Димитр Пеев - Седьмая чаша (сборник) Страница 3

— Значит, и Никто зачисляется в компашку? — спросил Консулов.

— И Никто, и Железный Волк, и Коко — все это псевдонимы…

— Достаточно, Дейнов, я понял. А вы, Консулов, что скажете?

— Похоже на розыгрыш, товарищ полковник. Особенно если иметь в виду этот элементарнейший шифр. Текст уж больно несерьезный. А дон Бонифацио сильно смахивает на дона Базилио.

— А на что смахивает «жду пароля»?

— Тоже с гнильцой товар. Слишком ясно и категорично.

— Да, но все же зашифровано, — возразил Ковачев.

— Зашифровано, но так, чтоб мы сразу все поняли. И этот легко опознанный автомобиль с передатчиком, и сам радист — все это или какой-то идиотизм, полная глупость, розыгрыш, или… серьезнейшее дело…

— Продолжайте, Консулов.

— Дон Бонифацио старый — это, несомненно, адрес. Бонифацио-старший — отец Бонифацио-младшего. Такое на Западе практикуется. Для меня по-настоящему загадочны Коко и Никто. Железный Волк вызывает ассоциации с техникой. Может быть, речь идет о какой-либо аппаратуре, уже установленной Коко в нескольких номерах гостиничного комплекса.

— Я вас серьезно спрашиваю, — сказал Ковачев.

— Я вполне серьезен… Если допустить, разумеется, что текст — не розыгрыш. Железный Волк может означать подводную лодку; тогда «Никто» — название операции, а Коко — дата ее окончания. «В отелях у нас» — это соседние державы, а Пароль — некая красотка, которая вот-вот прибудет. И так далее, если есть желание пофантазировать.

II. ЧЕРНЫЙ ЧЕМОДАН

После раскрытия радиста и дешифровки радиограммы снова наступило полное затишье, и никто не мог предсказать, когда оно нарушится. Гораздо важнее было поразмышлять: действительное или кажущееся это спокойствие? Поэтому, едва закончилось утреннее совещание и коллеги его направились решать свои задачи, Ковачев отправился в дом отдыха министерства. Даже пошел на пляж. Но не прошло и часа, как там появилась угловатая фигура Консулова. Он был в плавках, с сумкой в руке. То и дело оборачиваясь, вглядываясь в полуголые тела, Консулов наверняка искал его, Ковачева. Не случилось ли чего?

— Здравствуйте! Ко мне или в объятия Нептуна?

Ковачев уже распознал своеобразную манеру высказываний Консулова и решил ему подыгрывать.

— Какой там Нептун! Квод лицет Йови, нон лицет бови. — Он явно полагал, что Ковачев не силен в латыни, поэтому сразу перевел поговорку: — Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку. Бреду в жалкой роли почтальона. Хочу порадовать вас открыточкой.

— Интересно.

Консулов достал из сумки цветную открытку с видом Золотых песков. На обратной стороне значилось:

«Варна, Сиреневая улица, дом № 5. Петру Петкову, Дорогой Пешо, я на несколько дней приехал на Золотые пески. Гостиница „Метрополь“. Давай-ка повидаемся в пятницу, 19 июля, в десять тридцать. Твой друг Гошо».

— И что же? Чем замечательна эта открытка?

— Тем, что ее только что опустил в почтовый ящик гостиницы «Метрополь» Дэвид Маклоренс. Наблюдатель засек и с помощью администрации гостиницы заполучил открыточку.

— Гм! Интересно, — повторил Ковачев. — А не мог ли наблюдатель ошибиться?

— Нет. Во-первых, он видел, кто и как опускал открытку, во-вторых, в ящике она оказалась единственной.

— Возможно ли, что этот Маклоренс — болгарин? В Австралию много отбросов уплыло в свое время.

— Даже если и болгарин, то, скорее всего, второго издания: допустим, сын какого-нибудь нашего эмигранта. К тому же от англосаксонской мамаши, судя по комплекции.

— У вас было больше времени для размышлений. Что вы думаете об этой открытке? — спросил по пути к дому отдыха Ковачев.

— Адресат, разумеется, никакой не друг Маклоренсу. Сообщается место и время встречи агенту, каковым не обязательно должен быть Петр Петков. Во-первых, Маклоренс обитает не в «Метрополе», а в «Интернационале». Во-вторых, если они друзья, то Маклоренс может посетить дом друга. В-третьих, и это самое важное, пятница приходится не на девятнадцатое, а на восемнадцатое июля.

Ковачев мысленно сосчитал дни недели.

— Да, правильно… Что бы это могло означать? Не мог же он случайно ошибиться. Восемнадцатое… Девятнадцатое… В нашем деле такие ошибки маловероятны.

— Вероятно, это какая-то уловка, к которой мы еще вернемся. А открытка? Как поступить с ней? Все-таки надо послать по адресу, не правда ли?

— Обязательно. Иначе возникает опасность, что ничего не случится вообще. А этого допустить нельзя. Но время есть. Почта доставит открытку завтра, вероятно, после обеда. У нас в запасе чуть больше суток. Думать, думать, думать!

Ковачев быстро оделся. Уже сидя в машине, взял открытку у Консулова и снова пристально в нее вгляделся. И чем дольше он смотрел, тем больше убеждался, что эта открытка, случайно попавшая в их руки, — не маленький козырь. Это не просто условный знак для встречи, но нечто гораздо более значительное…

— Думаете, товарищ полковник? — спросил Консулов, будто телепатически уловив его состояние.

— Думаю, думаю, чем еще лучшим можно заняться?

— Тогда поразмышляйте вслух. Может, и я чем-нибудь помогу.

— Вырисовываются две версии. Или этот Дэвид Маклоренс болгарин, и тогда нет ничего удивительного, что он, подписываясь как Гошо (может, он действительно Гошо или под этим именем его знает Пешо), послал открытку, которую сам надписал здесь, у нас. Но интересней и, разумеется, перспективней другая версия. Что он не болгарин и не сам написал текст. Тогда следует логически, что открытку ему вручили «там» уже готовой, надписанной, и его задача — только опустить ее и повстречаться с Пешо или в пятницу, 18-го, или 19-го, в субботу, возле гостиницы «Метрополь».

— С ним или кем-то другим, которого Пешо знает как Гошо… Возникает законный вопрос: как Пешо узнает Маклоренса, который только что прибыл вон откуда — аж из Австралии?

— Знаете, когда я вас слушал, пришла в голову одна догадка в пользу версии, что открытка была надписана «там».

— Представьте себе, и меня осенила такая же догадка, — усмехнулся Консулов.

— Тогда поделитесь вашей. А после мы сравним…

— Почему встреча у гостиницы «Метрополь», а не у «Интернационаля», где расположился Маклоренс и где было бы естественно увидеться, допустим, в холле, а еще естественней — в номере, если они друзья? Не означает ли это, что открытка была написана еще до того, как Маклоренс поселился в гостинице «Интернациональ», причем написал ее человек, которого он знает и который жил в гостинице «Метрополь»? Такова ли была ваша догадка?

— Нет. Ваше предположение, быть может, и верно. Оно весьма логично и правдоподобно, но существует вероятность, что «Метрополь» указан для конспирации, чтобы знакомые случайно не засекли их встречу. А может, «Метрополь» означает вообще что-то иное.

— Не исключено.

— Представьте себе, что некто поручил вам, когда прибудете на Золотые пески, отправить открытку с таким содержанием. Независимо от того, болгарин вы или только перепишете текст по-болгарски. Как вы поступите?

— Куплю открытку, приклею марку, напишу условленный текст и опущу в почтовый ящик, — отвечал без размышлений Консулов, глядя на полковника с нескрываемым интересом.

— Именно это я и хотел от вас услышать! Прежде всего купите открытку! Что я и поручаю вам сделать. Я сейчас сойду и дальше доберусь автобусом к окружному управлению, а вы на машине постарайтесь решить единственную задачу: купить такую же открытку и доставить ее мне. Но помните: не какую-нибудь другую, а именно такую. Начните у киоска возле «Интернационаля», потом в других гостиницах комплекса, в «Дружбе», если понадобится, поищите и по городу на центральных улицах, но любою ценой найдите и привезите мне такую открытку.

— Но зачем вам? Да не решили ли вы…

— Ничего я не решал. Выполните задание, а после поговорим… в управлении… — отвечал Ковачев, вылезая из машины.

В кабинете его ожидал Петев. Оказывается, он звонил в дом отдыха, но уже после того, как Ковачев уехал.

— Ну, рассказывайте о вашем Дэвиде.

— Почему — о «моем»? Разве он не общий?

— Вы его открыли, значит, ваш. Что он теперь поделывает? Вижу, не случайно вы меня искали.

— Так называемый «мой Дэвид» чувствует себя отлично и держится превосходно. После открытки ничем себя не проявил. Но появился господин, который его усиленно ищет.

— Как так ищет?

— Ходит из гостиницы в гостиницу, ищет некоего Мортимера Харрисона, а когда ему отвечают, что такого не значится, спрашивает и о Дэвиде Маклоренсе.

— Болгарин?

— Нет, ирландец. Ларри О'Коннор, из Соединенных Штатов. Прибыл вчера вечером самолетом из Парижа, поселился в гостинице «Лебедь». С самого начала, как только мы его засекли, он, вместо того чтобы купаться и загорать, занимается одним и тем же: ходит, расспрашивает, высматривает…