Фридрих Незнанский - Заложник Страница 33

Да, так вот, насчет информированности. Именно старик, и никто другой, смог дать хоть какую-то зацепку, подсказку. Правда, ее еще отрабатывать и отрабатывать. Но все же… А остальное — глухо. Даже друзей-приятелей, с которыми тут водилась девочка, нельзя допросить. Нету их! Отдыхают, видите ли, от постоянного отдыха. И где? А на Кипре. В теплых морях купаются. Вот и Светлана эта, если бы неожиданно не пропала, тоже купалась бы вместе с ними. А когда они вернутся? А вот накупаются и вернутся. К началу учебного года, наверное. Вот житуха!

Понимая, что дальнейшие допросы в поисках возможных свидетелей бесперспективны, а время совсем уже позднее, Загоруйко постарался побыстрее опросить оставшихся, зафиксировал отсутствие каких-либо проливающих на существо дела сведений и отпустил народ по домам. Все облегченно разошлись. Оставались двое — это супруга хозяина и его племянница, но обе находились в Москве, и следователю было твердо обещано, что завтра они приедут, куда он укажет, и тоже дадут свои показания. Хотя, скорее всего, они ничем не будут отличаться от остальных.

Закончив работу и сложив немногочисленные протоколы в папочку, Загоруйко откланялся. Показалось, что с ним простились с облегчением. Ну что здесь за люди?!

Хозяин, по-прежнему пребывающий в кресле, вяло поинтересовался, на чем отправится следователь домой. Может, его доставить? Но Загоруйко вежливо отклонил заботу по той причине, что приехал сюда на собственных «Жигулях». Ну нет так нет. Банкир Залесский махнул рукой, как бы отпуская представителя следственных органов.

Но когда Загоруйко спустился во двор, он увидел широко шагающего навстречу ему высокого мужчину в сопровождении охранника. Лицо показалось знакомым, хотя… откуда? Но мужчина сам обратил на следователя внимание. Когда приблизился, первым протянул руку и представился:

— Турецкий Александр Борисович. А вы, простите, не следователь?

— Как догадались? — не идя на контакт, без всякого интереса спросил Загоруйко.

— А есть у нашего брата нечто такое, что отличает его от всех нормальных людей. Так как вас по имени-отчеству?

— Загоруйко. Иван Иванович.

— Очень приятно. Вы, я смотрю, уже собираетесь ехать? А если я попрошу вас задержаться буквально на десять минут, я не нарушу ваши планы?

— А для какой цели я вам понадобился? — не скрывая неприязни, спросил следователь.

— Только между нами… — Турецкий доверительно склонился к невысокому и худощавому Загоруйко и кивнул в сторону веранды: — Игорь наверняка считает, что если дело касается кого-то из его близких, то заниматься им должен сам Генеральный прокурор. Ну или кто-нибудь вроде него. А лично мне это совсем не кажется. Согласны?

Вопрос был задан настолько по-приятельски, что следователь хмыкнул и утвердительно кивнул.

— Значит, станет сейчас мне, как говорится, по дружбе полоскать мозги. А чтобы не чувствовать себя абсолютной пешкой, мне хотелось бы хоть в общих чертах знать существо дела. И в этом я очень рассчитываю на вашу помощь, Иван Иванович.

— Вообще-то, мне не трудно, — пошел на уступки Загоруйко. — Только, по правде говоря, возвращаться туда не хочется.

— Нет возражений. — Турецкий обернулся к стоящему поодаль охраннику и сказал ему: — Можете быть свободны, молодой человек. Мы уж тут как-нибудь сами… Протоколы мне смотреть, я думаю, нет нужды, поэтому, если можно, вы своими словами, Иван Иванович.

И Загоруйко пересказал в общих, как и просил Турецкий, чертах все, что удалось сегодня узнать. Говорил он сухо и нудно, поскольку и сам не имел личного интереса в расследовании этого явного висяка. Хотя… с другой стороны… Намек-то этот деревенский житель Гонюта все-таки подбросил. Его, конечно, следовало обмозговать. Не кидаться же на первый след. А с другой стороны, известно, что и первая версия бывает плодотворной. Вот как ею распорядиться — это иное дело. И уже в самом конце, может быть, для того чтобы показать столичному «важняку», что и здесь, в районе, тоже народ не лыком шит или просто бес толкнул под локоток, решил все же Иван Иванович высказать свою версию. Ну как бы от самого себя исходящую. Как результат анализа всех показаний, которые успел снять сегодня за какие-то, между прочим, всего три-четыре часа. У других недели уходят, пока до истины докопаются. Если не месяцы. Следов-то ведь практически никаких на месте преступления не оставлено. Ну опять же вечером смотрели, при фонарях. Надо бы еще раз пройтись, хотя там и натоптали порядочно.

Словом, высказал Загоруйко такую версию, что, по его мнению, мог совершить преступление кто-то из деревенских жителей. Причин для этого достаточно.

— Взаимная неприязнь? — Турецкий кивнул на высящийся рядом шикарный дом Залесского. — Классовая ненависть?

— А почему бы и нет? Если посмотреть историю возникновения этого поселка, где проживают исключительно банкиры, составившие свои капиталы на откровенном и наглом ограблении простого народа, то чем не повод? Марксову-то формулу никто не отменял, даже капиталисты.

— Это верно, — согласился Турецкий, чем дал новый импульс Загоруйко.

— А в Борках, это фактически по соседству, имеются очень недовольные. А кто и с уголовным прошлым. И потом сама форма убийства девушки…

— Ей было всего пятнадцать лет.

— Я знаю. Как и то, что паспорт она уже получила. Так что, можно сказать, самостоятельный человек. Но я не к тому. Наш судебный медик после предварительного осмотра тела — вы сами понимаете, в каких условиях, — сделал вывод, что жертва была изнасилована и задушена. Не застрелена, не зарезана, а именно задушена. Вскрытие, конечно, покажет, но Липинский считает, что у трупа смещены шейные позвонки. То есть насильник был физически сильным человеком. Ну и характерные следы в виде ссадин, кровоподтеков, порезов при волочении… Хотя состояние трупа, вы понимаете… Да что я вам объясняю?

— Этот ваш Липинский, он как?

— В смысле специалист? Нормальный. И опыт имеет. Антон Юлианович у нас в клинике работает.

— А как она могла в такую глухомань попасть? Нет соображений?

— Убивец мог просто принести туда тело и там уже завалить его старыми корягами. Либо жертва могла пойти туда добровольно, а он стукнул ее по голове, затащил поглубже, на старую вырубку, она вся давно заросла, и там уже… довершил. Версии будем отрабатывать. Насильник мог быть, кстати, и не один. Тогда это облегчало им дело.

— Сколько времени вы шли туда?

— Ну, думаю, минут пятнадцать, может, даже и побольше. Я как-то не обратил внимания. Тут вы абсолютно правы, надо будет проверить. Это ж получается что-нибудь порядка трех километров? Далеко, выходит, тащили. Опять же либо она добровольно там оказалась, либо ее просто перехватили на тропинке. Выследили и… Ну, понимаете… Девушка-то была вполне созревшая, не ребенок, как тут уверяют, во всяком случае.

— Не ребенок, — вздохнул Турецкий. — Я ее недавно видел. С неделю назад. Сумасбродка, но умница. Я полагаю, сама бы она с чужими пойти не рискнула. У них тут своя компания. Целая орава молодежи. На мотоциклах.

— Это любопытно. Там, по словам этого деда, часто гоняют именно на мотоциклах. Скачки, так сказать, с препятствиями. А другая техника, даже и телега, просто не пролезет. На следы мотоциклов я тоже обратил внимание. Но мне сказали уже, что они тут, — Загоруйко обвел рукой вокруг себя, — чуть ли не одной семьей живут.

— Ага, и носятся, как сумасшедшие. А это деревенским очень не нравится. И они ребятам на дорогу всякие гвозди кидают, бутылки бьют.

— Ну, вот вам и причина. Короче, будем думать. Ну я вам, кажется, полностью осветил картину? Появятся дополнительные вопросы, пожалуйста, я к вашим услугам. И от помощи не откажусь тоже, — впервые улыбнулся Загоруйко.

— Буду иметь в виду. Всего вам доброго, Иван Иванович.

Турецкий, прощаясь, пожал ему руку, после чего отправился в дом Игоря. Тот все еще полулежал в кресле. Правда, доктор уже ушел.

— Здравствуй, — отрешенно кивнул Игорь и закрыл глаза.

— Старик, я хочу тебе сказать…

— Не надо, Саш. Твое присутствие сейчас здесь говорит больше слов… А у меня к тебе просьба… возьми это дело на себя.

— Игоряша, скажу откровенно, не вижу в том особой нужды. Я только что поговорил со следователем. Нормальный, трезво мыслящий мужик. Под контроль взять? Да, без возражений. Думаю, и он возражать не станет. Тут ведь есть определенный момент, понимаешь? Чисто психологический. Так что за это ты не беспокойся. Меня другое несколько удивило.

— Ты еще способен удивляться?

— Удивило то, что трагедия произошла словно в вакууме. Поверь мне, Игорек, так просто не бывает. А тебе это странным не кажется?

— Мне теперь уже ничего не кажется, старина… Но дай Бог, чтобы тебе не пришлось пережить того, что сегодня пережил я. Смерть единственного ребенка, Саш, это очень страшно…