб из ящика стола деньги, но книжки, в которой были переписаны все его знакомые, так нигде и не оказалось. Времени больше не было, и, с замирающем сердцем, Марат выскочил из квартиры и скатился по лестнице.

Отца на улице видно не было, и Марат побежал к автостоянке, где держал свои «Жигули». Только проехав несколько кварталов, он почувствовал, что начинает успокаиваться, и остановился, чтобы обдумать положение и решить, что делать.

Если с первой частью программы кое-как удалось справиться, то вторая поставила Марата в тупик. Он не мог вернуться домой, потому что туда уже приходили менты и отец начал о чем-то задумываться. Он не мог не вернуться домой, потому что менты все равно просто так не отвяжутся, а отец, наконец, раскроет глаза и оценит всю ситуацию по-новому. Бежать немедленно имело бы смысл в том случае, если бы было, куда бежать. У Марата имелось достаточно знакомых для того, чтобы переночевать или даже пожить неделю-другую, но не в том случае, когда опера наступают на пятки и звонят в квартиру, которую ты только что покинул. Бесконечно так продолжаться не может и, в конце концов, ты сам позвонишь в дверь, за которой тебя уже ждут. Кроме того, необходимы деньги, и надо иметь внутри какой-то стержень, который есть у Олега и которого так не хватает ему.

Марат вспомнил, как прошлым летом сидел с друзьями в кафе. Зал был полон, но все посетители были «свои», и здоровенный мужик в отглаженных черных брюках и бордовом пиджаке, с болтавшейся поверх черного бадлона золотой цепью, сразу бросался в глаза. Он был не местный. Сидел себе за столом и поил шампанским двух веселых подружек, рассказывая им что-то забавное. Недалеко от него сидели четверо молодых людей, не обремененных женским вниманием и усердно употреблявших водку, запивая ее джин-тоником. По мере того, как количество пустых банок на столе росло, голоса их становились все более громкими, и вскоре уже все кафе — кто с искренним интересом, а кто откровенно смеясь — прислушивалось к их речам, составлявшим вольные изложения какого-то остросюжетного текста, где ключевыми являлись слова: «запутка», «непонятка», «пацан», «пробивка», «наехали» и «пошел ты на х…». Для человека, разбирающегося в таких вопросах, или просто достаточно трезвого, с первого взгляда становилось понятно, что эти четверо — никакие не «пацаны», а вся их причастность к миру бандитов заключается в том, что когда-то они сбегали за пивом для «центрового бригадира». Но сам квартет этого не понимал, и прямо пропорционально количеству истребляемой водки их значимость в собственных глазах росла, а параллельно с эти росла необходимость попасть под бремя женского внимания. По некоторым, вполне понятным причинам, выбирать подходящий объект им пришлось поближе к месту своей постоянной дислокации. Видимо, со зрением у них было уже не все в порядке, так как они решили, что мужик в бордовом пиджаке угощает шампанским то ли четверых, то ли сразу шестерых подруг, что, несомненно, являлось перебором. Объяснив всему залу, что между настоящими «пацанами» принято делиться, вожак четверки обратился к мужику с гадкой улыбкой и задушевным вопросом: «Ты чей?» Держа в одной руке фужер с шампанским, мужик другой рукой притянул собеседника к себе, наклонил и начал что-то объяснять ему на ухо, не забывая при этом улыбаться своим дамам. Вожак со страшной скоростью начал трезветь и, когда мужик отпустил его, он явно смог бы пробежать по канату под куполом цирка и ни разу не пошатнуться. Процесс вытрезвления его приятелей начался чуть позже и шел не так бурно, но на конечном результате это не сказалось. Все четверо сорвались со своих мест и резво стартовали в неизвестном направлении на потрепанных «Жигулях» непонятной модели. Но, как оказалось, сюрпризы на этом не кончились. Скоро к заведению подполз сине-желтый «УАЗик», и в зал, с явным намерением просто перекусить, вошли трое милиционеров. Если старший наряда еще посматривал по сторонам суровым дежурным взглядом, то его коллеги, несомненно, собирались уделить больше внимания местному меню, а не проверке документов и ловле преступников. Они уже сели за столик, положили на него автомат и фуражки и закурили, ожидая свои сосиски и пельмени, когда к ним подошел тот самый мужик в бордовом пиджаке и с фужером в руке. Марат слышал весь диалог.