Хеннинг Манкелль - Неугомонный Страница 41

— Пожалуй, я склоняюсь к вашей позиции.

— Я советовался с лучшими в стране экспертами касательно обстоятельств исчезновения людей. Наша задача проста в том смысле, что цель у нас одна.

— Найти их.

— Или хотя бы понять, почему мы их не находим.

— Нет вообще никаких новых деталей?

— Никаких. Но, разумеется, есть один человек, которого необходимо принимать в расчет.

— Вы имеете в виду сына?

— Да, без этого нельзя. Если допустить, что они инсценировали свое исчезновение, можно задаться вопросом, зачем они подвергают его такой ужасной пытке. Мягко говоря, это бесчеловечно. А судя по всему, жестокость им несвойственна. Вы-то знаете, вы с ними знакомы. Вся наша информация о Хокане фон Энке однозначно свидетельствует, что как командир он пользовался любовью подчиненных, офицер, простой в общении, умный, справедливый, без капризов. Разве что, как мы слышали, иной раз мог выказать нетерпение. Но с кем такого не бывает? Луиза как учительница тоже пользовалась симпатией учащихся. Молчаливая, как говорят все, кого мы опрашивали. Но то, что человек не болтает не закрывая рта, вряд ли подозрительно. Кто-то ведь должен и слушать. Мы даже связывались с экспертами из Европола. Я сам несколько раз беседовал по телефону с сотрудницей французской полиции, мадемуазель Жермен из Парижа, от которой услыхал много дельных соображений. Она подкрепила мою идею, что конечно же стоит обдумать это дело и совсем с другой точки зрения.

Валландер понял, на что он намекает.

— Какую же роль здесь может играть Ханс?

— То-то и оно. Владей они большим состоянием, именно там, быть может, и нашлись бы зацепки. Но ничего такого нет, в общей сложности накопления составляют около миллиона крон, не считая кооперативной квартиры, которая стоит семь-восемь миллионов. Само собой, можно сказать, для простого смертного деньги большие. Только вот сейчас человек без долгов и с таким доходом считается скорее обеспеченным. Но не богачом.

— Вы говорили с Хансом?

— Неделю назад он был в Стокгольме на совещании с Финансовой инспекцией. И сам связался со мной, попросил о встрече, и мы побеседовали. По моему впечатлению, он искренне встревожен и вообще не понимает, что произошло. Вдобавок собственные его доходы весьма значительны.

— Стало быть, пока что ситуация такова?

— Позиция у нас не слишком сильная. Надо копать дальше, хотя земля твердая как камень.

Иттерберг вдруг отложил телефон. Валландер слышал, как он чертыхнулся. Потом заговорил снова:

— Короче, я ухожу в отпуск. Но остаюсь в готовности.

— Обещаю звонить, только если всплывет что-то важное, — на прощание сказал Валландер.

После разговора Валландер вышел на улицу, сел на скамейку у входа. Размышляя о том, что услышал от Иттерберга.

На скамейке он сидел долго. Появление Моны утомило его. Недоставало только, чтобы она вносила сумятицу в его жизнь, предъявляя ему новые претензии. Он непременно объяснит ей это, если она опять заявится к нему, и убедит Линду стать на его сторону. Он не против помочь Моне, дело не в этом, но прошлое миновало, нет его больше.

Валландер спустился к сосисочному киоску, расположенному напротив больницы. Подлетевшая чайка тотчас склевала кляксу картофельного пюре, упавшую с бумажной тарелки.

Внезапно его охватило ощущение, будто он что-то забыл. Он огляделся: может, опять табельное оружие? Или что-то другое? Неожиданно он даже засомневался, как попал к киоску — приехал на машине или пришел пешком из Управления.

Швырнув недоеденное пюре в урну, он еще раз огляделся по сторонам. Машины нет. Медленно зашагал к Управлению. Примерно на полдороге память вернулась. Он был весь в холодном поту, сердце стучало учащенно. Нет, надо срочно поговорить с врачом. Это уже третий раз за короткое время, надо выяснить, что творится у него в голове.

Вернувшись в кабинет, он позвонил докторше, к которой ходил раньше. Она назначила ему время через несколько дней после Праздника середины лета. После разговора с нею он проверил, на месте ли табельное оружие и под замком ли.

Остаток дня Валландер готовился к выступлению в суде. В шесть закрыл последнюю папку, бросил на посетительское кресло. Встал, взял куртку, и тут вдруг в голову пришла одна мысль. Неизвестно откуда. Почему фон Энке не забрал с собой тайные документы, когда последний раз навещал Сигне? Пожалуй, возможны только два объяснения. Либо он рассчитывал вернуться, либо что-то сделало возвращение невозможным.

Он опять сел за письменный стол, разыскал телефон «Никласгордена». Ответила женщина с красивым голосом, та, что говорила с акцентом.

— Я только хотел узнать про Сигне. Все как обычно? — спросил он.

— В ее мире перемены бывают крайне редко. Разве только незримые сдвиги, которые происходят с нами всеми, — старение.

— Ее отец, понятно, не появлялся?

— Так ведь он, кажется, пропал? Или нашелся?

— Нет. Я спросил на всякий случай.

— Зато вчера Сигне навестил ее дядя по отцу. Я не дежурила, но видела запись в журнале посещений.

Валландер насторожился:

— Дядя?

— Он записался как Густав фон Энке. Приехал во второй половине дня и пробыл около часа.

— Вы уверены? Он вправду приходил?

— А зачем мне придумывать?

— Ну разумеется, незачем. Если этот дядя навестит Сигне еще раз, вы можете позвонить мне?

Она вдруг встревожилась:

— Что-то не так?

— Нет-нет, все в порядке. Извините за беспокойство.

Валландер положил трубку на стол и некоторое время сидел в задумчивости. Он не ошибается, это уж точно. Он внимательно изучил всех родичей фон Энке и не сомневался: у Хокана фон Энке нет брата.

Кем бы ни был человек, посетивший Сигне, он указал фальшивое имя и родство.

Валландер поехал домой. Прежняя тревога вернулась, и всерьез.

18

Наутро у Валландера поднялась температура и заболело горло. Он долго пытался внушить себе, что это плод его фантазии, но в конце концов все-таки достал градусник. Оказалось 38,9. Пришлось позвонить на работу и взять больничный. Большую часть дня он провел в постели и на кухне, с библиотечными книгами, которые еще не успел просмотреть.

Ночью ему снилась Сигне. Он приехал в «Никласгорден» навестить ее. И вдруг обнаружил, что в кровати скорчившись лежит кто-то другой. В комнате было темно, он попробовал включить свет, но свет не горел. Тогда он достал из кармана мобильный и включил фонарик. В тусклом голубом луче разглядел, что в кровати лежит Луиза. Точная копия своей дочери. Его охватил жуткий страх, который он не мог контролировать. А когда хотел выйти из палаты, дверь оказалась на замке.

И вот тут проснулся. На часах четыре, лето, светло. Уже тогда болело горло, он чувствовал жар и поспешил опять заснуть. Утром попробовал истолковать сон, но ни к чему не пришел. Разве что все вроде как совпадает, в смысле в исчезновении Хокана и Луизы фон Энке.

Валландер встал, замотал шею шарфом, включил компьютер и поискал в Интернете Густава фон Энке. Такого не нашлось. В восемь он позвонил Иттербергу, который с завтрашнего дня уходил в отпуск. Ему как раз предстоял крайне неприятный допрос человека, пытавшегося задушить жену и двоих детей, скорей всего потому, что завел себе другую женщину и собирался жить с ней.

— Но зачем же душить детей… — задумчиво проговорил Иттерберг. — Прямо как в древнегреческой трагедии рока.

Валландер мало что знал о театральных пьесах, написанных более двух тысяч лет назад. Хотя однажды Линда все же затащила его в Мальмё на «Медею». И он увлекся. Но не настолько, чтобы регулярно ходить в театр. А уж последний спектакль отнюдь не подогрел его интерес.

Он рассказал о вчерашнем разговоре с «Никласгорденом».

— Вы уверены?

— Да, — сказал Валландер. — У отца Сигне нет братьев. Есть кузен в Англии, и всё.

— В самом деле очень странно.

— Я знаю, вы уезжаете в отпуск. Но, может, пошлете кого-нибудь в «Никласгорден», пусть попробует составить словесный портрет?

— Есть у меня одна сотрудница, Ребекка Андерссон. Она просто создана для таких задач, хотя очень молода. Поговорю с ней.

Они сверили номера телефонов, и Валландер уже хотел попрощаться, но Иттерберг вдруг сказал:

— У вас бывает такое чувство, как у меня? Прямо-таки отчаянное желание вылезти из всей этой грязи, в которой мы увязли по горло?

— Бывает.

— Что же заставляет нас терпеть?

— Не знаю. Наверно, чувство ответственности, что ли. Когда-то у меня был наставник, старый полицейский комиссар по фамилии Рюдберг. Он всегда говорил: все дело в ответственности, а больше ни в чем.

Через полчаса позвонила Ребекка Андерссон. Уточнила данные, полученные от Иттерберга, и сказала, что еще до полудня выезжает в «Никласгорден».