Фридрих Незнанский - Вспомнить себя Страница 35

Плетнев почувствовал, о чем она думает, и решил, что Ирина, наверное, зря притащила Ваську с собой. Надо было хотя бы предупредить, что ли. Ну, не ставить, во всяком случае, перед фактом. Нет, вовсе не в том дело, что Антон не хотел бы видеть сына, он действительно уже успел по нему соскучиться, но дальше-то как быть? Опять же получится так, что Васька будет у всех перед глазами маячить. Антону сын, конечно, не мешает, но остальным?.. Неловко получилось… Да и с Милой теперь станет совсем сложно… Черт возьми, один непродуманный шаг — и столько проблем сразу!..

А между тем Турецкий прямо-таки насел на тетку: расскажи да расскажи! Она отмахивалась, пустяки это, мол, бабьи сплетни.

— Нет, моя дорогая, хватит! Я лучше тебя знаю, что пустяки, а о чем думать придется. Рассказывай, — закончил он жестко. — Только не громко, а то мы тут раскричались маленько… Ребята, а вы садитесь, посидите еще немного. Тут появилась у меня одна мыслишка, надо бы проверить… Ну, слушаем.

— Да ничего такого не было, — снова затянула свое тетка. — Просто шла я тут и, сама того не желая, подслушала разговор двух девчонок. Подружки они, соседки, Олеська и Наташенька. Милые были девочки… Я, значит, из «Услады» возвращалась… У меня там по калькуляции-то как получается?..

— Брось ты свою калькуляцию! — перебил ее Сергей Иванович. — Людям это неинтересно. Ты про главное говори.

Сергей Иванович присутствовал при рассказе Валентины, когда Сашка забежал среди дня пообедать, и ему тоже показалось кое-что интересным, он даже сегодня с утра небольшую разведку совершил — к приятелю…

— А ты не перебивай, я сама знаю, чего главное, а чего — нет! — сварливо отозвалась тетка. И продолжила спокойно: — Иду, значит, стало быть, и слышу разговор. Наташенька, так получалось, жаловалась на то, что тех денег, что в этом ихнем «бутике», прости господи, Олеська столько потратила, сколько б Пармен, папашка ее, он стармех на «Аркадии Первенцеве», где еще мой Левушка, вечная ему память, — она перекрестилась, — ходил, и за год не заработал. А эта паршивка, понимаешь, и говорит: «А для моего Славика, — говорит, — это и не деньги никакие. И вообще, жена не должна интересоваться деньгами, стало быть, мужа». Ишь ты, думаю? Это откель у тебя муж-то? Сама сопля еще. Муж… Славка… Так и он тоже — сопляк! Видала я его, парнишка, ничего особого. Ни кожи, как говорят, ни рожи. И откуда у людей деньги-то такие берутся? Не понимаю. Или бизнес такой имеют?.. Ну, вот и все, сказала. А больше-то — чего?

— А больше ничего и не надо, — усмехнулся Турецкий. — Тут вопрос в другом… Скажи-ка, Антон, ты ж уже знаком со всеми работниками электростанции, которые были в смене, когда произошла авария?

— Был, знаю, список есть. А что, какие подозрения?

— А нет у меня пока никаких подозрений. Меня просто интересует, кого это наш Липняковский все никак найти не может? Парнишка какой-то, если не изменяет память. Слесаренок. Незадолго до аварии на работу его приняли. Крутился там весь вечер, когда это случилось, я показания той дамочки читал. Тетя Шура, что ли? Поэтому и запомнил… А потом исчез незнамо куда. Ни на работе, ни дома, судя по материалам. И никто ведь на это дело не захотел обратить внимание. Устроился на работу, исчез куда-то, то ли в непонятный отпуск, то ли что-то у него со здоровьем. Никто не знает. И главное, зовут-то его, я сегодня специально утром посмотрел как? Станислав Найденов, вот так, Славик и получается. Или Стасик — каждый зовет как хочет, — Станислав Игоревич… Мила, что с вами? Вам нехорошо?

Все обернулись к девушке, которая сидела с застывшим, как каменная маска, лицом.

— Нет, — словно очнулась она. — Устала, наверное, и потом… Мне надо подумать немного…

— Да, вам отдохнуть надо, — Турецкий со скользящей улыбкой взглянул на Плетнева, и тот словно бы смутился.

— Ну, так мы поедем, что ли? — спросил Антон неизвестно у кого, обращаясь в пространство.

— Еще минутку, — попросил Турецкий. — Ну, коротко говоря, попросил я тетку вспомнить того Славку, что она видела однажды у Олеськи, которая называет себя Алисой.

И снова чуть вздрогнула Мила, на что немедленно обратил внимание Александр Борисович.

— И тетка стала вспоминать, но окончательно вспомнила, когда я показал ей уже сегодня, недавно, фотокарточку этого Станислава, которую взял из его личного дела. Это он, тетка?

— Он, Славик, — вздохнула Валентина Денисовна. — Он у нее и был тогда…

— Алиса? — словно опомнился Плетнев и посмотрел на Милу. — Постой, так это она? «Серебристая рыбка»? Или как там ее? Ну, на записке было написано…

— «Докторша Си», — вздохнув, произнесла Мила.

— Точно! Я еще в первый вечер, когда тебя искал, слышал… Точно, она вон в том доме живет! — Антон показал рукой вправо. — Я еще ее расспрашивал, как найти Валентину Денисовну… Но я, Саш, честно, связи еще не улавливаю.

— Говори тише, не надо, чтобы нас вся округа слышала. А я думаю, что по этому поводу самым лучшим нашим консультантом может оказаться именно Людмила Сергеевна. Только ей надо дать время подумать, вспомнить и сопоставить, так?

— Вы правы, Александр Борисович, — девушка решительно поднялась. — Я могла бы уже сейчас вам кое-что рассказать, но… думаю, лучше завтра с утра, на свежую голову.

— Наверное, так лучше, — мягко согласился Турецкий. — Но я бы не советовал вам ехать так далеко. Переночуйте здесь, местечко всегда найдется, а родителям можно позвонить, чтоб не волновались. И вообще, лучше какое-то время на мотоцикле вам не гонять. От греха… Можете под охраной Антона, если что… В общем, решайте сами. Это из простой предосторожности. Если хотите, объясню вам, придвиньтесь поближе, пожалуйста. — И, когда все наклонились или подвинулись к нему, продолжил: — До той минуты, пока нами не будет задержан заказчик, ни за чью жизнь я не отвечаю. Это фигура серьезная. Он здесь, в городе. И ваш приезд сюда очень неуместен, Ирина. Санкция на вызов его в качестве свидетеля пришла только сегодня. Не исключено, что он уже в курсе. Значит, чтобы надавить на следствие или сорвать его, он может использовать любые средства, вплоть до… Больше мне вам нечего сообщить. Поэтому у меня к вам ко всем настоятельная просьба: посидите сегодня эту ночь дома и носа не высовывайте, и дай бог, чтобы я ошибся. Вот все.

Тяжелая пауза держалась долго. Наконец «прорезался» голос Сергея Ивановича:

— Но я не думаю все-таки…

— Я — тоже, — кивнул Турецкий и постарался улыбкой разрядить напряжение. — Будем надеяться, что в прокуратуре сидят не ослы, а нормальные люди, которые умеют сохранять служебную тайну… И вообще, идите-ка в дом, поздно уже.

— А сам? — спросил Антон.

— А мы с тобой можем вот тут, на верандочке. Не замерзнем, ночи теплые. Да и тетка даст что-нибудь — накинуть. Ты знаешь, что нужно делать, в случае чего, я — тоже…

— Чего ж раньше-то ни слова не сказал? — словно бы обиделся Плетнев.

Турецкий посмотрел на него чуть снисходительно:

— Да вот только сейчас, понимаешь ли, в голову пришло. Я ж не знал, что санкцию дадут уже сегодня… А ты захватил то, о чем я попросил, Сережа?

— Есть такое дело, — ухмыльнулся тот, поднялся и принес с веранды чехол с ружьем. — Или ты меня уж вовсе за мужика не держишь?

— Да ты о чем? Ты ведь у нас — первый жених на деревне!.. Давайте, если вы все не против, тогда на этом варианте на сегодня и остановимся, — подвел итоги Турецкий и, легонько шлепнув Ваську, замершего с открытым ртом, по макушке, добавил: — Ах, дурачки…

Антон озадаченно посмотрел на них: ну, артисты, все заранее обдумали!..

Глава седьмая «ТИХАЯ НОЧЬ»

Сергей и Саша лежали на веранде и молча курили. На спальных мешках и старых пальто было мягко. Антон не курил, он смотрел в звездное небо, где иногда посверкивали падающие «звезды». Август был уже совсем близко, какая-то неделя всего и осталась. А там — осень и новые заботы. Со стороны моря доносился мерный, однообразный шум, похожий на очень далекий, наплывающий волнами шорох. Тут, вероятно, сливались звуки слабого прибоя и шуршание машин. Под слабым ветерком, тянущим снизу, со стороны города, шелестели листья яблонь и высокой жерделы — мелкого и сладкого абрикоса. Дерево высоким темным овалом рисовалось на фоне неба, подсвеченного огнями порта.

Но, несмотря на обилие однообразных и словно бы замирающих на лету звуков, в общем ночь была тихая.

Перед тем как устроиться на веранде, они втроем — Антон, Саша и Сергей — обошли весь двор, подсвечивая себе фонариком. Осмотрели углы двора, остановились возле летней кухни, Саша вошел внутрь и чем-то негромко там стукнул несколько раз, что-то укладывал. Там было тесно, троим не развернуться. Закончив чем-то погромыхивать, он вышел, отряхивая руки и одежду. Антон не хотел привлекать внимание женщин, улегшихся в двух комнатах дома и конечно же обеспокоенных неясностью ситуации, но еще больше тем, что Саша велел им ни в коем случае не выходить из дома, что бы ни произошло, хотя, скорее всего, ничего и не произойдет. Поэтому Плетнев, когда еще ходили по двору, спросил у Турецкого: на чем конкретно основаны его опасения? Ответ был уклончивым: сам не знаю. Потом Саша хмыкнул и добавил, что и сам наплевал бы, если б не проклятая интуиция. А чтоб больше не возвращаться к объяснениям и разгадкам, и вообще к этой теме, сказал насмешливо: