Фридрих Незнанский - Гении исчезают по пятницам Страница 45

— Мне показалось, или Сибирякова действительно ни слова не сказала?

— Не показалось.

— Вот ведь точно мышка-норушка…

«Лужков тут при том, — сказала Лидия Федоровна, — что он должен обеспечить городу столько машин „скорой помощи“ и бригад к ним, чтобы на все вызовы успевали».

«Ну все, начинается! Только не надо сейчас про задержку зарплат и нехватку оборудования».

Тут прорезался другой женский голос:

«Вообще-то это вы, Миша, обычно ворчите про зарплату и про то, что машина не в порядке, а вам ее не дают в сервис сдать».

— Сибирякова? — спросил Щербак.

Голованов кивнул.

«О, блин, — засмеялся водитель, — снежная королева заговорила».

Хихикнула и Лидия Федоровна:

«Действительно, что-то вы, деточка, сегодня с самого утра мрачнее тучи. Случилось что-нибудь?».

«Вовсе нет, все в порядке, так разве что… голова немного болит».

Фельдшер связалась с диспетчерской и передала трубку Сибиряковой. Та отчиталась о недавнем выезде. Спросила, куда дальше ехать. Дальше, им сказали, возвращайтесь в больницу.

«А если честно, Миша, — голос Лидии Федоровны стал подрагивать от смеха, — я догадываюсь, почему вы не любите такие вот ложные выезды».

Тем временем «скорая помощь», а вслед за ней и сыщики выехали на улицу Народного Ополчения.

«Ну и почему же?»

«Потому что они очень быстро заканчиваются и вы не успеваете в машине поспать».

Некоторое время все молчали, водитель, очевидно, решал для себя, сердиться ему или нет, потом махнул рукой и выпалил:

«Все любят поспать, но я, конечно, — больше других!»

Тут уж засмеялись все, включая и его самого, и Сибирякову.

— Ты фамилии их выяснил? — спросил Щербак.

Оказалось, все Голованов выяснил. И уже позвонил Максу, попросил узнать что удастся о фельдшере Степанцовой Л. Ф. и водителе Шулейко М. А., работающих на станции «Скорой помощи» при 126-й больнице.

«Кстати насчет ложных вызовов, — все не унималась фельдшерица. — Была такая история. Я тогда, молодые люди, на другой машине работала и даже в другой больнице, но это не важно. Зимой как-то вызвали нас, сказали, что человек с балкона упал, не то с пятого, не то с седьмого этажа. Не то самоубийца, не то равновесие не удержал — неизвестно. Мы приехали по адресу, а во дворе — никого. Ни тебе тела, ни толпы, как обычно бывает, ни крови на земле, никаких следов вообще. Мы покрутились туда-сюда, вроде адрес совпадает. Вдруг из какого-то окна нам кричат: сюда поднимайтесь! Поднялись действительно на пятый этаж, заходим в квартиру, а там женщина и мужчина, тот самый, который с балкона выпал. Сидит и смеется.

«Как это?» — удивился водитель.

«Вот и мы оторопели, а он все ржет не переставая. Тут женщина и говорит: ради бога, сделайте хоть что-нибудь, уже полчаса смеется. Оказалось, что он упал в большой сугроб. Не повредил себе ни одной косточки, представляете? Только шок страшнейший. Вот он и ржал как идиот. Ну у нас доктор опытный был, всего в жизни насмотрелся. Взял ка-ак врезал ему по физиономии…»

— Слушай, Сева, я, кажется, знал того мужика! — оживился Щербак. — Еще когда в МУРе работали, взяли одного форточника, так он очень похожие вещи рассказывал…

— Иди ты, — сказал Голованов. — Не лень столько языком чесать?

В районе Карамышевской набережной последовал сигнал из диспетчерской, заставивший «скорую» развернуться: их ждал вызов на Беговой улице — острый приступ панкреатита.

Выехали на проспект Маршала Жукова, оттуда через Хорошевское шоссе и новую развязку — на Беговую. Оказалось, что дом, из которого поступил вызов, — это центральное здание ипподрома. Одному из работников администрации стало плохо.

Щербак с любопытством разглядывал монументальное здание с лошадьми на фронтоне.

— На театр вообще-то похоже.

— Точно, — сказал Голованов, — особенно учитывая, что там внутри — казино и ночной клуб.

Медики тем временем вышли из своей машины и в сопровождении ожидавшего их швейцара зашли внутрь.

— А где же сам ипподром? — поинтересовался Щербак. — Что-то я не пойму. Лошадки и так далее?

— Ты тут не был разве никогда?

— Внутри — нет, не приходилось.

— Ипподром — с другой стороны, его здание заслоняет. С обратной стороны — там трибуны, беговые дорожки по кругу, ну и все такое… Что же делать, а? А вдруг водила ни при чем, а с фельдшерицей Сибиряковой есть о чем пошептаться? Может, мне туда сунуться? Тебя она уже в морге видела…

— Да не дергайся ты, — посоветовал Щербак. — В конце концов, можно утешаться тем, что тут никаких ученых быть не может. Подождем и все узнаем.

«Тэк-с, — раздался голос водителя, — а это что тут у нас? Книжечка? Ну-ка, ну-ка, посмотрим, что наша недотрога читает. Хм… Во дела… Да что это такое, елы-палы?!»

Щербак с Головановым напряглись, но тут водитель, словно по заявкам радиослушателей, повертев книгу в руках, пробормотал:

«А. Шеметов. „Японские кроссворды“. Серия: Домашняя энциклопедия. Хорошенькое дельце! Это ж какая домохозяйка такое осилит?!»

В машину вернулась Лидия Федоровна, не то что-то забыла, не то что-то срочно понадобилось.

«Не стыдно в чужие вещи заглядывать?» — притворно строго спросила Лидия Федоровна.

«Так она ж на сиденье валялась».

«А если бы это письмо было?»

«Но не письмо же! Это ж книжка!»

«Ну а если бы письмо? Тогда бы вы тоже его прочитали?»

«Вот положит письмо, — огрызнулся водитель, — тогда и поглядим».

Фельдшер что-то взяла и вышла из машины. Сыщики увидели, что в руке у нее белый медицинский саквояж.

Щербак приоткрыл дверцу и поднял с асфальта листок бумаги. Там было написано:

«1-й заезд (белый) 12 час.

Жер. и коб. рожд. 2000 г. с суммой выигрыша не более 3134 бал.

Дистанция 1600 м.

1. Ниагара 2-я — рыж. коб. рус.

2. Ла Пас — гн. жер. рус.

3. Акапулько — гн. коб. рус.

4. Бюст — гн. жер. рус.

5. Сосна — рыж. коб. ам.

6. Дафнис — гн. жер. ам.

7. Гиацинт — сер. жер. рус.

8. Авторитет — гн. жер. рус.».

На оборотной стороне шло малодоступное описание характеристик лошадей и имена наездников.

— Сева, ты бы на кого поставил?

Голованов глянул мельком и пожал плечами.

— А я бы — на Авторитета, — поделился Щербак. — Внушает уважение, согласись…

Тут у Голованова на поясе джинсов ожил телефон. Это из «Глории» звонил Макс. Выяснить ему удалось немногое, но ключевые моменты и так подтверждали то, что сыщики уже некоторое время видели своими глазами или, точнее, слышали своими ушами.

Согласно служебным характеристикам, фельдшер, пятидесятидвухлетняя Лидия Федоровна Степанцова, была опытным специалистом и добрейшей души человеком, каким, собственно, и положено быть фельдшеру. А тридцатичетырехлетний водитель машины «скорой помощи» Михаил Шулейко работал в больнице последние три года, а до того тоже шоферил в самых разнообразных местах. Характеризовался главным образом как любитель поспать и поболтать. Ни Михаил, ни тем более Лидия Федоровна под следствием и судом никогда не были и в конфликтные отношения не вступали.

— В общем и целом, — подвел предварительный итог Голованов, — коллеги Сибиряковой подозрений не вызывают.

Голованов решил изменить тактику. Он оставил Щербака прослушивать «скорую» и дальше, а сам отправился на улицу Удальцова. Пора было взяться за соседей Сибиряковой.

Щербак ждал, время от времени бросая взгляд на листок, который подобрал. На часах было 11.55. А заезд в 12. Может, стоит рискнуть? А что, если, пока он будет бегать, Сибирякова вернется? Нет, так рисковать нельзя, профессионал он или нет, в конце концов?

С обратной стороны ипподрома донесся гул. Видимо, лошади и наездники готовились к старту. Щербак вышел из машины и подошел к решетке, рядом с которой был вход к трибунам и кассам. С этой позиции ему была видна и машина «скорой помощи», и своя собственная, и даже кусок ипподрома. Внезапно появилась лошадь, она почему-то тащила за собой тележку с человеком, рядом с ней еще несколько таких же. Они обогнули круг и скрылись из виду. Щербак понял, что старт он не услышал. Посмотрел назад: водитель «скорой» дремал на руле. Ага, сообразил Щербак, наездник — это когда мужик в коляске сидит, а если он верхом на лошади, тогда — жокей. Дистанция тысяча шестьсот метров, это круга три-четыре, наверно… Лошади появились в поле зрения еще раз, теперь уже интервал между ними был значительный, первой неслась какая-то гнедая.

— Ага! — закричал Щербак. Он помнил, что трехлетка Авторитет — гнедой. Правда, и большинство других тоже, но сейчас это было неважно.

Спустя минуту лошади появились снова, и опять впереди была гнедая, правда теперь уже другая.

— Ага! — завопил Щербак. Ему, в сущности, было все равно, сейчас все гнедые для него были Авторитетами.