Фридрих Незнанский - Исполняющий обязанности Страница 37

— Вон отдыхает. — Сева показал за угол, где сидел на снегу, привалившись спиной к стене и явно спал, мужчина в шикарной меховой шапке и обыкновенной камуфляжной куртке.

— Ну давай, пакуем хоть этого, — вздохнул Демидов. — Второго теперь ищи-свищи, он уже давно ноги сделал… Ох, и попадет нам от Вячеслава Ивановича! Подгоняй машину.

И Голованов, позвякивая ключами, пошел к микроавтобусу.

2

Траурное мероприятие давно уже подошло к концу, но народ расходился неохотно, словно все ждали какого-то продолжения. Ну как же! Снова, как на кладбище, сложили гору цветов к фотографии покойного на столике, который тоже внесли в банкетный зал. Цветы следовало доставить на дом к вдове. И сделать это должен был кто-то из присутствующих, на кого, скорее всего, укажет молодая еще и весьма привлекательная в своей безутешной скорби вдова. Возможно, каждый из мужчин надеялся, что повезет в этом смысле именно ему, и держался наготове, чтобы перехватить инициативу у прочих.

Особенно старался оказаться поближе и произнести слова благодарности потактичнее и помягче Вячеслав Сергеевич Баранов. Он уже произнес прочувствованную речь о покинувшем его друге, у которого, как у всех остальных, были, конечно, и свои мелкие недостатки, но преобладали замечательные достоинства. Однако вдова не обращала на него никакого внимания, и это очень задевало доктора.

Отдельной группой без конца совещались о чем-то тот явный грузин, что интересовался охранниками, и другой, толстый и потный от выпитого и съеденного, похожий не то на азербайджанца, не то на узбека — с маленькими, злыми глазами. Их окружали несколько молодых людей, напоминавших скорее братков на сходке. Они только слушали, о чем говорили старшие, поглядывали по сторонам и изображали полную свою независимость, в то время как двое этих старших беспрерывно куда-то звонили и обменивались между собой сердитыми репликами — что было хорошо заметно по их напряженным лицам.

Остальные потихоньку рассасывались, но неохотно, потому что на столе еще оставалось немало выпивки. Ресторан все-таки молдавский, и поэтому хозяин велел подать много «домашнего» вина, до которого люди бывают большими охотниками лишь в том случае, когда кончается водка.

Ева сделала еще одну попытку подняться и уйти, но ее окружили парни, похожие на братков, и попросили задержаться еще немного. Выяснилось, что еще двое важных гостей немного опаздывают. Точнее, важный там один, а второй — так, его знакомый, но тоже может обидеться, что их не подождали. И выглядело это «предупреждение» так, словно не ради фотографии в рамке на столе, а ради именно них и собиралось все застолье.

Наконец сидение за столом стало невыносимым. И тут неизвестно откуда, как забытый чертик из коробочки, появился явно нетрезвый фотограф Сережа и чуть заплетающимся языком предложил сделать общий прощальный, так сказать, снимок. Но на него замахали руками — многим намек показался просто странным. Тогда Сережа, видимо, с тем же предложением обратился к Еве, при этом низко склонившись к ее уху. Она выслушала, выпрямившись, и кивнула. Сережа куда-то ушел, снова как испарился. Зато вскоре к Еве подошли двое охранников, что стояли сперва у ресторанных дверей, а после переместились к дверям в банкетный зал, где проходили поминки.

И вот один из них, щуплый на вид, тоже, как только что Сережа-фотограф, склонился к уху вдовы и что-то сказал. Она кивнула и решительно поднялась.

— Ну вот, господа, — громко заявила она, привлекая к себе общее внимание — кто-то перестал пить, а кто-то чавкать, — время вышло. Я благодарю всех присутствующих, кто оказал честь мне и моему покойному мужу. Цветы пусть останутся в этом гостеприимном ресторане как память о нем. Я еще раз всех благодарю и прощаюсь. Надеюсь, расстаемся ненадолго, всего на месяц. До свиданья, господа. Вы можете здесь еще остаться, администрация, мне сказали, возражать не будет. За все уплачено.

Послышался шум. К Еве бросились несколько молодых людей, которые ее окружили со всех сторон, и стали уговаривать не покидать застолье. Или, если она устала сидеть здесь, можно перейти в другое место, более удобное для важного разговора, который касается наследства покойного. Ведь работа не может стоять! Надо что-то делать с торговыми помещениями, складами, прочим. Кто этим должен заниматься в первую очередь? Конечно, ближайшие друзья покойного, которые просто обязаны помочь вдове в трудную для нее минуту. К тому же накопились кое-какие важные документы, с которыми она должна познакомиться и подписать. Опять же и у нотариуса есть к ней дело, он ожидает ее… недалеко… совсем рядом. Просто в другом помещении, тут два шага. Ему, конечно, очень неудобно будет разговаривать в такую трудную для нее минуту и еще в этом зале.

Короче говоря, слов сказано было много, и все, как оказалось, попусту, потому что Ева руками раздвинула подступивших к ней молодцов, включая сверкавшего глазами, горбоносого Вахтанга — тот сам так представился, когда произносил выспренний, цветистый кавказский тост.

— Нет, господа, — решительно заявила она, — я сегодня устала, и никакого продолжения банкета не будет. — Это она по инерции произнесла фразу Грязнова, сказанную ей накануне. — Все вопросы будем решать завтра и только в присутствии моего личного адвоката.

— Слушай, откуда у тебя свой адвокат? — в полной тишине неожиданно прозвучала презрительная фраза Вахтанга. — Какой еще у тебя может быть адвокат, когда я сам, лично, этим делом занимаюсь?!

Он шагнул к ней и хотел рвануть за руку. Но его кисть ловко перехватила чья-то сильная рука.

Вахтанг вспыхнул, дернулся, но ладонь его попала словно в железные тиски. Он выкрикнул что-то яростное уже на своем языке и дернулся снова. Молодцы расступились, и все увидели, что руку Вахтанга держал всего-то тщедушный охранник, глядевший на него с явным осуждением.

— А еще с Кавказа, — укоризненно сказал Филипп Агеев. — Ай нехорошо кричать на женщину! Еще хуже — руку поднимать.

Он сделал почти неуловимое движение, не отпуская руки Вахтанга, и тот вдруг изогнулся всем телом, скорчился и взвыл диким, истошным голосом. Филипп отпустил его и шагнул ближе к Еве.

— А-а-а! — раздалось со всех сторон, и на Еву уставились десятки звериных глаз. — Тварь! Сука! Блядь! — неслось отовсюду. А кричали-то и бесновались всего пять-шесть братков и их предводитель Вахтанг.

И снова в этой небольшой группе произошло синхронное движение, все качнулись к вдове. Но перед ней на этот раз вырос Николай Щербак — мужчина повыше Филиппа, но тоже не богатырского телосложения. Однако он не остановил решительных молодых людей, к нему тоже протянулось несколько рук, чтобы убрать, как помеху, с дороги. Но Щербак быстро выхватил из кобуры пистолет — не газовый, а настоящий «макаров» — и передернул затвор.

Руки исчезли. Молодежь отступила на шаг. Но яростный Вахтанг, прижимая одной рукой другую к груди, продолжал кричать по-своему, ругаться и плеваться.

— Ти мене ответишь за сломанная рука! Ти — сволочь грязный! — перешел он на русский язык.

Филипп тоже достал, но уже из-за пояса со спины, пистолет, передернул затвор и спокойно направил ствол прямо в лоб Вахтангу:

— Отвечаешь за свои слова, подонок?

Воцарилась мертвая тишина. Всем показалось, что палец этого хилого охранника медленно потянул спусковую скобу. И народ враз отхлынул в стороны. Отступил на два шага и Вахтанг. Теперь он был уже не красного, а бело-синего цвета. Отступил, не отводя немигающих глаз от пистолетного ствола.

— Мамой клянусь… — негромко, но слышно в тишине произнес он. — Ты мне ответишь за такую угрозу.

Щербак вдруг топнул ботинком по полу. Вахтанг вздрогнул, чуть не подпрыгнул, но поскользнулся и едва не упал. И словно сжался. Ну прямо клубок сплошной, черной ненависти.

А Щербак с Агеевым нахально и громко расхохотались, показывая Еве пальцами на Вахтанга. Но той было сейчас совсем не до смеха — она стояла, почти не дыша.

— Слушай, ты, хрен мамин, — отсмеявшись, крикнул Филипп, — ты не забудь, я тебе обязательно отвечу. Если ты не сядешь раньше, уголовник. Иди лечись, хачик. — И насмешливо добавил по-грузински слово, которое теперь в их государстве означает дерьмо, ну, может, чуть покруче — то есть едва ли не самое страшное оскорбление для любого «горного орла».

— Все свободны, — приветливо улыбаясь, сказал Щербак и, повернувшись, предложил Еве следовать впереди себя.

А Филя еще постоял, покачивая на пальце пистолет, потом поставил его на предохранитель и, сунув, как это делают спецназовцы, снова за ремень на спине, отправился следом за своим коллегой.

Никто и не обратил внимания, что во время этой так, к счастью, и несостоявшейся стычки фотограф Сережа, уже без всякого блица, успел сделать несколько впечатляющих снимков и тоже незаметно исчез из зала.