Фридрих Незнанский - Исполняющий обязанности Страница 52

— Так я еще ничего не сказал, а ты уже развоевался! Ух! — улыбнулся генерал-лейтенант.

— Так говори, — улыбнулся в ответ и Грязнов, сидевший перед ним тоже в генеральской форме, но с одной звездой на погонах.

— Что ты скажешь, если я предложу такой вариант? Что называется, ни тебе, ни мне, а грех — пополам?

— Это как? — Грязнов озадаченно почесал лысеющую макушку.

— Отпустить, ты говорил?

— Это не я, а ты предложил! — перебил Грязнов.

— Ну пусть я. Отпустим. Но под строгий домашний арест. С подпиской, со всем прочим. А дело его — вот все эти и прочие материалы, которые, ты говоришь, у вас имеются, — передаем в службу собственной безопасности. Пусть они с мерзавцем возятся. Короче, учиняем строжайшее служебное расследование! И пусть только кто-нибудь из законников пикнет! А адвокат ему понадобится не раньше того, как мы ему обвинение предъявим. А вот когда предъявим, это уже наше с тобой дело, Вячеслав Иванович. Вот как я предлагаю поступить. Чтоб и овцы были целы, и эти… сыты.

— Шлепнут они его. Найдут такую возможность.

— А вот и поставим у дома охрану. И его строго-настрого предупредим. Впрочем, если он сам хочет сдохнуть от пули собственных подельников — это, в конце концов, его личное дело.

— Я согласен.

— Ну вот и договорились, — удовлетворенно шлепнул начальник ГУВД ладонью по столу. — А с его отделом я прикажу немедленно разобраться! Это же черт знает что! Борцы с оргпреступностью, мать их! Всех поувольняю! Есть у меня такое право.

— А с подельниками его потом кто воевать будет? Я один, что ли?

— Ну неужели мы, Вячеслав Иванович, не можем набрать в многомиллионном городе сотню честных парней? Чушь!

— Просто никто толком этим делом не занимается. С нашей стороны. А с той — ого-го! Только свистни! Мы вон вчера ночью одного препроводили в наши Петры. Тридцать лет мужику, здоров пока еще, не всего себя отравил наркотой. А мозги, видно, уже в другую сторону направлены. Чужой он, не перевоспитаешь… Наркота в шкафу и «макаров» под подушкой — чего еще надо? Да, еще пачка баксов между простынями. Вот и весь круг его интересов. И ведь что любопытно… Живет один. А у соседей к нему никаких претензий, только дверью громко хлопает, а так — чудный парень!

— Ох, Вячеслав Иванович, сколько таких примеров!.. Значит, давай его сюда, к нам, и мы тут все оформляем как договорились. Никуда он не сбежит, так я думаю. Да и бежать-то некуда, там проще его достать. А тут хоть какая-то перспектива ему светит…

Петр Ильич Огородников принял это решение со стоическим мужеством. Ничего не сказал, вообще долго молчал, только кивнул и, наконец, хрипло выдавил из себя:

— Я понял и согласен с таким решением. Куда меня отправят? Сразу домой или как?

— Для начала в Главное управление, а там как распорядится ваше начальство.

— Ладно… Надеюсь, что больше повода «поправлять» мне физиономию у вас не появится?

— Но ведь и вы не можете мне возразить, — с усмешкой заметил Щербак, — что этот мелкий в прошлом факт, не оставивший серьезного следа на вашем лице, способствовал скорейшему вашему прозрению и установлению взаимопонимания между вами и следствием?

— Не стану возражать, — мрачно констатировал полковник под общие улыбки.

После этого он, в сопровождении Грязнова и Щербака, отбыл в Главное управление, где уже фактически решилась его дальнейшая судьба.

2

Она хотела бы изобразить обиду, но так и не смогла этого сделать. А обижаться между тем было на что. Обещал не оставлять надолго, а сам? Сколько дней-то прошло? Два или уже три? Ах, четыре?! И он ни разу не позвонил?! Не предупредил?! А тут шляются вокруг всякие!..

Нет, это ее возмущение было абсолютно наигранным, неискренним. Просто так — она созналась позже сама — Варвара заводила себя перед свиданием.

А что рабочий день еще не кончился, так на это всем наплевать. Сам отсутствует, Ольга Ивановна, старшая медсестра, возится со срочными пациентами, каждый член медперсонала занят своим конкретным делом, а в приемной — пусто, поскольку нет доктора Баранова. А на нет и суда нет!

Володя отключил телефонную трубку и помчался к зданию диспансера. Варвара, одетая в короткую меховую шубку, открывавшую ее длинные, великолепные ноги, уже приплясывала от холода на ступеньках крыльца диспансера. Прыгнув в машину, она с ходу обхватила его руками, стала, ойкая, прижиматься к нему, норовила засунуть даже свои ноги ему на колени, чтобы он поскорее согрел их, а руки ее тем временем самым беззастенчивым образом полезли в его брюки.

— Это я проверяю, — жарко шепнула она ему в ухо, — не оставил ли ты чего-нибудь важного у себя на работе.

От ее ерзанья он, естественно, немного возбудился, что она немедленно и с удовольствием просекла, после чего спросила:

— Куда мчимся? Снова в твое Бутово?

— Нет, поедем сейчас на дачу, в Фирсановку. Там никого нет, но дача зимняя, мы ее немного протопим — и можем раздеваться хоть догола, так будет тепло.

— Хочу скорее догола! Хочу совсем догола! — фальшиво заныла она и снова капризно полезла к нему в брюки.

Но Володя мужественно пресек и эту попытку, обосновывая свое нежелание немедленно разделить с ней ее неутолимое желание прямо вот здесь, посреди бела дня и под окнами наркологического диспансера, в котором она работает, — надо же соблюдать приличия, в конце концов. Кажется, такой строгий выговор несколько охладил ее и убедил в том, что Володя прав — желание никуда не убежит, поскольку оно взаимное и, напротив, от неблизкой дороги, с заездом в магазин, чтобы набрать нужных продуктов, еще больше разгорится и… окрепнет. Чего тебе еще? А ей, судя по всему, вообще ничего было не нужно, кроме… ну да, кроме того, что находилось вот здесь, рядом с ней, но было пока недоступно из-за каких-то принципов и дурацких приличий. Открытая девушка. Свободная. Простая…

Заправились они всем необходимым для бессонной ночи в универсаме возле «Речного вокзала». И помчались дальше по Ленинградскому шоссе в сторону Сходни, где свернули в поселок и затем вдоль железной дороги проехали до станции Фирсановка. Ну а там — по пустынным, накатанным поселковым улицам добрались почти до дома. Почти потому, что ни машин вокруг, ни людей уже не было видно, а темнеть начало по-вечернему. И Варя сказала, что терпеть она больше не может, поскольку в машине ей стало совсем тепло, а на даче придется еще какое-то время топить печку, и поэтому пусть Володя остановится где-нибудь в укромном месте. Он и приткнул послушно машину возле нехоженого тупичка. А Варька, хлебнув из бутылки глоток коньяка, тигрицей кинулась на него.

В машине было очень неудобно, тесно, но, подчиняясь ее требованиям, он как-то все-таки сумел извернуться, она же немедленно ринулась в вожделенные брюки и уже через минуту, захлебываясь, урчала, как ей стало хорошо и как она долго ждала этого момента. Ему же не оставалось ничего другого, кроме как зорко оглядываться, чтобы не пропустить случайного прохожего.

Отстраненно он думал, что Варька права — пока разгорится печка, пока то да се, можно и дуба дать. А уж желание точно может погаснуть в холоде нетопленой дачи. Зато теперь, когда она будет довольна и собой, и им, нетрудно, за домашними необходимыми делами, затеять нужный разговор, и он пройдет в правильном ключе. Ведь оба они довольны, впереди — целая ночь, правда, к сожалению, не полярная, но и подмосковной немало, а остальное все успеется, еще и с лихвой…

Но разговорить ее на нужную тему ему никак не удавалось. Сперва в доме было действительно холодно, и Варька, чтобы согреться, потихоньку опорожнила чуть ли не полбутылки коньяку, отщипывая на закуску каждый раз по виноградинке. Она заявила, что уже обедала на работе и есть пока не хочет. А чего она сейчас хочет, было видно по ее глазам. Но сама мысль снять с себя шубку казалась ей просто невозможной. А дача нагревалась медленно. Давно здесь никого не было, дом промерз за долгую осень и начало зимы, хотя вроде и морозов особых тоже пока не наблюдалось.

Потом, когда стало заметно теплеть и можно было снять верхнюю одежду, оказалось, что Варьку здорово развезло. Поторопилась девушка, а Володя как-то не уследил. А в таком виде она, естественно, не была готова ни к какому серьезному разговору, кроме как все о том же сексе. И тут ее стало заносить, но Яковлев слушал хоть с иронической усмешкой, но и с определенным интересом — могла промелькнуть полезная информация.

Она рассказывала с видом крупного знатока об увлечениях своего шефа, которые, оказывается, не были для любознательной секретарши секретом. У него, например, кушетка в кабинете зачем? А он на ней каждую свободную минуту свою старшую медсестру натягивает. Володя наверняка видел ее в диспансере, он же был… Ах так и не удосужился? Тогда можно будет как-нибудь ее показать. Она хоть и замужем, но обожает это дело, про то всем известно. Вот и держит ее возле себя Вячеслав Сергеевич. Ну иногда и на нее, Варьку, глаз кладет. А что, он мужчина способный, такому сделать — одно удовольствие… А еще он своих клиенток некоторых на кушетку тоже укладывает. Есть у него такие, что приходят вроде как нервишки подлечить, а им от него одно только и надо. Ну как этот, в Древней Греции, который коз ловил и так заделывал, что у них роги выпрямлялись. Ну как его? А, не важно… А они, бывает, даже орут там, в кабинете, дуры… будто у себя дома… Но та все слышит, а иногда даже и заглядывает, когда шеф забывает дверь на ключ закрывать. Заглянет вроде нечаянно, огромные глаза такие сделает — вот, мол, какой ты молодец! — а он глядит и хохочет… и хохочет, показывая, как клиентка богатенькая под ним дергается, извивается вся. Конечно, заводит, куда денешься?..