Алекс Норк - Больше света, полиция! Страница 3

Теперь он должен молчать. Всегда. И никто не посмеет поднять над клавишами крышку.

Когда несколько дней назад рояль привезли в их дом, муж сказал ей, что очень хочет увидеть ее за инструментом, она впервые за эти два года закричала. Нет… кажется, впервые в жизни. Она кричала, чтобы он никогда больше не смел говорить ей глупости, не смел никогда!

Он хороший и добрый человек, а мелкие глупости, ну что же, их говорят все люди. И муж — тоже обычный человек как все.

Ей просто слишком посчастливилось в своей жизни узнать необычное. В тринадцать лет за свой абсолютный от природы слух она стала ученицей знаменитой пианистки. Уже не дававшей в то время концерты, но чьи пластинки можно было купить в любом музыкальном магазине. И через сто лет они будут там продаваться, и через двести… Она оказалась среди людей, где никогда не говорили глупости. Где можно было ничего не говорить, даже когда не играла музыка. Потом нелепая травма локтя навсегда закрыла ей двери в большую музыку, но она сумела все пережить, потому что рядом были эти люди. Был Генри… этот рояль. Теперь, очень скоро, останется только он один.

Она всегда улыбалась роялю, когда приходила в тот дом. Она вообще очень часто улыбалась, но миссис Нордау с первых дней их знакомства назвала ее «несмеющийся ребенок».

Сама она, конечно же, была смеющимся человеком, и Генри тоже.

Занятия как раз заканчивались, когда он возвращался из университета, и он всегда спускался к ним в холл: «У нас опять несмеющийся ребенок? Здравствуй, ребенок!». Потом, с годами, Генри стал ее звать по имени — Марша. Но иногда прорывалось и то, прежнее.

Сегодня она позвонила в лабораторию и отменила утренние эксперименты, но все равно лучше пойти на работу, потому что нельзя все время смотреть на этот праздничный рояль. Как будто он не понимает, что случилось.

Последний раз она играла на нем концерт Брамса, который они готовили для ее первого выступления на большой сцене. Было много гостей и игра всем понравилась. А Генри заявил, что больше всего в исполнении привлекает ее тонкая прямая спина, эстетически дополняет звуки. «Наконец-то ты начинаешь понимать музыку, — сказала тогда миссис Нордау. — Пожалуй, скоро начнешь отличать Шопена от Шопенгауэра».

Конечно же Генри любил музыку, и неплохо в ней разбирался. Но миссис Нордау так до конца и не примирилась с тем, что ее единственный сын предпочел музыке физику, хотя очень радовалась его научным успехам.

Почему она сказала себе «любил»? Генри ведь жив и здоров. Вот именно, здоров. Боже, какая фантастическая нелепость! Она и сейчас не может найти другого слова, и повторяет себе — нелепость, нелепость. И не понимает, почему сделала то, что сделала…

А если бы повторилось все снова? Она бы сделала то же самое, потому что так требовал Генри.

Что-то еще очень плохое и тягостное мучает ее все время… Да, Генри запретил ей встречаться. Значит она его больше никогда не увидит. Это самое страшное, потому что она всегда знала, что сможет это сделать… И когда проводила свой медовый месяц с мужем, эти длинные и ненужные в ее жизни дни, знала, что снова увидит Генри.

Теперь стало совсем понятно, что она привыкла всегда так себя чувствовать, с тех детских лет, и потом, когда они стали взрослыми и совсем нечасто виделись. Была еще миссис Нордау, и она играла для нее, вот на этом рояле…

«Узнав все об убитом, мы неизбежно поймаем убийцу».

У Блейка было несколько ходячих фраз, и подчиненные не без ехидства любили ему их цитировать.

— Неизбежно и неминуемо. Не так ли, патрон? — Макс держал в руках ответ на их запрос в центральный архив ФБР — Любопытной фигурой оказался этот покойный Крайтон, между прочим.

— Читай. С выражением, и не части.

Макс уселся напротив.

— Ну-с, так вот. Родился он почти в Мексике. На самом юге. В семье мелкого торговца. Один был всего ребенок, но очень беспокойный. В пятнадцать лет за систематическое уличное хулиганство попал на полгода в исправительный дом для трудных подростков. Надо думать, американская пенитенциарная система пришлась ему по вкусу, потому что в восемнадцать лет он попадает в заключение снова за угон и попытку продажи краденого автомобиля. Поскольку действовали трое и он был не главной фигурой, суд дал ему всего один год тюрьмы, откуда он вышел через восемь месяцев за примерное поведение. Обращаю ваше внимание, патрон, что Крайтон — человек строгих правил и примерное поведение в тюрьме станет его отличительной чертой на протяжении всей последующей жизни. Вы заметили, патрон, что южан понемногу тянет на север?

— Давно заметил.

— Ну вот, и география тюрем меняется. Два года тюрьмы за сбыт краденого в Ашленде. Вышел через полтора года. Четыре года в Мак-Куине за соучастие в ограблении ювелирного магазина и, наконец, последнее заключение — на восемь лет в городе Пирр, тоже за ограбление. Тут ему припомнили и предыдущие подвиги, но выпустили на два года раньше. Очень уж хорошо ведет себя за решеткой. Сразу вспоминаются ваши крылатые слова, патрон: «Место человеку там, где он ведет себя лучше всего». Я ничего не перепутал?

— Наверно, нет, у тебя память лучше. — Блейк повернулся в кресле и взглянул на карту страны у себя за спиной. — Смотри-ка ты, прямо по меридиану работал. Значит, если бы его не убили у нас, он сел бы в следующий раз где-нибудь в Канаде?

— Вне всяких сомнений.

— Сколько лет он уже на свободе после пятой отсидки?

— Четыре. В последние два года обосновался у нас. Ничем для полиции не отличился. Имел небольшую фирму по мелкооптовой торговле, сам занимался развозом товаров. Я звонил в обслуживающий банк. Фирма там считается крепкой. И дом у этого непоседы слишком уж неплохой.

— Значит, сохранил кое-какие криминальные доходы от старых дел?

— Скорее всего, так.

— Хорошо, Макс, спасибо. Теперь мы можем нарисовать план первоочередных мероприятий для нашего нового начальства.

— Да, патрон?

— Слишком много уголовных контактов было у убитого. Это, прежде всего, его сообщники по старым преступлениям и по тем, о которых мы возможно еще не знаем. Надо проверить, нет ли в городе людей, связанных с ним по криминальной биографии. Пусть сейчас же этим и займутся, а я пойду докладывать начальству, что мы на правильном пути.

— Патрон, давайте сначала пообедаем. Уже середина дня, а я маковой росинки с утра во рту не держал.

Макс разведенными руками показал такой величины росинку, которая и впрямь соответствовала его молодому аппетиту.

— Ну хорошо, пошли. Только смущает меня, знаешь, место убийства. И следов исчезновения преступника нет.

— Почему смущает? — Помощник несогласно пожал плечами. — Как раз очень удобно перебраться там с дороги через забор и затаиться, чтобы спокойно выстрелить, когда Крайтон подъедет и начнет открывать свой фургон.

— Правильно, чтобы спокойно выстрелить в спину или затылок, а Крайтон получил пули в грудь. Ладно пойдем, а то коллеги слопают в столовой все твои лакомые росинки.

Через час Блейк снова говорил с новым шефом. И снова тот вел себя подчеркнуто вежливо.

— Все это очень хорошо, лейтенант, но не думали ли вы, что Энтони Крайтон мог быть убит и кем-то из работников хосписа?

— Думал. Завтра все возможные подозреваемые будут мной лично допрошены, а их связи с Крайтоном проверяются уже сейчас. Но в своей практике я не помню ни одного тщательно подготовленного убийства, которое преступник совершал бы в том месте, где он постоянно обретается.

— А вы считаете, что оно именно тщательно подготовлено?

— Да. Опыт подсказывает. И оружие. Дорогое, итальянское. И прямо скажем, малоизвестное в нашей уголовной среде. Я бы мог назвать несколько отечественных марок, которые нашим киллерам гораздо более с руки.

— Объясните мне, пожалуйста, тогда, чем этот пистолет от них отличается.

Блейк на секунду задумался.

— Длинный ствол и удлиненная казенная часть… Это не очень удобно, чтобы носить под одеждой. Особенно в летнее время. Зато прекрасно сочетает в себе устойчивость при стрельбе и поражающую силу.

— Очень подходит профессионалу?

Блейк повел бровью:

— Вот тут я не до конца понимаю, скорее нет. Профессионал прежде всего обращает внимание на маскировку оружия, а стрелять хорошо умеет и из короткоствольных марок. Типа наган, например.

— Верно! — поспешно согласился шеф.

— К тому же этот пистолет, как я уже говорил, из самых что ни на есть дорогих, а выкладывать лишнюю тысячу долларов такая публика не любит. Речь-то ведь, заметьте, идет не об убийстве крупного мафиози, когда деньги не очень считают. Кому встал на пути этот мелкий, хотя и несомненно грязный уголовник Крайтон? — Блейк перехватил неуверенный взгляд, брошенный шефом на пачку сигарет. — Да вы курите, я легко переношу табачный дым.