Лоуренс Гоуф - Свободное падение Страница 33

– Это просто случилось – и все.

– Я того же мнения.

Она быстро посмотрела на него, захлопала ресницами.

– Ты смеешься надо мной?

– Никоим образом.

– Я хотела только показать тебе свою лошадь. Но показала гораздо больше, да?

Грег накрыл ее руки своими.

– Мендес и твой отец – друзья?

Она кивнула.

– Безусловно, ты показала мне больше, чем лошадь. Вы с отцом не очень ладите?

– Он хочет, чтобы я ему готовила, поддерживала чистоту в доме, стирала, гладила. Была бы дома, когда ему нужна компания, и уходила, когда он во мне не нуждается.

Принесли пиццу. У Грега потекли слюнки.

– А если окажется, что Марти в чем-то замешан, тебя бы устроило, если бы его на несколько лет убрали?

– Нет, конечно нет!

Что это значит – она подставила себя, чтобы спасти папочку? Грег взял с алюминиевой тарелки остывший кусок пиццы.

– Почему Мендес подарил тебе лошадь?

Саманта улыбнулась.

– Мы были на бегах. Там я и встретилась с ним в первый раз. Они были в баре. Папа напился. – Она деликатно покопалась в пицце, облизала пальчик. – Гарсия видел, как бежала лошадь, как она выиграла. Ему захотелось, и он купил ее. А потом не знал, что с ней делать. Это так для него типично. И когда мы познакомились, он спросил, хочу ли я иметь лошадь. Я сказала – да.

– А кто оплачивает ее содержание в конюшне?

– Гарсия платит за год вперед.

– Очень щедрый парень, не так ли?

– Чрезмерно. Деньги для него ничего не значат.

Грег впился в пиццу зубами. Жаль, что он не заказал анчоусы.

– А что Щедрейший Сеньор делал в банке со время ограбления?

– Думаю, он разговаривал с папой.

– О чем?

– Хотела бы я знать.

– Да? Ты и вправду не знаешь? – недоверчиво переспросил он. – Пока мы занимались любовью…

По лицу ее пробежала тень беспокойства.

– Господи, а сколько времени?

Грег посмотрел на часы. Одиннадцать.

– Мне нужно домой!

Она встала, схватила со стула норку, быстро поцеловала его и побежала к двери.

Грег помчался за ней, салфетка упала на пол.

– Еще один вопрос. Почему Мендес был одет как ремонтник кабельного телевидения?

– Именно таким образом он в первый раз проник в наш дом. Приехал на грузовике кабельного телевидения, вошел с лестницей. Дома никого не было. Папа сказал, что он вломился потому, что хотел порыться в шкафах. Он запарковался у дома, что-то сделал с системой сигнализации и по лестнице через окно забрался в спальню.

Взревел двигатель «самураи», вспыхнули фары, и автомобиль резко оторвался от тротуара, а колеса вездехода прошептали – прощай!

– Черт побери. – Он взглянул в угол на столик некурящего семейства, но там было пусто. Он вернулся к своему столику и тяжело опустился на стул. Она действительно влюблена в него – возможно ли, что это так просто?

Или она пытается обезвредить скоропалительного мента, чтобы прикрыть папочку? Он отрезал кусочек пиццы. Или она ненавидит отца за то, что он превратил ее в прислугу?

Грег допил кокани лайт и велел официанту упаковать остатки пиццы, он возьмет ее с собой. Было не поздно, однако он был утомлен. Пора было идти домой. Почти пора.

Глава 19

Джулия Вайл вспыхнула, сказав Паркер, что фамилия Кристофера – Смит. В ретроспективе она видела его насквозь, теперь его ложь казалось неуклюжей и явной. Однако в то время…

На следующее утро Паркер села за телефон и начала обзванивать потерпевших служащих банков, в то время как Уиллоус на компьютере работал над Кристофером Смитом. Разумеется, было много Смитов, и все они не имели отношения к делу. Но Кристофера Смита не оказалось – ни единого.

Уиллоус вернулся ни с чем.

К обеду у Паркер появилась новая догадка.

– Кто бы это ни был, похоже, что он был близок с ними со всеми, до единой, Джек.

Уиллоус выжидал, попивая из кружки тепловатый кофе. Ферли Спирс откровенно слушал их разговор, откинувшись на спинку стула.

– Я побеседовала с восемью из тринадцати кассирш, пострадавших при ограблениях, девятая Джулия Вайл. Все девять историй начинаются по-разному, но у них одинаковый конец. Обычно он вступал в первый контакт с жертвой во время ленча или когда она возвращалась с работы домой. Исключительно обаятельный, ни в коем случае не назойлив, на следующий день он появлялся в кафетерии, или на автобусной остановке, или где-то еще. У него был свой стиль: он подходил к жертве, такой застенчивый, но решительный – это его великая находка. Получается, что он делает усилие над собой, заставляет себя подойти к жертве, что ему не свойственно, не в силах противиться ее обаянию. Женщина начинает верить, что она действительно его привлекает.

– И заметь – с этого дня он становится хозяином положения, – добавил Уиллоус.

Паркер кивнула.

– Парень встречался с кассиршами банков, а потом грабил их? – спросил Спирс.

– Заставлял их влюбиться в него, – уточнила Паркер, – а после ограбления вскоре бросал. Он был весьма изворотлив. Ни одна из жертв не знала, где он живет. Они спрашивали, а он уклонялся: говорил, что скоро переезжает или что остановился у приятеля, или отшучивался, или менял тему для разговора. Если давал телефон, его никогда не оказывалось в справочнике. Когда они звонили, почти никогда не было прямого разговора с ним. Только перед самым разрывом, когда он готовился уже переехать на новую квартиру, обычно у них появлялся доступ к автоответчику. Похоже, он менял квартиры каждые два-три месяца.

– И ни одна из этих женщин не заподозрила, что их грабил тот самый парень, с которым они встречались?

– Он очень искусно изменял внешность, Ферли.

– Да, я видел некоторые пленки. А эти женщины, они знают, что у них общего?

– Еще нет.

– И что вы собираетесь сделать в первую очередь – разослать циркуляры во все банки и кредитные союзы? Пора вам дать его точное описание. Ведь не мог он с большим количеством грима ходить на свидания, ложиться с ними в постель…

– Когда они спрашивали, какого он роста или сколько весит, он всегда давал им разный ответ. Временами он носил туфли на платформе, иногда совсем плоские. Он носил волосы разной длины, красил их в разные цвета: шатен, черный, рыжий, белый или черный с седой прядью. Глаза у него могли быть темно-голубые, морской волны, бледно-зеленые, темно-зеленые или карие…

– А вы уверены, что имеете дело с одним и тем же человеком? Паркер продолжала:

– Он прихрамывал при ходьбе, потому что в детстве сломал ногу при аварии с мотоциклом. Или порвал хрящ в правой коленке, когда студентом играл в регби. Или страдал частичной потерей слуха, потому что в детстве его бил отец… Но вот что совершенно непостижимо. Одна женщина описывает его как человека с избыточным весом, две – как среднего веса, одна как пухленького, а остальные как худощавого и стройного.

– Вот как?

– Но не в каком-то логическом порядке, – продолжала Паркер. – Он прибавлял в весе и сбрасывал вес по желанию. Только что он толстый и вот уже – худой.

Спирс втянул живот. Он снова раздался, пояс застегивается на предпоследнюю дырочку. С каждым днем рубашка становилась все теснее. Может быть, пришла пора отказаться от пончиков с шоколадом, перейти на простые или с корицей?

Уиллоус набрал внутренний телефон Уиндфельда. Тот сразу же взял трубку. Уиллоус рассказал ему, что они узнали. Уиндфельд выругался длинно и выразительно. Когда он наконец выдохся, Уиллоус снова поднял трубку и дал Уиндфельду имена, и адреса, и домашние телефоны второй половины жертв из списка ограбленных банков и разбитых сердец.

Затем они с Паркер выписали из гаража автомобиль и отправились работать над первой половиной списка.

За исключением Джулии Вайл, все кассирши были одного покроя: молоды, привлекательны и немного неуверенны в себе.

Постепенно Паркер и Уиллоус узнавали все больше об этом человеке. Но чем больше узнавали, тем меньше знали.

Предполагаемый преступник любил джаз. Но также и классическую музыку. Особенно Моцарта. Или Бетховена? Он считал смерть Роя Орбисона ужасной трагедией. Он мог весь день слушать Долли-Партон.

Он никогда не обедал дома. Любил китайскую кухню. Итальянскую. Греческую. Вьетнамскую и тайскую. Или чаще всего покупал замороженную пищу в супермаркете своего квартала и умел запрограммировать микроволновую печку. Вот так.

Он был специалистом по калифорнийским винам, как свои пять пальцев знал долину Сономы. Был убежденным трезвенником и никогда не пил ничего крепче теплого молока.

Он регулярно ходил в церковь. Был христианином, исповедовал иудаизм, принял ислам, был агностиком, но сомневающимся.

Прилично зарабатывал, как механик по двигателям «порше», и с трудом держал ногти в приличном состоянии из-за своей работы. Но с удовольствием совершал ежегодное турне в Штутгарт.

Был продавцом, временно неработающим.

Или разъездным торговцем: он продавал колючую проволоку, пока однажды, демонстрируя, как можно ее сворачивать в любом направлении, не выколол себе глаз. Это случилось пять лет назад и с тех пор он носил черную повязку. Он немного похож на пирата, вы не находите?