Хокан Нессер - Карамболь Страница 51

На улице к тому же было холодно, наверняка на несколько градусов ниже нуля, и тот же негостеприимный ветер, что дул с реки накануне.

Не понимаю здешнего общества, решил Рейнхарт. Чем, черт возьми, народ занимается? На какой такой лжи строится их жизнь, что мы до нее еще не додумались?

Он велел Паваротти поехать на часок попить кофе; Паваротти, похоже, засомневался, имеет ли он право подчиняться таким распоряжениям этого подозрительного комиссара, но под конец уехал.

Рейнхарт перебрался через низкую каменную ограду, окружавшую Сансет-парк, и сел на скамейку. Отсюда открывался такой же хороший вид на номер 602, как из машины, и Рейнхарт посчитал, что фру Понтшак едва ли сможет его узнать. Ему представлялось, что в вязаной шапочке, длинном шарфе и старой военной парке он выглядит как самый обычный бродяга, один из тех неприкаянных бедолаг, которым не хватило средств даже на покупку машины, чтобы сидеть в ней и дожидаться смерти.

Без десяти одиннадцать из дома вышла фру Понтшак. Паваротти еще не вернулся, хотя с его отъезда прошло уже больше часа. Рейнхарт быстро прикинул все «за» и «против» и решил последовать за ней.

Она пошла по 5-й авеню и свернула налево, слегка покачиваясь и немного прихрамывая. На мгновение он подумал, что она направляется в метро возле 45-й улицы… однако ему не пришлось решать, как в таком случае поступить, поскольку она зашла не в метро, а в мини-маркет на углу. Рейнхарт прошел мимо и встал на другой стороне улицы. Начал набивать трубку негнущимися, как сосульки, пальцами.

Через пять минут она вышла, неся в каждой руке по пластиковому пакету. Двинулась обратно по 5-й авеню тем же путем, что и пришла. Снова свернула на 44-ю улицу и минутой позже оказалась дома, в 602-м номере.

Рейнхарт сел в машину. «Ага, — подумал он. — Вероятно, кульминация дня. Mrs Ponczak goes shopping.[31] Звучит, как английская кухонная драма».

Как бы то ни было, прогноз оказался верным. Ни фру Понтшак, ни ее туповатый сынок и не подумали больше выходить на улицу этим морозным, ветреным декабрьским воскресеньем, да и зачем? Ведь у них есть, например, телевизор. Никакой господин Понтшак не показывался, и Рейнхарт предположил, что если таковой вообще существует, то, очевидно, лежит в расположенной с подветренной стороны — выходящей окнами во двор — комнате и читает газету или пытается проспаться после вчерашнего. Он и сам бы так поступил, будь он на месте господина Понтшака.

Теперь же ему оставалось — попеременно — бродить по Сансет-парку, полулежать у себя в машине и сидеть рядом с мрачным Паваротти. Рейнхарт, в частности, затронул вопрос о том, как им действовать в дальнейшем, если объект наблюдения вновь покинет дом. Паваротти считал, что объектом наблюдения является дом, а не его владелица — таков был приказ Блумгорда. Четкий приказ. Во избежание ненужных стычек, Рейнхарт позвонил Блумгорду домой, в Куинз, и попросил того выдать новые инструкции. В случае если объект Понтшак (миссис) снова начнет удаляться от объекта Понтшак (дома), слежку за первым из них должен взять на себя Паваротти. Рейнхарту предписывалось при любых обстоятельствах оставаться на указанном углу, поскольку его не считали на сто процентов подходящим для преследования кого-либо в городе с семью миллионами жителей, где он знал по имени шесть человек, два парка и пять зданий.

Около двух часов Паваротти съездил и купил им обоим по коробке «нездоровой пищи», в четыре часа Рейнхарт дочитал первую из купленных книг — «Собаки Солнца» Роберта Олена Батлера, — а ровно в 18.00 их сменили ночные дежурные.

Больше ничего не произошло, ни в доме номер 602, ни вокруг него.

«Если по пути обратно в гостиницу на меня никто не наедет и меня не ограбят, — думал Рейнхарт, — то можно будет считать, что воскресенье прошло спокойно».

Ни того, ни другого с ним не случилось. Когда он уже успел довести, при помощи ванны, температуру тела до относительно нормального уровня, позвонил Блум-горд и пригласил его приехать немного перекусить, но он поблагодарил и отказался. Совершил вместо этого долгую прогулку по темному Центральному парку (опять-таки не подвергшись нападению и не угодив под машину), поужинал в итальянском ресторане на 49-й улице и часам к одиннадцати вернулся в гостиницу, к следующей книге.

«Никогда еще не шел по более зыбкому следу, — думал он. — Осталось три дня. Выброшенные коту под хвост. Если бы не комиссар с его проклятой интуицией, то…»

Он поставил будильник на 02.15 и к моменту звонка успел поспать полтора часа. Ему потребовалось некоторое время, чтобы сообразить, как его зовут, где он находится и почему. И для чего был нужен будильник.

Затем он позвонил через Атлантику и услышал по-утреннему бодрый голос дочки.

Понедельник оказался немного более богат событиями, чем воскресенье.

Но лишь чуть-чуть. Не успел Рейнхарт приехать на место возле Сансет-парка, как из дома вышли мать и сын Понтшаки. Паваротти в этот день сменил значительно более оптимистичный сержант Бакстер, напоминавший удачную смесь бульдога с молодым Робертом Редфордом. После недолгого обсуждения он вышел из машины и двинулся следом за миссис Понтшак в сторону 5-й авеню. Сын отправился в прямо противоположном направлении — на восток, к 7-й авеню, — но Рейнхарт посчитал его менее интересным (в этой стране, вероятно, тоже ходят в школу, подумал он) и остался в машине Бакстера.

В течение часа и десяти минут ничего не происходило. Затем ему позвонил Бакстер, из универмага с улицы Пацифик (по-прежнему из Бруклина), и сообщил, что сидит и пьет кофе (с кофеином) в кафетерии, расположенном напротив магазина «Боди шоп», где, судя по всему, работает миссис Понтшак. По крайней мере, сегодня.

Поскольку номер 602 казался опустевшим (существование мистера Понтшака с каждым часом представлялось все менее правдоподобным), Рейнхарт решил, что Бакстер может с таким же успехом оставаться пить кофе и наблюдать за подвижным объектом, а он тем временем возьмет на себя менее подвижный объект возле Сансет-парка.

«Господи, — подумал он. — Неужели двадцать пять лет назад я тоже занимался чем-то подобным?»

К половине первого он успел прочесть семьдесят страниц из книги Джеймса Эллроя «Мои темные места» и стал вновь задаваться вопросом, что же это за страна, куда он попал. В час он на несколько минут покинул машину, чтобы сходить запастись провиантом в мини-маркете на углу 6-й и 45-й улиц. Купил бананов, бутылку минеральной воды, шоколадное пирожное и несколько бейглов; похоже, мини-маркеты имелись тут на каждом углу — только выбирай. Возвращаясь к машине, он заметил, что на улице немного потеплело, а через четверть часа пошел дождь. Он продолжил продираться сквозь мрачный мир Эллроя и пару раз поговорил по телефону с Бакстером и Блумгордом. В половине четвертого Понтшак-джуниор вернулся домой в компании рыжеволосого одноклассника, а еще через полчаса Рейнхарта сменили.

«Понедельник, — думал он, направляясь к Манхэттену. — Осталось двое суток. Какого черта я тут торчу?»

Несмотря на то что в воздухе уже висели грязноватые сумерки, он отправился на пароме в район Статен-Айленд. Умудрился сесть на нужный автобус до ботанического сада Снаг Харбор, где потом час бродил среди тлеющей листвы — здесь же он пятнадцать лет назад бродил вместе с молодой женщиной, поэтому-то и приехал сюда снова, но теперь все ощущалось по-другому. Тогда стояла тридцатиградусная жара, и листья вяли прямо на деревьях.

Ее звали Рахиль — хотелось бы надеяться, что все еще так зовут, — и ему помнилось, что он страстно любил ее четыре дня. Разумом, душой и телом. На пятый день разум (кстати, возможно, и душа тоже) наложил вето, а после шестого дня они расстались.

Вечер он провел вместе с Блумгордом в азиатском ресторане на Канал-стрит. Блумгорд очень хотел отвезти его в штаб полицейского управления — One Police Plaza, — чтобы продемонстрировать последние технические достижения для борьбы с преступностью (электронные подслушивающие устройства, лазерные средства поиска и так далее), но Рейнхарт с максимальной вежливостью отказался.

В гостиницу он вернулся около двенадцати часов. Уиннифред прислала факс с контурами рук Джоанны и сообщила, что они получили в свое распоряжение дом профессора Генц-Хиллера в Лимбейсе на четырнадцать дней, начиная с 27-го.

Он сунул факс под подушку и заснул, даже не позвонив домой.

Приехав утром во вторник к Сансет-парку, он поначалу не понял, что ему говорит Паваротти.

— Трахальщик внутри.

— Что? — переспросил Рейнхарт.

— Там. Этот мерзавец. Внутри, в доме.

Он показал рукой через плечо.

— Кто?

— Тот мужик, которого ты разыскиваешь, разумеется. Какого черта, ты думаешь, мы здесь торчим?

— Что ты, черт возьми, говоришь? Что… я имею в виду, что ты сделал? Откуда тебе известно, что он внутри?