Донна Леон - Неизвестный венецианец Страница 31

Газетчики, учуяв запах смерти, снова как с цепи сорвались. Первая заметка появилась в вечернем номере «Ла Нотте», газеты, известной своей любовью к настоящему времени и крупным красным заголовкам. В заметке Франческо Креспо представал как «гомосексуалист-куртизан». Была приведена его биография, с особым упором на тот факт, что некогда он работал танцовщиком в гей-клубе в Винченце, хотя и меньше недели. Автор заметки, как и следовало ожидать, связывал это убийство с недавним убийством Леонардо Маскари и предполагал, что сходство между жертвами означает лютую месть убийцы трансвеститам. Объяснить мотивы такой мести автор не удосужился.

Утренние газеты подхватили и развили эту идею. «Газзетино» подсчитала, что за последние годы в провинции Порденоне были убиты десять проституток, и постаралась доказать связь между теми преступлениями и убийствами трансвеститов. В «Манифесто» под материал о Креспо отвели целых две колонки на четвертой полосе, что позволило журналисту выбирать выражения поцветистее. Он писал, например, что Креспо – это «один из паразитов, присосавшихся к загнивающему телу итальянского буржуазного общества».

С присущей ей непререкаемостью «Коррьере делла Сера» ничтоже сумняшеся перешла от убийства безвестного гомосексуалиста к убийству известного венецианского банкира. Статья ссылалась на «местные источники», сообщавшие, что для определенных кругов «двойная жизнь» Маскари не представляла секрета. Его смерть явилась неизбежным следствием «нравственного упадка», к которому привела его «порочная слабость».

Брунетти, заинтересовавшись «источниками», набрал номер римского отделения газеты и попросил соединить его с автором статьи. Тот ответил и, узнав, что Брунетти – комиссар полиции и желает знать, откуда он почерпнул информацию, заявил, что не вправе раскрывать свой источник и что доверие между журналистом и источником, с одной стороны, и журналистом и читателями – с другой, должно быть взаимным и абсолютным. Более того, назвать имя человека, рассказавшего ему о Маскари, ему не позволяют высокие моральные принципы, на которых зиждется журналистика. Минуты три, наверное, прошло, прежде чем Брунетти сообразил, что этот тип не шутит, а говорит то, что думает.

– Вы давно работаете в газете? – наконец перебил он журналиста.

Журналист, увлекшись изложением своих принципов, целей и идеалов, аж поперхнулся от неожиданности, прерванный на середине выступления. Помолчав, он ответил:

– Четыре месяца. А что?

– Вы можете сейчас перевести меня на коммутатор или мне необходимо перезванивать?

– Могу. А что?

– Я хочу поговорить с вашим редактором.

Газетчик заколебался, а потом его осенило: вот же оно, проявление двуличия власть имущих и подтверждение того, что бизнес и государственные структуры находятся в тайном антиобщественном сговоре.

– Комиссар, – торжественно начал он, – я хочу предупредить вас, что любая попытка затушевать или поставить под вопрос факты, которые я раскрыл в своей статье, станет немедленно известна моим читателям. Я не уверен, что вы осознаете, что сейчас не те времена, что потребность знать правду…

Брунетти нажал на рычаг, затем набрал номер еще раз. Даже полиции ни к чему оплачивать подобную галиматью, тем более по междугородному тарифу.

Когда наконец он добрался до редактора отдела новостей, то оказалось, что это Джулио Лотто, его старый знакомый, с которым он некогда делил горький хлеб изгнания в Неаполе.

– Джулио, это Гвидо Брунетти.

– Чао, Гвидо. Я слышал, ты вернулся в Венецию?

– Да. Я вот зачем звоню. Один из твоих журналистов, – Брунетти взглянул на подпись под материалом, – Лино Кавальере, написал статью о трансвестите, которого убили в Местре. Она в сегодняшнем номере.

– А, вчера мой заместитель подписывал ее в номер. А что?

– Он пишет о каких-то «местных источниках», которые сообщили ему, что другой убитый, Маскари, вел какую-то «двойную жизнь», о чем многие знали. Хм, «двойная жизнь». Ничего себе выраженьице, а, Джулио. «Двойная жизнь».

– Боже ты мой, где это написано?

– Да вот же, тут: «местные источники, двойная жизнь».

– Да я ему яйца за такое оторву! – заорал Лотто.

– То есть нет никаких «местных источников»?

– Нет, тут звонил некий аноним, якобы клиент Маскари.

– И что он сказал?

– Что он знал Маскари много лет, что предупреждал его об опасности, что некоторые из клиентов – опасные люди. Еще он сказал, что наверху было хорошо известно, что за человек Маскари.

– Джулио, человеку шел пятый десяток.

– Да я убью его. Поверь мне, Гвидо, я ничего не знал. Я велел ему забыть про этот звонок. Я прикончу этого засранца.

– Как он мог написать такую глупость? – спросил Брунетти, хотя и знал, что причин для глупости существует миллион.

– Он кретин, форменный идиот, – устало вздохнул Лотто, будто бы каждый день страдал от глупости своего сотрудника.

– Зачем тогда ты его держишь? У вас же все-таки до сих пор репутация лучшей газеты в стране. – Брунетти ухитрился так завернуть фразу, чтобы не скрывать личного скепсиса по этому вопросу, но и не бравировать им.

– Его тесть каждую неделю заказывает нам по две страницы рекламы для своего мебельного магазина. Приходится мириться. Раньше он был в отделе спорта, но как-то раз он ляпнул, что, оказывается, как он недавно узнал, американский футбол и обычный футбол – это разные вещи. Вот его и перевели ко мне. – Оба замолчали, призадумавшись каждый о своем. Странно, но Брунетти не без удовольствия отметил, что и у других есть подчиненные вроде Риверре и Альвизе. Его собеседнику было, наверное, от этого не легче. – Я постараюсь сплавить его в отдел политики.

– Отличное решение, Джулио. Ему там самое место. Ну все, удачи. Большое спасибо.

Брунетти положил трубку.

Он хотя и раньше предполагал, что все обстоит подобным образом, но действительность по абсурду превзошла его ожидания. Благодаря лишь чистому везению этот «местный источник» вышел на безмозглого репортера, готового распространять слухи о Маскари, не требуя доказательств. И видимо, «источник» очень торопился или был сильно напуган, что решил запустить свою версию в газету, словно такая статья могла подкрепить искусно сработанную легенду о «трансвестите» Маскари.

По делу Креспо пока все было глухо. Никто из его соседей не догадывался о его профессии. Одни думали, что он бармен, другие считали, что он ночной портье в какой-то венецианской гостинице. Никто не замечал ничего странного в предшествующие убийству дни, да и вообще это был обычный жилой дом, какие еще странности. Да, к синьору Креспо часто приходили гости, но он был очень общительный и приятный молодой человек, что же удивительного в том, что у него было много друзей?

Полицейские медики оперировали более четкими определениями: смерть наступила в результате удушения, убийца напал на жертву сзади, судя по всему, неожиданно. Ни следов половой активности, ни грязи под ногтями, но зато вся квартира в отпечатках пальцев, то есть работы там на неделю.

Он дважды звонил в Больцано. В первый раз гостиничная линия оказалась занятой, а во второй раз Паолы не было в номере. Только он поднял трубку, чтобы позвонить третий раз, в дверь постучали. «Avanti», – крикнул он, и вошла синьорина Элеттра с папкой, которую положила ему на стол.

– Dottore, там внизу кто-то пришел, и, мне кажется, это к вам.

Брунетти удивился: она не должна была ни докладывать, ни даже знать о его посетителях.

– Я просто относила вниз бумаги Аните и случайно услышала, что он говорит дежурному, – поспешила объяснить она, заметив недоумение Брунетти.

– А кто там пришел?

Она улыбнулась:

– Молодой человек. Очень хорошо одетый. – В устах синьорины Элеттры, которая явилась сегодня на работу в костюме легчайшего розовато-лилового шелка, произведенного, наверное, специально для нее особо искусными шелковичными червями, это звучало как высокая похвала. – И очень симпатичный, – добавила она с улыбкой сожаления, оттого что молодой человек спрашивал внизу Брунетти, а не ее.

– Может быть, вы проводите его ко мне? – предложил Брунетти, желая не только поскорее увидеть это чудо, но и предоставить синьорине Элеттре предлог перекинуться с ним парой фраз.

Теперь на ее лице появилась улыбка, предназначенная для простых смертных. С нею она и вышла. Вернувшись через пару минут, она постучала, вошла и сказала:

– Комиссар, этот господин желает с вами поговорить.

Вслед за ней в кабинет вошел молодой человек. Она посторонилась, чтобы он мог подойти к столу. Брунетти встал и протянул ему руку, которую тот крепко пожал. У него была широкая и сильная ладонь.

– Пожалуйста, присаживайтесь, синьор, – сказал Брунетти и обернулся к синьорине Элеттре: – Благодарю вас, синьорина.

Она едва заметно улыбнулась Брунетти, затем посмотрела на молодого человека таким взглядом, каким, должно быть, Парсифаль смотрел на исчезающий пред ним Грааль.