Линда Фэйрстайн - Ничего хорошего Страница 29

Я взглянула на отчеты, но все мои мысли были заняты Остином Бейли. Я думала о том, насколько сильного адвоката назначит ему судья. Я понимала, что каждый наш следующий шаг будет пристально изучаться строгим и неумолимый взором суда, как первой инстанции, так и апелляционного.

— Пощадите, пощадите, — простонал пришедший Уоллес, глядя на часы, Петерсон взмахом руки позвал его к нам. — Я и не знал, что сегодня мы служим заутреню, иначе я бы уже давно был здесь.

— Давай быстро сюда. Ты должен прямо сейчас пойти поговорить с Попсом. Нам придется отвезти его в Нижний Манхэттен, чтобы ему предъявили обвинение до конца дня, пока какой-нибудь шустряга не отменил арест, — сказал Петерсон. — Вот, посмотри, с кем тебе придется иметь дело.

Суды Нью-Йорка очень строго следят за соблюдением правил задержания, особенно за тем, сколько времени подозреваемый проводит в камере до того, как предстать перед судом, который решит, можно ли выпустить его под залог. В последнее время наметилась тенденция снимать все обвинения в том случае, если полиция и прокурор тянут время и не привозят подозреваемого в суд.

Петерсон быстро ввел Уоллеса в курс дела относительно прошлого Бейли.

— Похоже, отсюда ему прямая дорога обратно в психушку. Давайте-ка я попробую разговорить его.

Уоллес взял два кофе и положил на каждый стаканчик по рогалику. Затем подошел к открытой двери «обезьянника» и поздоровался с Остином Бейли, который лежал, растянувшись на деревянной скамье. Задержанный — мы все, не сговариваясь, решили, что за ночь его статус «гостя» был понижен, — сел и улыбнулся, отвечая Мерсеру.

Отдав Попсу завтрак, детектив отвел его в комнату для допросов.

Вскоре Уоллес вернулся в офис Петерсона, взял блокнот и посоветовал нам понаблюдать за допросом через стекло.

— Не упусти свой шанс, крошка, — сказал Мерсер, ни к кому конкретно не обращаясь. А затем кивнул мне. — Кажется, так пел Эдди Флойд, Куп, — пояснил он, улыбаясь и насвистывая мелодию единственного хита этого певца. — Постучи по дереву, — добавил он перед тем, как отправиться к Бейли.

— Кто-нибудь успел зачитать ему права? — поинтересовалась я. Эти права, впервые сформулированные Верховным судом в деле «Миранда против штата Аризона», обязаны зачитывать задержанному при аресте.

— Не волнуйся, с этого я и начну. Зачитаю их ему, только не уверен, что от этого будет хоть какая-то польза. Мне кажется, мы с ним говорим на разных языках.

И Мерсер ушел допрашивать Попса. А я пошла в смежную комнату и стала смотреть через зеркало. Мужчины сидели за пластмассовым столом в пустой комнате. Мерсер был чисто выбрит и хорошо одет, он держался прямо и что-то говорил Бейли, который жевал рогалик и пил кофе. Он почти лежал на столе, его редкие передние зубы отхватывали кусочки выпечки, он отхлебывал из стаканчика, не беря его в руки.

Мерсер разогревал собеседника, рассказывал ему о себе и своем отце, пытаясь найти тему, на которой ему удастся втянуть бомжа в осмысленный разговор.

Я вышла в коридор, коря себя за внезапную жалость, которую испытала, глядя на Попса, и за ту ненависть, которую чувствовала к нему из-за убийства Джеммы Доген.

Подошел Чэпмен, и мы вместе вернулись в комнату со стеклом. Мерсер успел выбросить бумажные стаканчики и теперь пристально смотрел на Остина Бейли через стол. Он втолковывал ему, что такое право хранить молчание, причем объяснял так, что понял бы и второклассник.

Интересно, Майк, как и я, думает о полной бесполезности этого допроса? Убийцу с таким прошлым — сплошные психушки — придется подвергнуть медицинскому освидетельствованию на вменяемость, и я уже придумывала вопросы для перекрестного допроса врачей, которые будут свидетелями защиты в деле Остина Бейли.

Пока Уоллес пытался пробиться к сознанию допрашиваемого, Бейли протянул руку к черному дисковому телефону, стоявшему на краю стола, снял трубку и набрал номер.

— Привет, мам. Да, Чарли вернулся...

Мерсер аккуратно забрал у него трубку и положил ее на место.

— Пусть бы он просто позволил ему говорить, — тихо сказала я Чэпмену. — Теперь он заявит, что его лишили права на телефонный звонок.

— Куп, ты знаешь, куда можно позвонить с этого телефона? Это же чертов интерком. С него нельзя выйти в город, это для звонков внутри участка. И, ради бога, он разговаривал не с матерью, а с кроликом Харви[16]. Я вообще не могу понять, зачем мы тратим время на этот бред. Давайте просто отвезем его в суд, и дело с концом, — выпалил Майк, выходя из душной комнаты.

Следом за ним я вернулась в кабинет Петерсона. Мы прикидывали, что делать дальше, и тут вернулся Мерсер.

— Он говорит, что готов пообщаться с тобой, Купер. Может, сходишь, попробуешь? И можешь не звать своих операторов. Либо он кривляется не хуже братьев Ринглинг[17], либо действительно полный псих. Думаю, этот разговор ты не захочешь показывать присяжным.

Я пожала плечами и еще раз прошлась по коридору, на этот раз вслед за Мерсером, в комнату для допросов.

Когда мы вошли и закрыли дверь, Попе посмотрел на меня и улыбнулся.

— Злой и беззубый, мэм, — произнес он вместо приветствия. — Вот как про меня всегда говорили врачи.

Прямо в точку.

Мерсер сказал ему, кто я и зачем пришла, а я придвинула еще один стул для себя.

— Я хочу поговорить с вами о том, что случилось в больнице, мистер Бейли. Вы меня понимаете?

— Извините за больницу, мэм. Извините. Извините, извините, извините.

Господи, какой ужас, Джемме Доген пришлось бороться с психом, которому невозможно было ничего объяснить, бесполезно просить о пощаде.

— Именно об этом я и хотела поговорить. Расскажите нам, за что вы извиняетесь, и я смогу позвать судью.

Мне обязательно придется доказывать судье и присяжным, что Бейли растолковали его права в доступной для него форме, если он даст показания, которые я захочу использовать в качестве улик.

— Детектив Уоллес сообщил вам, мистер Бейли, что вы не обязаны говорить со мной?

— Но я хочу поговорить с вами, леди. Я не говорил ни с одной красивой женщиной с тех пор, как умерла моя жена.

— Вы понимаете, что не обязаны отвечать на мои вопросы?

— Она разговаривала с ножом, да? Та врачиха разговаривала с ножом?

У меня по спине пробежали мурашки. Неужели он говорит о Джемме?

— Что вы имеете в виду?

— Она не разговаривала со мной. Не разговаривала ни с кем. Она разговаривала с ножом.

Теперь придется возвращать его в русло нормального разговора. Мне еще надо изложить ему до конца права, но не хотелось прерывать его откровения насчет убийства.

Вдруг выражение лица Попса резко изменилось, рот упрямо сжался, и он зажал уши руками, словно загораживаясь от громкого звука. Я наклонилась к нему, а Мерсер протянулся через стол, взял его за руки и отвел их в стороны. Попе начал раскачиваться на стуле и ныть, чтобы ему принесли бумажных салфеток. Мерсер кивнул мне, я поднялась и побежала по коридору в комнату, где оставила сумочку, чтобы принести подозреваемому носовые платки. Вернувшись, я положила салфетки на стол перед задержанным. Он улыбнулся и начал рвать их на клочки, скатывать в шарики и запихивать себе в уши.

При этом он продолжал раскачиваться. Из его ушей свисали полоски тонкой бумаги.

— Со мной говорит Чарли, понимаете? — сказал он, глядя на Мерсера. — Я же говорил вам, этот Чарли велит мне, что делать. Я ни в чем не виноват, это Чарли заставил меня сделать все, что я сделал.

— Расскажи ей, кто такой Чарли, Попе.

— Это мой брат, леди. Он родился в один день со мной, но так и не вышел из больницы. Они держат его там все эти годы, но он всегда говорит с мамой и со мной. Каждый день. Говорит мне, что делать.

Я посмотрела на Мерсера и попыталась успокоиться. Затем подперла рукой щеку и мучительно старалась придумать, как действовать дальше.

Может, он просто симулирует и хорошо притворяется? Или я зря теряю свое время на разговоры с безумцем, которого суд все равно признает невменяемым?

— Расскажи мне, что Чарли велел тебе сделать с доктором Доген? Давай немного поговорим об этом. Чарли хочет, чтобы я спросила тебя об этом.

Когда я произнесла имя Чарли, Попе снова улыбнулся:

— Да, но сейчас я не слышу его. Я только хочу сказать, что мне очень жаль, что докторша плохо чувствует себя сегодня.

Следующие двадцать минут мы трое тщетно пытались понять, о чем идет речь. Мы с Мерсером не прерывали бессмысленное бормотание Бейли, а когда он устал, то просто положил руки на стол и опустил на них голову.

Уоллес встал и махнул рукой на дверь. Чэпмен с Петерсоном наблюдали за допросом через стекло. Увидев, что мы выходим, они тоже направились в кабинет лейтенанта. Меня терзали злость и разочарование, я была уверена, что ничего из сказанного Бейли нельзя будет использовать против него.

— Это тупик.

— Да уж, такое не станешь записывать на пленку и показывать в суде.