Патриция Корнуэлл - Последняя инстанция Страница 3

— Нет, я, конечно, ее не виню. Мне ее желание вышибить мозги из этого паскудника вполне понятно, — любезно комментирует Марино. — Да только тут всплывает вопрос подготовки. Не важно, чья жизнь поставлена на карту, будь то тетушка или собственный ребенок, твой долг делать то, на что ты натаскан. А она на это наплевала. Совершенно точно тебе говорю. Сваляла дурака.

— Знаешь, я парочку раз застала тебя за тем же самым, — напоминаю ему.

— Нельзя ее было пускать в Майами, на эту секретную операцию. — Люси работает в периферийном отделении своей организации, которое располагается в Майами, и сюда приехала на праздники. — Бывает, некоторые слишком близко подходят к плохим ребятам и их делишкам, и им начинает казаться, что так и надо себя вести. Люси включилась в режим убийства. Она за пистолет хватается по поводу и без повода.

— Ты к ней несправедлив. — Соображаю, что столько обуви мне не понадобится. — А если бы ты приехал первым, а не она, ты бы как поступил? — Бросаю упаковку и устремляю на него взгляд.

— Ну, я как минимум потратил бы долю секунды и оценил ситуацию, а не стал бы сразу горячиться и размахивать у него перед носом пистолетом. Кошмар. У кретина от боли ум за разум зашел. Поганец даже не видел, что делает. Вопил как резаный от этой химии, которую ты ему в глаза плеснула. К тому же он не был вооружен и никому бы зла не причинил. Ясно как божий день. А вот ты поранилась. Я бы на месте твоей ненаглядной первым делом вызвал «Скорую». Так ей же это и в голову не пришло. Слетела с катушек. Чего угодно от нее можно ожидать. И уж я точно при таком раскладе в дом бы ее не пустил. Специально забрали девочку в участок, чтобы снять с нее показания в нейтральной обстановке — пусть успокоится.

— Знаешь, по мне, так следственный изолятор место отнюдь не нейтральное.

— Да уж получше, чем дом, где только что чуть не замочили любимую тетушку Кей.

Спорить с ним я бы не стала, если бы не жгучий сарказм, с которым изъясняется этот неисправимый упрямец. Потому я и завелась.

— Думай как хочешь, но мне не нравится, что она сейчас в отеле совершенно одна, — добавляет Марино, опять растирая лицо. Пусть говорит про мою племянницу что угодно, все равно здоровяк души в ней не чает, любому за нее глотку перегрызет. Этот полицейский знал мою племяшку еще десятилетней девочкой. Именно он открыл ей мир грузовиков и паровозов, оружия и всего того, что называют мужскими интересами, за что сам же теперь ее критикует.

— Могу заехать проведать ее, только отвезу тебя к Анне. Есть тут недобрые соображения, только они, похоже, никого не интересуют. — Марино перескакивает с мысли на мысль. — Я имею в виду Джея Талли. Нет, меня, конечно, не касается, однако этот индюк думает только о себе.

— Этот индюк целый день прождал меня в больнице, — в очередной раз защищаю Джея: в Марино бурлит слепая ревность. Джей наш сотрудник, представитель Интерпола в АТФ. Мы практически не знакомы, если не считать, что четыре дня назад переспали в Париже. — А меня там, между прочим, продержали часов тринадцать, а то и все четырнадцать, — продолжаю я. У капитана буквально вылезли глаза из орбит. — Это называется «думает только о себе»?

— Бог ты мой! — восклицает Марино. — Кто тебе эту сказочку рассказал? — Его взор горит негодованием. Он Джея возненавидел с первого взгляда, при первой же встрече во Франции. — Невероятно. И он что, дал тебе понять, будто все это время прождал у твоей койки? Да ничего подобного! Чушь собачья. Отвез тебя на белом коне и галопом сюда. А потом позвонил, поинтересовался, когда выписка, проскользнул в больницу и забрал тебя.

— Что ж, вполне здравое решение. — Ни за что не покажу, как я разочарована. — Нет смысла терять столько времени. К тому же он и не говорил, что ждал меня. Я сама ошибочно предположила.

— Да что ты? Так-таки и сама? А почему? Потому что он на такое предположение намекнул. Он тебя за нос водит, и это пустяки? Знаешь, есть такое слово: вранье. Плохая черта характера. Кто там? — Марино резко меняет тон. Кто-то стоит в дверях.

В спальню заходит женщина в полицейской форме со значком, на котором начертано: «М.И. Келлоуэй».

— Простите, — обращается она к Марино с порога. — Капитан, я не знала, что вы опять здесь.

— Теперь знаете, что дальше? — Тот сверлит ее взглядом.

— Доктор Скарпетта, я должна задать вам несколько вопросов про ту баночку. — Глаза у женщины большие и круглые, как шарики от пинг-понга — будто прыгают туда-сюда, отскакивая от нас с Марино. — Где был химикат, формулин...

— Формалин, — вполголоса поправляю я.

— Ах да, — говорит она. — Верно. То есть где конкретно находилась банка, когда вы ее схватили?

Капитан и не думает ретироваться с моей постели. Пристроился, точно это самое естественное для него место. Шарит по карманам в поисках сигарет.

— В большой комнате на кофейном столике, — отвечаю на вопрос. — Ведь я все уже рассказывала.

— Понятно, мэм. Только где именно на столике? Он довольно большой. Извините, что вынуждена вас снова побеспокоить. Просто мы пытаемся воссоздать полную картину, иначе потом будет сложнее вспоминать.

Капитан медленно вытрясает сигарету из пачки «Лаки страйк».

— Келлоуэй? — Он на нее даже не смотрит. — С каких пор вы считаете себя детективом? Что-то я не припомню вас среди своих гвардейцев. — Марино возглавляет отдел ричмондской полиции по расследованию насильственных преступлений, более известный как отдел «Альфа».

— Просто мы не знаем, где конкретно находился сосуд, капитан. — У визитерши пылают щеки.

Как видно, копы решили, что дополнительный допрос я легче стерплю от женщины, чем от мужчины. Может, товарищи послали ее сюда по этой причине, а может, просто потому, что никто другой не хотел со мной связываться.

— Заходите в большую комнату, перед вами кофейный столик. Ближний правый угол, — говорю ей. Я уже много раз это повторяла. Никакой ясности. Все помню как в тумане, действительность будто раскручена под каким-то диким углом.

— И примерно там вы стояли, когда плеснули на него химикат? — спрашивает меня Келлоуэй.

— Нет. Я находилась по другую сторону дивана. Возле вращающейся стеклянной двери. Он погнался за мной, и я оказалась загнанной в тупик.

— А потом вы сразу выбежали из дома?.. — Келлоуэй строчит в своем блокнотике.

— Через столовую, — перебиваю я. — Там у меня лежал пистолет. Незадолго до случившегося я оставила его на столе. Согласна, место неподходящее. — Голова идет кругом, меня качает будто после долгого авиаперелета. — Включила сигнал тревоги и удрала из дома. Вместе с пистолетом, с тем самым «глоком». Нечаянно поскользнулась на льду и сломала руку. Затвор взвести уже не смогла — одной-то рукой...

Это она тоже записывает. В который раз устало пересказываю все то же. Если мне опять придется отвечать на эти вопросы, я попросту выйду из себя, а еще ни один коп на свете такой сцены не лицезрел.

— Вы так и не выстрелили? — Она подняла на меня взгляд и облизала пересохшие губы.

— Я взвести его не смогла.

— Так вы не пытались выстрелить?

— Не знаю, что вы понимаете под словом «пытались». Я не смогла взвести курок.

— Но пробовали?

— Вам что, без переводчика непонятно? — взрывается Марино. У капитана такой злодейский взгляд, что при виде его на ум приходит красная точка лазерного прицела, которая касается жертвы непосредственно перед выстрелом. — Курок не был взведен, и она не выстрелила, дошло, нет? — медленно и грубо повторяет он. — Сколько было зарядов в магазине? — Это вопрос уже ко мне. — Восемнадцать? У тебя семнадцатый «глок», у него восемнадцать пуль в магазине и одна в патроннике, так?

— Не знаю, — отвечаю я. — Может, и не восемнадцать. Точно не восемнадцать. Там, в магазине, пружина тугая: тяжело взводится, когда много патронов.

— Ну да. Ты не вспомнишь, когда вообще последний раз из него стреляла? — вдруг спрашивает он.

— Последний раз на стрельбищах. Несколько месяцев прошло.

— Ты ведь каждый раз перед стрельбищами его хорошенько чистишь, правда, док? — Он даже не спрашивает, а утверждает. Марино прекрасно осведомлен о моих привычках.

— Да. — Я застыла посреди спальни, моргаю. Голова разболелась, и свет по глазам бьет.

— Вы видели пистолет, Келлоуэй? Я имею в виду, вы его досконально проверили, верно? — Он снова устремляет на нее свой лазерный прицел. — Так в чем проблема? — вскинул руку, точно отмахиваясь от какой-то досадливой мошки. — Рассказывайте, что удалось выяснить.

Та колеблется. Чувствую: не хочет передо мной разглашать следственную информацию. Вопрос Марино повис в воздухе, как туча, готовая низвергнуться на наши головы проливным дождем. Я останавливаю свой выбор на двух юбках: темно-синей и серой, вешаю их на спинку стула.

— В магазине четырнадцать патронов, — по-военному механически рапортует ему Келлоуэй. — В патроннике пусто. Затвор не взведен. На вид хорошо вычищен.