Александра Маринина - За все надо платить Страница 44

Следом за мышонком в сумку была отправлена маленькая серебряная ложечка, которую Оборин привез с Кипра. Ручка у нее была сделана в форме острова. К ложечке будущее светило юриспруденции тоже питало нежные чувства, ибо она напоминала ему о неделе безоблачного отдыха в компании с девушкой, в которую он тогда был сильно влюблен и которая оставила в его душе самые приятные воспоминания. Ложечку он брал с собой во все поездки, как в отпуск, так и в командировки.

Наконец в последнюю очередь Оборин подумал о том, что надо бы взять с собой что-нибудь почитать. Он быстро оглядел комнату в поисках купленных, но непрочитанных книг и, несколько секунд поколебавшись, положил в сумку «Камеру» Джона Гришэма и его же «Клиента». «Клиента» он, правда, уже читал раза три, но с удовольствием перечитает. Правовые перипетии, описанные в романе, довольно успешно будили в Оборине научную правовую мысль, он это замечал неоднократно.

Что ж, теперь он полностью готов к тому, чтобы провести две недели в отделении, которым командует Александр Иннокентьевич и в котором работает такая желанная Оля. Оборин ожидал от предстоящих двух недель сплошного удовольствия. Сосредоточенная спокойная работа над диссертацией без суеты и без хлопот, ежедневные встречи с Ольгой, отсутствие необходимости готовить еду и мыть посуду – о чем еще может мечтать обыкновенный не очень удачливый аспирант? Беседа с Александром Иннокентьевичем прошла в точности так, как предсказывала Ольга. Оборин жаловался на непонятное недомогание, которое мешает закончить диссертацию, наотрез отказывался ложиться на обследование, ссылался на переутомление и необходимость дописать диссертацию в кратчайшие сроки. Александр Иннокентьевич честно предупреждал, что причину недомогания в его отделении установить не смогут и тем более не смогут ее вылечить, но если речь идет о необходимости закончить творческую работу, невзирая на плохое самочувствие и в достаточно сжатые сроки, то, пожалуйста, он готов положить Юрия к себе в отделение и создать ему максимально благоприятные условия для интеллектуального труда. У него, у Александра Иннокентьевича, разработана собственная оригинальная методика психотерапевтического стимулирования творчества и интеллектуального труда, которая дает очень хорошие результаты. Положить Юрия Анатольевича Оборина в клинику можно в любой момент.

– Сейчас есть свободные места, знаете, начало осени, люди только-только отгуляли отпуска, полны сил и бодрости, устать еще не успели. Вот в разгар весны в отделение будет огромная очередь, зимний витаминный голод очень сказывается на творческих способностях. Да-да, не смейтесь, я и сам не верил, пока не занялся проблемой вплотную, – говорил врач, добродушно улыбаясь Оборину.

Договорились, что Юрий приведет в порядок неотложные дела и прямо завтра же придет в клинику.

– Вы нас не найдете, – предупредил Александр Иннокентьевич. – Вы же понимаете, наше отделение создавалось как элитное, туда нельзя попасть случайно, по ошибке или по злому умыслу. Поэтому вы приходите сюда же, в основной корпус, и от вахтера звоните мне, я пришлю кого-нибудь вас встретить.

– Какой номер? – спросил Оборин, приготовившись записывать.

– Вахтер знает, – махнул рукой врач. – У него под стеклом список внутренних телефонов лежит. Не забивайте себе голову, он все равно не даст вам самому номер набирать. Спросит, к кому вы, и позвонит, узнает, ждут ли такого. Он еще с тех времен работает, когда здесь простые смертные не лечились, даже порог не переступали. Только государственная элита. А дед наш, вахтер-то, естественно, в те времена в КГБ служил, прапорщиком был, а может, сержантом. Так что выучка у него – будь здоров. Мышь не проскочит.

И вот теперь, собравшись и упругим шагом двигаясь в сторону метро, Юрий Оборин думал о том, что понял наконец, что такое «чувство глубокого удовлетворения». Это был один из тех нечастых моментов, когда ему казалось, что все в его жизни хорошо. Ну просто лучше некуда.

Прорисовка образа Ольги Решиной шла медленнее, чем Насте хотелось бы. У нее была удивительно спокойная, даже какая-то бесцветная биография. Школьница, студентка мединститута, врач-интерн, врач-ординатор, кандидат наук, доцент кафедры психиатрии. Замужем не очень давно, муж тоже врач и тоже психиатр, детей нет. В настоящее время работает в коммерческом отделении одной из престижных клиник. Такие отделения называют санаторными или кризисными. Ни в чем криминальном не замечена.

Как строить беседу с такой женщиной, Настя понимала плохо. Конечно, если она ничего не знает о Тамаре, то стратегия значения не имеет. Но, если Решина что-то знает и хочет это скрыть, нужно иметь в руках хоть какое-нибудь оружие, чтобы не сдаваться без боя. Где взять такое оружие, было совершенно непонятно, в этой Решиной уцепиться, казалось, было не за что.

Настя набралась терпения и решила выждать еще денек-другой. Она вообще не была сторонницей поспешных действий, может быть, оттого, что сама соображала медленно. Пороть горячку, говорила она, имеет смысл в первые сутки после совершения преступления, пока преступник сам еще находится во взвинченном состоянии и может сделать явную глупость, на которой его и выловят. По прошествии суток торопливость можно отставить, ибо преступник уже успокоился, понял, что его не поймали и ничего страшного не произошло. И он сам, и милиционеры, как говорится, переспали ночь с бедой, а утром все видится совсем в другом свете.

За эти два дня, которые Настя Каменская отвела себе для окончательного составления представления об Ольге Решиной, поступила только одна новая информация: Ольга встречалась с неким Михаилом Владимировичем Шориновым. Гордеев немедленно дал команду установить, кто это такой и какое отношение имеет к Решиной. К вечеру он позвонил Насте домой.

– Шоринов – ее бывший любовник, – сообщил Виктор Алексеевич. – Ударился в коммерцию, купил конверсионный завод, выпускает всякий хозяйственный ширпотреб, но очень качественный, а цены – раза в три ниже, чем у импортных аналогов. В основном бытовая химия, товары из пластмассы и пластика, но качество, как мне сказали, чрезвычайно высокое. Видно, когда завод еще принадлежал оборонке, там была мощная химическая лаборатория.

– А почему вы уверены, что любовник бывший, а не действующий? – спросила она.

– А потому, моя дорогая, что они встречались на квартире у нынешней любовницы Шоринова и в ее присутствии. Или как у вас сейчас принято? Чай вдвоем, а секс втроем?

– Ну что ж, – вздохнула Настя, – лучше что-то, чем совсем ничего. Подумаю, что можно из этой информации выкроить, и завтра с утра поеду встречаться с Решиной. Ребята сказали, что сегодня она работает в ночную смену, значит, в десять утра сменится, вот по дороге из клиники домой я ее и перехвачу.

Рабочий день полковник Гордеев начал в половине восьмого утра, и к девяти часам переделал массу нужных, хотя и бесполезных дел, изо дня в день откладываемых и почему-то имеющих обыкновение не рассасываться, а, наоборот, накапливаться. Дела были бумажными и неинтересными, но делать их, как это ни прискорбно, все равно нужно было.

Ровно в две минуты десятого на его столе зазвонил телефон.

– Я могу говорить? – услышал он в трубке знакомый голос.

– Можешь. Что у тебя?

– Дополнительная информация по Шоринову.

– Говори, я слушаю.

Виктор Алексеевич слушал несколько секунд, потом вмиг побагровел, швырнул трубку на рычаг и тут же сорвал другую, с аппарата внутренней связи.

– Коротков? Немедленно найди Анастасию, немедленно! Ты понял? Она хотела сегодня с утра встречаться с Решиной, собиралась перехватить ее по дороге из клиники домой. Она не должна даже близко к ней подходить! – кричал Гордеев. – Даже на километр! Перехвати ее. Любой ценой перехвати.

Коротков кубарем скатился по лестнице, выскочил на улицу и подбежал к своей старенькой, постоянно глохнущей машине. Клиника, где работала Ольга Решина, находилась очень далеко от Петровки, на краю Москвы, и если до семи утра на исправной машине этот маршрут можно было бы проделать минут за двадцать, то в десятом часу утра при капризничающем движке можно было смело «закладываться» на час. Но час Короткова никак устроить не мог, ему нужно было успеть к клинике до того, как оттуда выйдет Ольга. И не просто успеть, а найти поблизости Аську и увезти ее оттуда. Он ехал, нахально объезжая заторы и пробки то по тротуару, то по полосе встречного движения, обливаясь потом от ужаса, каждую секунду ожидая лобового столкновения и слыша доносящиеся из других машин выразительные пожелания долгой счастливой жизни, а также крайне лестные оценки его умственных способностей и знания правил дорожного движения. Это был, наверное, один из самых кошмарных часов в его жизни, но он успел. Когда он выехал на улицу, на которой находилась клиника, было без десяти десять. Теперь нужно было быстренько найти Анастасию. Где же ее искать?