Виктор Пронин - В позе трупа Страница 4

— У тебя они есть?

— Неважно, — Андрей передернул плечами, видимо, вопрос Станислава задел какую-то его болевую точку. — Если он берет доллары, он их получит.

— И ты не спрашиваешь, сколько берет? — Станислав посмотрел на Андрея с явным интересом.

— Не спрашиваю.

— Ты ему понравишься! — Станислав улыбнулся.

— Чем?

— Он разговаривает так же, как и ты. Без лишних слов.

— Когда пойдем?

— Подожди… Ты не представляешь, о чем я говорю… То, что ты получишь от китайца… Если, конечно, получишь… Очень опасно. Ты сделаешься опасным.

— Для кого?

— Хм… Для окружающих. Если станет известно, что ты брал у него уроки, занимался… Пригласят для разговора в какую-нибудь организацию, внесут в какие-нибудь списки, могут предупредить, предложить…

— Не станет, — сказал Андрей, не сводя глаз с ребят на жестком ковре.

— Что не станет? — не понял Станислав.

— Известно не станет.

— А! — И тренер, повидавший многое, со свернутым носом и с кистями рук, усыпанными хрящевыми наростами, делавшими кулак не то кувалдой, не то булавой, посмотрел на Андрея озадаченно. — Послушай… Ты недавно в нашем городе… Я не знаю, откуда ты приехал, что тебя заставило… но здесь не останешься.

— Это видно?

— Ты не заводишь связей. Я немного тебя узнал в этом зале, на этих матах… Мне бы хотелось верить, что ты с толком распорядишься оружием, которое тебе даст китаец… Что ты не станешь вышибалой, наемным убийцей…

— Не стану. — Андрей в упор посмотрел в синие глаза тренера, словно удивляясь, что приходится столь простые вещи повторять несколько раз.

— У тебя что-то случилось в жизни?

— Да.

— И ты еще там?

— Да.

— Хочешь расквитаться?

— Уже.

— А здесь… Скрываешься?

— Нет. Я же на работе, прописан… Со своими документами. Нет, я не скрываюсь. С этим у меня все в порядке.

— Это хорошо, — кивнул Станислав.

— Веди меня к своему китайцу, Слава… Все будет нормально.

— Готовь тысячу долларов.

Китаец Чан жил в маленьком частном домике с вишневым садом. Участок был огорожен забором, вдоль которого росли густые кусты, полностью скрывающие от прохожих и дворик, и сад, и все, что в саду происходило. Площадка для занятий была под деревьями, здесь же стоял плетеный столик с самоваром и банкой вишневого варенья. Под вишнями за этим столиком и сидели на следующий день Андрей, Станислав и Чан. Китаец пил чай вприкуску, улыбался, кивал головой. Был он лет пятидесяти, впрочем ему можно было дать и сорок лет, и шестьдесят. На нем была полотняная рубашка, свободные штаны и какие-то шлепанцы. Андрей с некоторым сомнением смотрел на худые, беспомощные руки китайца. Тот поймал его взгляд, улыбнулся виновато, успокаивающе положил свою смуглую ладонь на плечо.

— Когда начнем? — спросил Андрей, прерывая затянувшееся молчание — все пили чай, прихлебывали и щурились на мелкие лучики солнца, пробивающиеся сквозь вишневую листву.

— Сейчас, — ответил китаец и опять виновато улыбнулся.

— Деньги, — напомнил Станислав.

Андрей вынул из кармана десять зеленоватых бумажек и молча положил их на стол. Китаец с легкой небрежностью сдвинул деньги на край стола и продолжал пить чай. Взглянув на Андрея, он сказал, улыбнувшись:

— Ты хороший человек… Я вижу… Не злой, не глупый, не спесивый… Это хорошо, — китаец успокаивающе похлопал Андрея по руке. И Андрей почувствовал, как что-то нахлынуло на него, он с трудом удержался, чтобы не расплакаться, даже вынужден был прикрыть глаза чашкой. Китаец уже без улыбки опять похлопал его своей смуглой ладошкой — все, дескать, в порядке. Он сделал неприметный знак Станиславу, и тот сразу же поднялся, оставив чашку, пожал руку китайцу, подмигнул Андрею и ушел.

Андрей и раньше замечал за собой слабость — он готов заплакать при самом невинном проявлении сочувствия к нему, поддержки. Он все еще находился во взвинченном состоянии, напряжение событий прошлого года не покидало его.

— Есть время, — сказал китаец, глядя в пространство вишневого сада, — и есть человек. И больше ничего нет. Время и человек.

Не зная, что ответить, Андрей согласно кивнул.

— Мертвые остаются с нами, — сказал китаец, глядя Андрею в глаза. — Они всегда с нами, — он невесомым движением ладошки сделал круг вокруг себя.

Андрей опять кивнул.

— Им нравится, когда мы помним их и думаем о них хорошо, — Чан испытующе посмотрел на Андрея, словно желал убедиться, что тот слышит его, понимает, согласен с ним. — Им нравится, когда мы живем хорошо. — Чан замолчал, решив, видимо, что для первого раза сказал достаточно.

— А что значит жить хорошо? — спросил Андрей.

— Жить хорошо? — Китаец чуть шевельнул почти незаметными бровями. — Не ссориться с собой, не обижать себя, не обманывать себя… Это им нравится.

Андрей опять промолчал, не чувствуя себя готовым к такому разговору. И что-то подсказало — китаец прав, он произнес слова, которые ему хотелось услышать.

— Пошли, — сказал Чан. — Тебе надо переодеться.

Занятия начались немедленно и продолжались три месяца. Андрей даже не заметил, как промелькнуло жаркое лето, как наступила осень, сухая, ясная, теплая осень украинских степей. Китаец потребовал, чтобы Андрей приходил к нему через день, но обязательно. Пришлось уволиться с автобазы, поскольку дальние рейсы не позволяли выдерживать это условие. Когда закончились три месяца, он отнес китайцу еще тысячу долларов, и занятия продолжались. Но теперь уже каждый день. Андрей чувствовал, что меняется. Он стал сдержаннее, невозмутимее, спокойнее. Чай перед занятием и немногословные откровения китайца были не просто приятны, они стали необходимы, и Андрей уже с утра думал о том, как он приедет в вишневый сад, как они с Чаном выпьют чаю, посидят молча, как Чан скажет что-то новое или продолжит вчерашние свои слова. Однажды, когда Андрей опаздывал и вбежал в сад запыхавшись, он увидел, что китаец уже сидит на своем месте, пьет чай из блюдечка и смотрит черными глазами в ясное украинское небо.

Андрей поклонился, поздоровался, сел напротив.

— Опоздал немного, — сказал он.

— Опоздал, потому что торопился, — ответил китаец. — Не надо торопиться. За временем не угонишься. Уходит автобус — пусть уходит. Это не твой автобус. Улетает самолет — пусть летит. Это не твой самолет. Уходит девушка — пусть идет. Это не твоя девушка.

— А если умирает девушка? — неожиданно спросил Андрей.

— Значит, она не уходит, — Чан твердо посмотрел Андрею в глаза. — Она остается.

— Со мной?

— С тобой.

Андрей невольно оглянулся, но, кроме трепещущих на земле и в листве солнечных бликов, ничего не увидел. И, смешавшись, поднял к лицу чашку.

— Она здесь, — сказал китаец чуть слышно. — Я ее вижу. Ты мне не веришь? — спросил он, поймав ускользающий взгляд Андрея. — Тебе сказать, какая она?

— Да.

— У нее длинные рыжие волосы. На ней синие джинсы и полотняная куртка с «молниями»…

— Она что-нибудь говорит?

— Молчит, — сказал китаец, глядя в вишневую листву.

— Зачем она здесь? — Андрей спросил, не поднимая глаз от стола, — он боялся столкнуться взглядом со Светой.

— Ты сам ее вызвал. Все время вызываешь… Не отпускаешь…

— Это плохо?

— Для тебя плохо.

— Она хочет, чтобы я ее отпустил? — в голосе Андрея невольно прозвучала обида.

— Нет, — ответил китаец.

— Как же мне быть?

— Живи, — ответил Чан, и Андрей понял, что продолжать этот разговор не следует, что-то подсказывало — остановись. Но он не мог не задать еще один вопрос.

— Скажи… Ты можешь научит меня видеть подобные вещи?

— Да, — помолчав, ответил китаец. — Но это слишком…

— Дорого? — уточнил Андрей.

— Нет. — Китаец сделал отбрасывающий жест рукой, словно его заподозрили в чем-то недостойном. — Это слишком долго, опасно, потребует много жертв от тебя. Ты молод, тебе рано видеть… И потом… должно быть позволение высших сил, — закончил китаец.

— Как я буду знать, что такое позволение есть?

— Если позволение будет, ты узнаешь. Однажды проснешься и почувствуешь — можно. А если спрашиваешь, значит, рано. Собираешься уехать? — неожиданно спросил Чан.

— Откуда ты знаешь? — изумился Андрей.

— Поезжай, — с какой-то отстраненностью произнес китаец, закрыв глаза. По лицу его скользили солнечные зайчики, пробивающиеся сквозь листву. — Пора.

— Я привык к тебе…

— Это хорошо.

— Мы еще увидимся?

— Ты опять приедешь сюда… Застанешь меня живым или мертвым, но увидимся, — произнес китаец странноватые слова и улыбнулся виновато.

За неделю Андрей собрался, купил билет, попрощался с теткой и выехал в свой город. И теперь, глядя со второй полки на знакомые пригороды, почувствовал, что все еще не избавился от оцепенения в душе. Без радости возвращался, настороженно, с опаской. Его никто не встречал, он не сообщил о своем приезде даже матери. В купе молча собрался, кивнул попутчикам и вышел на перрон. Домой отправился пешком. И, проходя квартал за кварталом, словно здоровался с городом.