Хеннинг Манкелль - Китаец Страница 35

Соблазн исчез, как только он подумал о Го Сы и о заботе, какой окружали его миссионеры в последние дни перед кончиной.

Сань и без того жил так, как ему прежде и во сне присниться не могло. У него была комната с кроватью, чистая одежда, хорошая еда в достатке. С самой нижней ступеньки он шагнул наверх, и теперь все слуги в доме находились под его началом. Он был строг и решителен, но совершившего оплошность никогда не наказывал рукоприкладством.

Уже через несколько недель по прибытии Эльгстранд и Лудин распахнули двери своего дома, приглашая всех любопытствующих послушать, что проповедуют чужие белые люди. Во дворе возникла прямо-таки давка. Сань, державшийся на заднем плане, слышал, как Эльгстранд на своем плохоньком китайском рассказывал о странном Боге, позволившем распять своего сына на кресте. Лудин расхаживал среди народа, раздавал картинки, которые собравшиеся передавали из рук в руки.

Когда Эльгстранд замолчал, все поспешно разошлись. Однако на другой день все повторилось, одни вернулись, а других привели с собой. Горожане заговорили о диковинных белых людях, поселившихся среди них. Труднее всего китайцам было понять, что Эльгстранд и Лудин никакими деловыми операциями не занимались. Не имели ни товаров на продажу, ничего не покупали. Только рассказывали на своем скверном китайском о Боге, для которого все люди были равны.

На первых порах усилия миссионеров не ведали предела. Над входом в усадьбу уже появились китайские иероглифы, сообщавшие, что здесь находится Храм Истинного Бога. Эти двое словно бы никогда не спали, круглые сутки работали. Сань слышал, как они порой по-китайски использовали выражение «унизительное идолопоклонство» и твердили, что с оным нужно бороться. Интересно, думал он, как они дерзают думать, что смогут заставить обыкновенных китайцев отказаться от мыслей и веры, с какими они жили многие поколения. Как может Бог, допустивший, чтобы его сына прибили гвоздями к кресту, дать бедному китайцу духовное утешение или силу, чтобы жить?

Уже по приезде в город дел у Саня было по горло. Когда Эльгстранд и Лудин подыскали дом, подходящий для их целей, и уплатили владельцу требуемую сумму, Сань занялся наймом прислуги. Поскольку многие приходили сами и спрашивали, нет ли работы, Саню оставалось только оценивать соискателей, спрашивать рекомендации и разумно выбирать наиболее пригодных.

Однажды утром, через несколько недель по прибытии, когда Сань отодвинул засов и открыл тяжелые деревянные ворота, он увидел перед собой молодую женщину. Звали эту женщину, стоявшую перед ним со склоненной головой, Ло Ци. Родом она была из деревушки в верховьях Минь-цзян, поблизости от Шуйкоу. Родители ее были бедны, и она убежала из дома, когда отец решил продать ее в наложницы семидесятилетнему старику из Наньчана. Она умоляла отца не делать этого, потому что ходили слухи, будто несколько прежних наложниц этого человека были убиты, когда они ему наскучили. Отец стоял на своем, и тогда она убежала. Немец-миссионер, который плыл на джонке вверх по реке в сторону Госы-ханя, рассказал ей, что в Фучжоу есть миссия, где с христианским милосердием встречают каждого, кто в нем нуждается.

Сань долго смотрел на девушку, когда она умолкла. Задал ей несколько вопросов о том, что она умеет, а затем впустил во двор. Она пройдет испытательный срок, будет помогать женщинам на кухне и повару, который отвечает за миссионерские трапезы. Если все будет хорошо, он, возможно, даст ей работу.

Радость на ее лице растрогала его. О такой власти он и не мечтал — обрадовать человека тем, что предложишь ему работу, а значит, выход из бездонной нищеты.

Ло Ци справлялась хорошо, и Сань разрешил ей остаться. Поселилась она вместе с другими служанками, и вскоре ее полюбили, потому что она была спокойная и никогда не отлынивала от работы. Сань часто останавливался и смотрел, как она трудится на кухне или спешит по какому-нибудь делу через двор. Порой их взгляды встречались. Но он никогда не говорил с нею иначе, нежели с другими слугами.

Перед самым Рождеством Эльгстранд попросил Саня нанять лодку и гребцов. Они отправятся вниз по реке, наведаются на английское судно, только что пришедшее из Лондона. Эльгстранд получил весточку от британского консула в Фучжоу, что есть посылка для миссии.

— Лучше всего тебе поехать со мной, — улыбнулся Эльгстранд. — Мне не обойтись без лучшего моего человека, когда надобно забрать сумку с деньгами.

Сань нашел в гавани команду гребцов, которые согласились на эту работу. На другой день Эльгстранд и Сань сели в лодку. Но перед этим Сань шепотом сказал миссионеру, что лучше помалкивать о том, что им предстоит забрать на борту английского судна.

Эльгстранд рассмеялся:

— Я наверняка доверчив. Но все не так плохо, как ты думаешь.

За три часа гребцы доставили их до места и причалили к англичанину. Эльгстранд вскарабкался по трапу, Сань за ним. Встречал их лысый капитан по имени Джон Данн. Он с крайним недоверием посмотрел на гребцов. Затем столь же недоверчиво взглянул на Саня и произнес несколько слов, которых Сань не понял. Эльгстранд покачал головой и объяснил Саню, что капитан Данн недолюбливает китайцев.

— Он считает вас всех ворами и обманщиками, — сказал Эльгстранд и рассмеялся. — Однажды он поймет, как ошибался.

Капитан Данн и Эльгстранд исчезли в капитанской каюте. Немного погодя Эльгстранд вернулся с кожаной сумкой, которую демонстративно передал Саню.

— Капитан Данн считает меня сумасшедшим, раз я тебе доверяю. Увы, приходится сделать вывод, что капитан Данн человек бесхитростный, вероятно много знающий о кораблях, ветрах и морях, но совершенно не разбирающийся в людях.

Оба снова спустились в лодку и поплыли назад. На место прибыли уже в темноте. Сань расплатился со старшиной гребцов. Шагая через темные переулки, он чувствовал себя не в своей тарелке. Невольно думал о том вечере в Кантоне, когда Цзы заманил его и братьев в ловушку. Однако ничего не случилось. Эльгстранд ушел с сумкой в контору, Сань запер ворота на засов и разбудил ночного сторожа, который спал возле стены.

— Тебе платят за бодрствование, — сказал он, — а не за сон.

Сказал он это доброжелательным тоном, хотя знал, что сторож ленив и скоро заснет опять. Но у него много детей и жена, обварившаяся кипятком, много лет не встающая с постели и часто кричащая от боли.

Я — начальник, который стоит на земле, думал Сань. Я не сижу высоко на коне, как Я.А. И сплю как сторожевой пес, вполглаза.

Он пошел прочь от ворот, к себе. На ходу отметил, что в помещении, где ночевали служанки, горит свет. Нахмурился. По ночам запрещалось оставлять зажженные свечи — слишком велика опасность пожара. Он подошел к окну, осторожно заглянул в щелку меж тонкими занавесками. В комнате находились три женщины. Одна, старшая из служанок, спала, а Ци и девушка по имени На сидели на кровати и разговаривали. На столе горел фонарик. Вечер был теплый, и Ци расстегнула кофту на груди. Сань как завороженный смотрел на нее. Голосов он не слышал — очевидно, девушки шептались, чтобы не разбудить спящую.

Внезапно Ци обернулась к окну. Сань попятился. Она увидела его? Отступив в темноту, он подождал. Но Ци занавеску трогать не стала. Сань вернулся к окну и стоял там, пока На не задула огонек и комната не утонула во мраке.

Сань не шевелился. Собака, одна из тех, что ночью бегали по усадьбе, стерегли ее от воров, подошла, обнюхала его руки.

— Я не разбойник, — шепнул Сань. — Я просто мужчина, который желает женщину, и возможно, однажды она станет моей.

С этой минуты Сань начал искать общества Ци. Осторожно, чтобы не напугать ее. И не желая, чтобы другим слугам бросился в глаза его интерес к ней. Зависть среди прислуги вспыхивает ох как легко.

Много времени прошло, прежде чем Ци поняла Саневы осторожные знаки. Они начали встречаться возле женской комнаты, после того как На обещала никому не говорить. За это она получила пару башмаков. В конце концов, почти полгода спустя, Ци стала иной раз проводить ночи в комнате у Саня. Когда она была с ним, Сань испытывал радость, которая прогоняла все мучительные тени и воспоминания, обычно окружавшие его.

Обоим — и Саню, и Ци — было ясно, что они хотят прожить жизнь сообща.

Сань решил поговорить с Эльгстрандом и Лудином, испросить разрешение жениться. И пришел к ним однажды утром после завтрака, прежде чем миссионеры занялись многочисленными делами, наполнявшими их дни. Он изложил свою просьбу. Лудин молчал, говорил Эльгстранд:

— Почему ты хочешь жениться на ней?

— Она милая и внимательная. Работает старательно.

— Ци совсем простая женщина, не умеющая всего того, чему научился ты. Она не выказывает интереса к нашей христианской миссии.

— Она еще слишком молода.