Хокан Нессер - Карамболь Страница 41

— И что он говорит?

— Ничего. Я побеседовала только с его автоответчиком.

— Вот черт!

Морено посмотрела на часы.

— Половина восьмого, — сказала она. — Может, нам имеет смысл съездить в Бооркхейм и хотя бы взглянуть? У нас ведь есть адрес.

Рейнхарт вытряс из трубки табак и встал.

— Чего ты ждешь? — спросил он.

По пути в Бооркхейм они попали под дождь со снегом, отчего атмосфера пригорода показалась им еще более унылой, чем всегда. Улицу Малгерстраат они отыскали не сразу, и, затормозив перед домом 17, Рейнхарт почувствовал, что ему жаль людей куда больше обычного. «Тут, вероятно, трудно найти какой-то смысл жизни, — думал он. — В этих серых коробках, в нашем тоскливом климате. Богом забытая улица. Серо, сыро и убого».

Тем не менее здесь жил средний класс. Вдоль домов стоял караван однотипных японских автомобилей, и в каждом третьем окне просматривался свет от телевизора.

Впрочем, в семнадцатом номере было темно, как на первом, так и на втором этаже. Дом стоял в ряду таких же двухэтажных кубиков из серого или, возможно, коричневого кирпича, с садиком в девять квадратных метров и асфальтированным въездом в гараж. Затопленная клумба с сорняками и бетонный почтовый ящик с черной металлической крышкой.

Рейнхарт заглушил мотор, и они немного посидели, разглядывая дом. Потом Рейнхарт вышел из машины и приподнял крышку почтового ящика. Ящик был снабжен замком, но через щель виднелись несколько газет и кое-какая почта. Строго говоря, ящик оказался основательно забит, Рейнхарт усомнился, что туда можно втиснуть еще одну газету. Он вернулся к машине.

— Может, сходишь и позвонишь? — спросил он Морено.

— Особого желания не испытываю, — ответила она. — Похоже, большого смысла в этом нет.

Тем не менее она выбралась из машины и подошла к двери. Нажала на кнопку звонка и подождала полминуты. Снова нажала. Ничего не произошло. Она вернулась к Рейнхарту, который стоял возле машины и курил, повернув из-за дождя трубку вверх ногами.

— Что будем делать? — спросила Морено.

— Завтра утром проведем обыск, — решил Рейнхарт. — У него есть двенадцать часов на то, чтобы объявиться.

Они залезли в машину и стали выбираться из пригорода.

— Кто? — переспросил старший констебль Клемпье, уронив газету на пол. — Надо же… я хочу сказать, доброе утро, комиссар!

Он встал и торжественно поклонился.

— Нет, его нет, но я две секунды назад видел в коридоре Краузе. Позвать его?

Он высунул голову в коридор и сумел привлечь внимание стажера Краузе.

— Комиссар, — прошипел он, когда Краузе приблизился. — В телефоне… комиссар!

Краузе зашел и взял трубку:

— Это Краузе. Доброе утро, комиссар… да, в чем состоит дело?

В течение минуты он слушал и записывал. Потом пожелал удачного дня и положил трубку.

— Что он хотел? — поинтересовался Клемпье, почесав указательным пальцем в ухе.

— Ничего такого, что бы касалось тебя, — ответил Краузе и вышел.

«Чертов зазнайка, — подумал Клемпье. — Вот и помогай людям после этого».

Получение разрешения на обыск дома заняло часа два, но в десять все были на месте, перед домом 17 на Малгерстраат. Рейнхарт, Морено, Юнг, а также автомобиль с криминалистами и оборудованием на четверть миллиона гульденов. Рейнхарт посчитал, что если уж проводить обыск, то лучше делать это обстоятельно. Начиная с половины седьмого он набирал номер Клаусена дважды в час; Роота, де Бриса и Боллмерта отправили в больницу Румфорд для сбора дополнительных сведений. Дождь прекратился десять минут назад. Все было готово для глобального прорыва.

— При дневном свете все это смотрится получше, — сказал Рейнхарт. — Начнем.

Один из криминалистов за тридцать секунд вскрыл замок, и Рейнхарт вошел первым. Осмотрелся. На первом этаже — прихожая, кухня и большая гостиная. Все выглядело совершенно обычным: не слишком прибрано, в мойке на кухне несколько немытых чашек, стаканов и приборов. Гостиная с мягкой мебелью, книжными полками из тика, музыкальным центром и солидным шкафом, как ему подумалось, из мореного дуба. Телевизор без видео, с заметным слоем пыли. На столике из дымчатого стекла стояло блюдо с тремя яблоками и несколькими унылого вида виноградинами. На полу, рядом с одним из кресел, лежала раскрытая газета «Ниуэ Блат» от четверга прошлой недели.

«Четверг? — подумал он. — Четыре дня назад. Можно успеть доехать до Луны, причем несколько раз».

Он поднялся по лестнице на второй этаж. Юнг и Морено следовали за ним по пятам, а криминалисты начали вносить оборудование, но дальше прихожей пока не двигались.

На втором этаже обнаружилось три комнаты, одна из которых служила рабочим кабинетом, с письменным столом, компьютером и двумя шаткими стеллажами, другая — свалкой для барахла. Третья комната оказалась спальней. Рейнхарт вошел и огляделся. Большая двуспальная кровать с сосновыми спинками. Застелена чисто по-мужски: покрывало в разноцветную крупную клетку наброшено на холмистое поле из подушек и одеял. На стене репродукция Ван Гога, едва ли свидетельствующая о личном интересе к искусству. Рейнхарту показалось, что этот мотив он видел даже на банках с кофе. В коричневой пластиковой корзине для грязного белья и вокруг нее валялись разные предметы одежды. На обоих покрытых белым лаком стульях висели рубашки и свитера. На ночном столике две книги, телефон, радиоприемник с часами; на подоконнике между наполовину задернутыми занавесками засохший кактус; на бежевом ковровом покрытии ряд темных пятен.

Он помахал Юнгу и указал на пол.

— Вот. Скажи им, чтобы начинали отсюда, — распорядился он.

Пока криминалисты заносили аппаратуру, Рейнхарт с Морено вышли через кухню в гараж. Там стояла красная машина «ауди», купленная, навскидку, года два назад и, в принципе, такая же заурядная, как и дом. Рейнхарт потрогал дверь. Она оказалась незапертой. Он наклонился и осмотрел машину изнутри — сперва переднее сиденье, потом заднее. Выпрямился и кивнул Морено:

— Когда они закончат наверху, думаю, им стоит взглянуть на это.

Заднюю дверцу он оставил открытой, и Морено заглянула внутрь.

— Может оказаться все что угодно, — сказала она. — Совсем не обязательно кровь… как здесь, так и в спальне.

— Ерунда, — возразил Рейнхарт. — Ясно, что это кровь, я чувствую по запаху. Черт побери, он у нас в руках!

— Вот как, а ты, случайно, не упустил одну деталь?

— Какую?

— Его, похоже, нет дома. Причем, насколько я могу судить, с четверга.

— Спасибо, что напомнила. Давай-ка сходим к соседям.

Рейнхарт и Морено задержались в Бооркхейме до половины первого, когда интендант Пейденс, руководитель группы криминалистов, наконец — со стопроцентной уверенностью — согласился с тем, что речь идет о пятнах крови как в спальне, так и в машине, красном «ауди» — действительно зарегистрированной на имя Питера Клаусена. Для определения того, принадлежит ли эта кровь человеку, к тому же определенному, требовался еще приблизительно час.

В обоих ли случаях они имеют дело с кровью Веры Миллер?

— Поехали, — сказал Рейнхарт Морено. — Нам тут делать больше нечего. Юнг продолжит опрос соседей, и надеюсь, объявится кто-нибудь, кто не слеп и глух одновременно. Я хочу узнать, как идут дела в больнице, может ли кто-нибудь просветить нас относительно того, куда подевался этот мерзавец. Если кровь совпадет, то он, черт возьми, уже причастен к преступлению!

— А ты не считаешь, что к преступлениям? — спросила Морено, садясь в машину.

— Это мелочи, — фыркнул Рейнхарт. — Где он? Где он пребывает с четверга? Лучше озадачь свое бодрое серое вещество этими вопросами.

— Хорошо, — согласилась Морено и погрузилась в размышления на всю дорогу до полицейского управления.

— Ягодичное предлежание плода, — пояснил доктор Брандт. — Первородящая. Пришлось повозиться, мне жаль, что я заставил вас ждать.

— Да, ягодичные предлежания они такие, — сказал Роот. — Я знаю, сам так родился.

— Неужели? — произнес доктор Брандт. — Впрочем, тогда вы, вероятно, были поменьше. О чем вы хотели со мной поговорить?

— Может, спустимся в кафетерий? — предложил Роот. — Тогда я угощу вас кофе.

Выглядел доктор Брандт лет на сорок, но был маленьким и худощавым и двигался с юношеским задором, от чего, думалось Рооту, походил на щенка. В прошлый раз с ним беседовал Юнг; Роот не стал тратить время на прослушивание записи, но знал, что о докторе Клаусене Брандт ничего не рассказывал. Разумеется, если Юнг это не проспал.

Теперь же полицию интересовал Клаусен, и только Клаусен, поэтому, как только они уселись за шатающийся плетеный столик, Роот перешел прямо к делу.