Хеннинг Манкелль - Неугомонный Страница 51

Валландер знал: Эбер по-прежнему очень боится, что прошлое однажды настигнет его. ГДР не существует, но его жертвы живы. Конечно, излечить этот страх невозможно, он сидит в нем и, пожалуй, никогда не исчезнет окончательно. С годами Эбер все больше замыкался в себе, их встречи становились все реже и в итоге прекратились.

Поводом для последней встречи послужил дошедший до Валландера слух, что Эбер захворал. И однажды в воскресенье он махнул в Хёэр посмотреть, что там происходит. Эбер выглядел как обычно, разве только похудел немного. Он был лет на десять моложе Валландера, но словно бы старел быстрее. Валландер много размышлял о судьбе Германа Эбера, когда возвращался домой после этого неудачного визита, во время которого оба сидели и молчали.

Дверь краснокирпичного дома приоткрылась. Валландер вылез из машины.

— Это я! — крикнул он. — Твой старый истадский приятель!

Герман Эбер вышел на крыльцо в старом тренировочном костюме, который, как подозревал Валландер, прихватил с собой, когда бежал из Восточной Германии. Двор завален хламом. Уж не расставил ли Герман Эбер вокруг дома хитроумные ловушки? — мелькнуло в голове.

Эбер смотрел на Валландера, щурил глаза, словно долго сидел в потемках.

— Ты, — сказал он. — Когда ты приезжал последний раз?

— Несколько лет назад. А ты разве заезжал ко мне? Небось не знаешь, что я перебрался за город?

Герман Эбер покачал головой, почти совершенно лысой. Бегающий взгляд подтверждал, что давний страх перед местью так и не исчез.

Эбер кивнул на ветхий садовый стол и несколько хлипких кресел. Ясно: пускать его в дом он не хочет. У Германа Эбера всегда было неприбрано, однако до сих пор не случалось, чтобы он отказывался впустить его в дом. Может, там совсем скверно? — подумал Валландер. Может, вконец грязью зарос, живет как на помойке? Он осторожно сел, выбрав наименее шаткое с виду кресло. Герман Эбер стоял, прислонясь к стене дома. Интересно, сохранил ли он остроту ума, которая прежде составляла его главную отличительную черту. Голова у Эбера была светлая, хотя жизнь, которую он вел, во всех отношениях противоречила его интеллектуальному потенциалу. Не раз он удивлял Валландера, приходя на условленные встречи немытым, прямо-таки вонючим. Одевался он странно, порой мог посреди зимы ходить в летней одежде. Но под этой наружностью, способной смутить и даже вызвать отвращение, скрывался ясный ум, Валландер обнаружил это еще в начале знакомства. Его манера анализировать то, что уже не было восточногерманским чудом, помогла Валландеру заглянуть в общественную систему и в политику, прежде совершенно ему чуждую.

Зачастую Герман Эбер выказывал недовольство и раздражение, когда Валландер задавал вопросы о его работе в «штази». Здесь по-прежнему было уязвимое, больное место, тяжкое бремя, от которого он не сумел избавиться. Но если Валландер запасался терпением, Эбер в конце концов начинал рассказывать. Однажды вдруг сообщил, просто, без прикрас, что одно время работал в секретном подразделении, занимавшемся исключительно убийством людей. Вот почему его имя немедля всплыло в мозгу Валландера, когда Иттерберг по телефону сообщил о заключении судмедэксперта.

Эбер сел. Валландер отметил, что на сей раз скверного запаха нет. Посреди захламленного двора стоял маленький детский бассейн с водой. Рядом на столике — полотенце, мыло, пилки для ногтей и прочие инструменты, в представлении Валландера здорово смахивающие на орудия пыток. Но что Эбер использовал бассейн вместо ванны, определенно не подлежало сомнению.

На крыльцо он вышел с бумагами в руке. За ушами торчали карандаши с ластиками на конце. Все годы в Швеции Эбер зарабатывал на жизнь, составляя кроссворды для немецких газет. Его коньком были по-настоящему трудные кроссворды для самой продвинутой публики. Вообще составление кроссвордов — большое искусство. Надо ведь не просто разместить слова при минимальном количестве черных клеточек, непременно требуется нечто большее, трудноопределимая тема, к примеру ассоциации между разными историческими фигурами. Так он описывал Валландеру свою работу.

Валландер кивнул на Эберовы бумаги:

— Новые сложности?

— Самое сложное, что я когда-либо делал. Кроссворд, чьи самые элегантные путеводные нити находятся в классической философии.

— Смысл-то, наверно, все же в том, чтобы люди могли решить твои кроссворды?

Герман Эбер не ответил. У Валландера вдруг мелькнула догадка: сидящий перед ним человек в старом изношенном тренировочном костюме, наверно, мечтает составить кроссворд, который никто решить не сумеет. На миг он подумал, уж не свихнулся ли Эбер от своего страха. Или от жизни в этой лощине, где окрестные холмы словно бы стенами подползают все ближе.

Кто знает. В сущности, Герман Эбер так и остался для него совершенно чужим человеком.

— Мне нужна твоя помощь, — сказал он, выложил на стол заключение судмедэкспертизы и спокойно, методично рассказал обо всем, что произошло.

Герман Эбер нацепил грязные очки. Несколько минут изучал документ, потом вдруг встал и скрылся в доме. Валландер ждал. Прошло пятнадцать минут, а Эбер не возвращался. Может, прилег, подумал Валландер, или затеял стряпню и начисто забыл про визитера на улице, в хлипком садовом кресле. Ладно, подожду. Растущее нетерпение действовало на нервы. Он решил дать Эберу еще пять минут.

В тот же миг Герман Эбер вернулся. В руке он держал какие-то пожелтевшие страницы, а под мышкой — толстую книгу.

— Это все из другого мира, — сказал он. — Пришлось поискать.

— И кое-что ты, как видно, нашел?

— Умно с твоей стороны приехать ко мне. Ведь я единственный, кто способен оказать тебе нужную помощь. С другой стороны, ты должен понять, что это пробуждает множество дурных воспоминаний. Я плакал, когда искал. Ты не слышал?

Валландер покачал головой. Наверняка Эбер преувеличивает. На его лице нет ни малейшего следа слез.

— Эти вещества мне знакомы, — продолжал Эбер. — Они выводят меня из зачарованного сна, в каком я предпочел бы оставаться до конца моих дней.

— Итак, тебе известно, что это такое?

— Предположительно. Ингредиенты, синтетические вещества, упомянутые судмедэкспертом, с очень высокой степенью вероятности те же, с какими я некогда работал.

Он умолк. Валландер ждал. Герман Эбер не любил, когда его перебивали. Однажды, после нескольких порций виски, он признался Валландеру, что это связано с властью, какой он обладал как высокопоставленный офицер «штази». В ту пору никто не смел ему перечить.

Эбер прижимал к себе толстую книгу, будто Священное Писание. Вроде бы колебался. Валландер призвал себя к осторожности. Черный дрозд уселся на край детского бассейна. Эбер поспешно хлопнул книгой по столу. Дрозд исчез. Валландер вспомнил, что немец испытывает загадочный, труднообъяснимый страх перед птицами.

— Рассказывай, — сказал Валландер. — Что за вещества ты можешь определить?

— Я имел с ними дело тысячу лет назад. Думал, они исчезли из моей жизни. И вдруг в один прекрасный летний день являешься ты и напоминаешь мне о том, что я хотел бы начисто вычеркнуть из памяти.

— Что именно ты хочешь вычеркнуть из памяти?

Герман Эбер вздохнул, поскреб лысину. Валландер знал, надо держать его в теме. Иначе он живо вернется к своему супчику и исчезнет в бесконечных рассуждениях о кроссвордах.

— Что ты хочешь вычеркнуть из памяти? — повторил Валландер.

Герман Эбер принялся покачиваться в кресле, не отвечая. Валландер чувствовал, что терпение вот-вот лопнет.

— Кто именно умер, в данный момент не имеет значения, — решительно сказал он. — Я хочу знать, можешь ли ты идентифицировать эти вещества.

— Раньше я находился в непосредственной близости от них.

— Такого ответа недостаточно. «В непосредственной близости»? Поточнее, пожалуйста! Не забывай, когда-то ты обещал, что окажешь мне услугу, если я о ней попрошу.

— Я ничего не забыл.

Эбер покачал головой. Валландер видел, что ситуация мучительна для него.

— Не спеши, — сказал он. — Мне необходим твой ответ, твои соображения и комментарии. Но я не тороплюсь. Если хочешь, заеду попозже.

— Нет-нет, останься! Мне просто нужно время, чтобы вернуться к тому, что было когда-то. Как бы откопать туннель, который я тщательно засыпал.

Валландер встал:

— Пойду прогуляюсь. Погляжу на исландских лошадок.

— Полчаса. Мне нужно полчаса.

Герман Эбер утер потный лоб. Из лощины Валландер прогулялся к ближайшему пастбищу. Лошади тотчас сбежались к ограде, принялись обнюхивать его руки. В мозгу всплыло воспоминание: двенадцатилетняя Линда. Однажды, придя из школы, она сообщила, что хочет иметь лошадь. Было это в самый трудный период их с Моной жизни, который в итоге привел к окончательному разрыву. Валландер тогда сразу подумал о своем друге Стене Видене, который тренировал рысаков. Он всегда держал в конюшне несколько верховых лошадей и наверняка разрешит Линде бывать там. Но Мона сказала «нет». Кончилось все тем, что Линда заперлась в своей комнате. А что было после, он помнил смутно. Но дочь никогда больше не говорила о лошадях, никогда.