Фридрих Незнанский - Заложник Страница 40

И если это в самом деле так, нечего тянуть кота за хвост, вперед! На Васильевскую улицу, где в доме киношников проживала в двухкомнатной квартире одна известная «девушка»-сумоистка, высококлассный специалист лечебного массажа. Телефонный звонок наудачу подтвердил, с одной стороны, ее присутствие, а с другой — полное отсутствие серьезных планов на ближайший вечер.

Судя по ее немедленной готовности к встрече, Веру меньше всего беспокоили какие-либо семейные проблемы Турецкого. Но сам Александр Борисович совсем не собирался устраивать… Какие там бывают ночи? Афинские? Вальпургиевы? Нет, о ночи, как таковой, разговор вообще идти не мог. Однако он понимал также и собственную нелегкую миссию. Уговорить «девушку» поведать ему историю, полную печали и слез, а после этого оставить ее в разобранных чувствах и безо всякой морально-физической компенсации? Да какой же нормальный мужик сделает такой шаг?! А Турецкий считал себя именно нормальным, то есть без особых претензий и завышенных требований.

И снова — становящийся традиционным звонок в дверь, отблеск света в смотровом глазке, бодрые щелчки замков и… как бы изумленное восклицание:

— Ах, это ты?!

Ну да, конечно, а то «мы» не знали. Не ждали и не готовились. Но тогда где же то, что у людей называется верхней одеждой? Или хотя бы домашним ее аналогом? А что должен думать в этой ситуации гость? Или, точнее, что предпринять в первую очередь? Поднять на руки прекрасно возбужденную, всю такую раскрасневшуюся от близкой страсти, стокилограммовую «девушку» и отнести в указанном ею же направлении? Или она, понимая тщету своих надежд на сильные мужские руки, отправится в койку сама, приглашая его за собой игриво согнутым пальчиком? Что-то должно было произойти, какой-то толчок, сигнал свыше, потому что молодежный тезис «за ухи и — в койку» был все-таки, если по большому счету, не для Александра Борисовича.

Но, с другой стороны, нужны ли вообще какие-либо преамбулы? Условности? Как заметила однажды, давно это было, за чертой прошлого века, «живо, можно сказать, трепещущая» секретарша Константина Дмитриевича Меркулова, Клавдия Сергеевна, причем даже и не в интимную минутку, а просто к слову, «истинная страсть не признает запретов». И она была по-своему права. Как прав был, вероятно, и великий немецкий философ Иммануил Кант, утверждавший, что для него остаются навсегда загадочными две вещи в окружающем мире: звездное небо над головой и моральный кодекс внутри себя. Примерно в этом роде. Моральный кодекс надо понимать как систему запретов, искренне исповедуемую самим человеком.

Так вот, исходя из последнего постулата форсировать события не следовало. Ни в каком из всех возможных направлений. И ласковый, почти отеческий поцелуй Турецкого, запечатленный на щечке «девушки», должен был указать ей на серьезность его намерений, во всяком случае, хотя бы сегодня. Не остудив при этом и ее понятных желаний.

Вера оказалась умницей, сразу все усекла. Немного смущаясь, объяснила свое неглиже тем, что собиралась принять душ, полагая, что время до его прихода у нее еще есть. И Турецкий не стал разубеждать ее в абсолютной чистоте своих намерений. Сказал, что никуда пока не торопится и она вправе поступать, как хочет. Ну уж нет, это можно сделать и потом, возразила она. Когда — потом? Несколько игривый вопрос остался без ответа. Точнее, ответом был тягучий, страстный взгляд хозяйки квартиры.

— Ты ведь в курсе событий? — суховатым тоном, исключающим любую фривольность, спросил Александр Борисович и стал оглядываться, будто в поисках чего-то, что можно было бы накинуть на обнаженные плечи «девушки».

— Про Светку? Конечно. Я была уже там. Даже показания какие-то давала следователю. Он, по-моему, полный козел!

Батюшки, какая знакомая интонация! Такое ощущение, что Вера нарочно копирует Ирину Генриховну, полагая, что этим делает чрезвычайно приятное ее супругу.

— Вот это я и хотел у тебя выяснить… — уже по-деловому сказал Турецкий. — Пойдем, присядем где-нибудь. Кофейком не угостишь?

— Могу не только… — с улыбкой предложила она.

— Я за рулем, но позже мы вернемся и к этому вопросу… Ты хорошо ее знала? Не уверен, что вы были совсем уж близкими подругами, вели доверительные разговоры, но все же?

Вера провела его на достаточно просторную и хорошо оформленную кухню, по пути откуда-то подхватила цветастый халатик, который не скрывал, а, напротив, только ярче подчеркивал великолепные достоинства ее фигуры, показала ему на стул, а сама принялась готовить кофе.

— Как бы тебе это сказать?.. Чтоб ты правильно понял… У нас были, между прочим, вполне нормальные, я бы сказала бабские, отношения. Я с самого начала ничего от нее не скрывала. Про Игоря. И некоторые его трудности. Ты понимаешь?.. — Она снова тягучим, проникающим, словно гипнотизирующим взглядом уставилась на Александра Борисовича. — Но при всем при том я так и осталась для нее двоюродной сестрицей. И это ее не смущало. А теперь наш обман уже не играет никакой роли… В принципе она была современная девочка. Или девушка, как хочешь.

— Но не женщина?

— Ах, ты в этом смысле? Думаю, что нет. Даже уверена. Но ведь в морге уже провели вскрытие?

— Я не читал заключения судебно-медицинской экспертизы… А чем козел интересовался?

— Был ли у нее парень? Если да, то кто? Знала ли я о каком-то… Мухине? Нет, о Демине. И если знала, то что? А я и фамилию-то в первый раз от него самого услышала. Ну и прочее, в том же духе. Вид важный, а тут, — она постучала себя согнутым пальцем по лбу, — вакуум. И в глазах — целое болото похоти. Вот же, думаю, тоска зеленая — той, которая с ним пойти согласится! Дважды ведь вызывал, один раз — туда, в поселок, а во второй пришлось к нему в прокуратуру ехать. А вопросы лепил одни и те же. Правда, был и один оригинальный. Не желаю ли я отужинать с ним? В кафе напротив. Козел и есть.

— Интересно, — засмеялся Турецкий, — а что ты ответила?

— Сказала ему, причем довольно резко, что у меня есть мужчина, с которым я с удовольствием ужинаю. Он и скис. Ты, кстати, не голоден? Наверное, весь день на колесах?

— А я, честно говоря, уже и забыл, что у Игоря пяток этих ваших… с кремом, — он показал ей фигу, — съел. За весь день практически. Ну, и что дальше?

— Ты о чем?

— Часом, не я тот мужчина?

— Какой? — сделала она удивленные глаза.

— А с которым ты ужинаешь. Да еще и с удовольствием, скажи на милость!..

— До чего ж вы, мужики, все наглые и самонадеянные!

— Ты неправа. Я ведь просто поинтересовался. Как говорил один мой приятель, это у меня чисто нервное. Но я бы правда чего-нибудь пожевал, с твоего разрешения и если тебе не жалко продукта. Но не сейчас, а немного позже. Расскажи-ка мне лучше, что ты сама обо всей этой печальной истории думаешь? В частности, не замечала ли, что девушка знакома с наркотиками? Или ее приятели? Какие у нее вообще были отношения с мальчишками? Впрочем, в какой степени те парни еще остаются мальчиками, полагаю, тебе видней, не так ли?

— Знаешь, чем ты мне сразу понравился? — Она заговорила спокойно, как о постороннем, внимательно наблюдая между тем за поднимающейся в турке кофейной пеной. — У тебя башка хорошо варит. Не переношу дураков. А вы с Игорем там, на веранде, говорили вроде бы и ни о чем, а мне все равно было интересно. Ум-то, он ведь проявляется в отношениях, во взглядах, а не только в словах. А потом ты спросил меня о каком-то пустяке, и я вдруг почувствовала, что хочу тебя. А если мне этого не позволят, сама возьму. Я и потом, вечером, все ждала, но ты взял да сбежал. Наверное, правильно сделал, потому что Ирина Генриховна — очень благородная женщина. И хорошо, видно, тебя знает! — Вера засмеялась и, подавая чашку с кофе, одновременно легонько щелкнула Турецкого по кончику носа. — Было бы неправильно хозяевам… в какой-то степени… обижать гостью.

— Все это, как ты понимаешь, мне очень приятно от тебя слышать, но хотелось бы знать, к чему твои признания? Какова их цель? И какое отношение имеют они к теме нашего разговора?

— Ладно, раз ты сразу не врубился, попробую, как тот ваш армейский старшина…

— Постой! — Турецкий предостерегающе поднял руку. — Только не надо мне про «объясняю дуракам». Ты сама заявила, что на дух их не переносишь. Иносказание — штука хорошая, даже полезная, поскольку мысль оттачивает, и так далее. Но я ищу зацепку. Хотя бы зацепку, потянув за которую смог бы вытащить на свет божий всю поганую цепь предпосылок. И я почти уверен, что убийцу надо искать в поселке, а не в каком-то ином месте. Но пока я брожу вокруг да около и улыбаюсь, мне тоже все приветливо улыбаются. И даже сочувствуют. А вот копать всерьез не дадут. В силу разных причин. Я прав?

Вера улыбнулась и положила ладонь на его руку.

— Беру «старшину» обратно. Правильно разобрался. Особенно что касается «мальчиков». И мой личный опыт тоже едва не стал печальным. Но ты ж видишь? — Она по-борцовски согнула руки и напрягла бицепсы. — Так что, где залезли, там, как говорится, и… ну, сам понимаешь. Игорю я не стала жаловаться, и они тоже мстить не рискнули. — Она со смехом тряхнула рыжими кудрями. — Давай-ка я тебя все же начну кормить, голодные мужики бывают опасны. А там, возможно, тебе удастся из меня еще что-нибудь… выудить…