Юлиан Семенов - Петровка, 38. Огарева, 6. Противостояние Страница 59

Василий Романов, умница, человек широко образованный, обладающий природной сметкой, проведя экспертизу, доказал, что на этом предприятии творится неладное. Предстояло теперь выяснить, что именно. Возможно, всему причиной бесхозяйственность, нерадивость, а может быть, чья-то злая корысть.

Костенко быстро встал из-за стола и пошел на четвертый этаж. Он отметил, что поднялся по лестнице быстро, как раньше, без опасения потревожить свою боль. «Только так и надо, — думал он, поднимаясь к Романову, — иначе я превращусь в забитого, несчастного пациента, который смотрит на врача, как невинно арестованный — на следователя».

— Вася, — сказал Костенко, — я не поленился сделать четыреста шагов, чтобы лично поблагодарить тебя, преклонив колени.

— Видишь ли ты, милый, мне, конечно, приятно видеть тебя коленопреклоненным, — начал Романов, он говорил словно бы распевая каждую фразу, делая ее хитрой, как конспиративная квартира, — но благодарить меня не за что! Мне было самому интересно проводить этот анализ.

— Ты все изложил в заключении?

— Видишь ли ты, — продолжал петь Романов, — изложить все невозможно, ибо так или иначе втуне останутся мои эмоции, их все же не выразить шершавым языком документа.

— Сейчас ко мне придет директор этой самой фабрики, Вася. Ты бы не помог мне построить с ним беседу?

— С ним, Слава, беседовать бесполезно. Его надо допрашивать. А потом сажать. Там «панама», Слава. Там крупная «панама».

— А если не сажать? Мне невыгодно его сажать. Мне надо посмотреть, как он себя будет вести дома. Или ты опасаешься, что там он сможет быстренько все упрятать, замести следы и тем самым помешать расследованию?

— Видишь ли ты, — с готовностью пропел Романов, — тут ведь экономика, тут, не в обиду угрозыску будь сказано, серьезное преступление, Слава. Экономику можно развалить очень скоро, а вот поправить или изменить — это куда как сложней, мил дружочек. Он, твой директор, ничего не сделает даже за год. Наша бюрократия в сфере сбыта и снабжения, может быть, и раздражает, но она зато гарантирует, что жулика мы поймаем, обязательно поймаем. И что тут лучше, мил дружочек, я не знаю, а может, знаю, но боюсь тебе сказать.

— Посмотри на моего пациента, Вася, а? Потом выскажешь свою точку зрения. Ты ведь историю вопроса знаешь?

2

Пименов даже чуть вздрогнул, когда Костенко, ознакомив его с заключением экспертизы — «запоры и решетки на окнах хранилища фабрики в полном порядке, меры охраны соблюдаются неукоснительно», — достал вторую папку, толстую, состоящую из доброй сотни листов, и сказал:

— А здесь у нас экономическая экспертиза, товарищ Пименов. Вот мне и хочется уточнить с вами ряд вопросов. Если мы все успеем оговорить, сегодня же можете возвращаться домой.

— Да разве за день все эти документы просмотришь, товарищ Костенко?! Тут недели — и то не хватит.

— Видите ли, — вступил Романов, — нас интересуют только результативные данные, в мелочи вдаваться нет смысла.

— Это товарищ Романов, — пояснил Пименову Костенко, — он экономист, помогал нам в проведении экспертизы. Вы не возражаете, если он нам и сейчас поможет?

— Да, господи, чего ж возражать-то?! Пожалуйста, пусть помогает. Вы, товарищ Романов, экономист по какому профилю?

— По широкому, товарищ Пименов, по широкому.

— Тоже сотрудник?

— Я кандидат экономических наук, моя тема — «Использование производственных мощностей».

— «Вот оно, — понял Пименов, — копают, бесы, копают. Только б он меня домой отпустил, только бы отпустил!»

— Пожалуйста, здесь об ответственности за дачу ложных показаний подпишитесь, — сказал Костенко, — и начнем. Как бы это точней вопрос сформулировать, — он обернулся к Романову, — по поводу станков?

— Видите ли, товарищ Костенко, — чуть откинув голову и прикрыв глаза, ответил Романов, — меня, как эксперта, интересует: известна ли директору завода мощность поступавших к нему станков?

— Так и сформулируем. Пожалуйста, товарищ Пименов.

— А я чего-то не пойму, товарищ Костенко, зачем вам это? Не пойму я, какое это отношение имеет к тем камешкам, которые вы мне показывали?

— Камни пропали с вашей фабрики, не так ли?

— Точно так.

— Вот нас и интересует все относящееся к вашей фабрике: если, как вы утверждаете, из складских помещений нельзя было похитить камни, если в хранилище имели доступ только проверенные люди, то мы теперь вынуждены пойти по всем линиям поиска. Вопрос понимаете?

— Чего ж его не понимать? Конечно, понимаю. Как же директору может быть неизвестна мощность станка? Если б я был белоручка какой или там ученый, а то я сам от станка.

— Что-то вы в лирику ударились, товарищ Пименов! — Костенко заставил себя улыбнуться. — Впервые это у нас с вами. Итак, производственные мощности станков вам были известны?

— Конечно.

— И вы знали производственные мощности всех тех новых станков, которые приходили на фабрику?

— Да, знал.

— Вы связывали производственные мощности новых станков с планами выпуска продукции?

— Этим занимался отдел.

— А вы?

— Я доверяю моим сотрудникам.

— Видите ли, — включился Романов, — эти вопросы не могут не волновать и меня, экономиста, особенно в связи с проводимой реформой. У нас часто руководители выпрашивают себе станки «с запасом». Но при этом такие руководители и план составляют «с запасом».

— Как же без этого! — Пименов ухмыльнулся. — Запас карман не тянет.

— Тогда я ничего не могу понять, товарищ Пименов. Учитывая все входящие показатели, производительность труда на вашей фабрике и в сопредельных с ней мастерских должна была увеличиться на шесть процентов. А увеличилась она всего на полтора процента. Как это объяснить?

— А кто эти шесть процентов вывел?

— Экономисты, — сказал Романов. — Проверили на ЭВМ.

— Вот когда нас ЭВМами снабдят, и мы так будем считать. А пока мы на счетах расклад ведем, и это не только на моей фабрике — стоит вон «Правду» открыть, — все время об ЭВМ вопрос поднимают!

— Тут вы правы, — согласился Романов, — это общая беда, спору нет.

— Вот вы бы, экономисты, нам и помогли. Мы проезд оплатим, и дом для приезжих у нас великолепный, приехали бы к нам на месяц-другой, научили бы уму-разуму.

— У меня еще один вопрос, — перебил Костенко, — новые станки к вам стали прибывать три года назад, а план реконструкции вы когда сделали?

— Хороший хозяин всегда загодя готовится, товарищ Костенко.

— Значит, три года назад у вас уже был готов план реконструкции?

— А как же! Конечно.

— Можно будет с ним ознакомиться?

— Он в голове у нас был, этот план, в голове, товарищ Костенко.

— Тогда неясно, на каком же основании вам отпускали уникальные станки? Разве под мысли, даже самые интересные, у нас станки отпускают?

Романов поправил:

— Выделяют, Владислав Николаевич. Про станки говорят «выделяют». Отпускают розничный товар. Фондовый товар выделяют после соответствующего решения плановых организаций.

Костенко был убежден, что Пименов давно ждал вопроса о том, кто выделял ему станки, и загодя приготовил ответ. Поэтому Костенко решил нанести неожиданный удар:

— А что с Налбандовым?

— Чего?

«Оп! Вот он и дрогнул. Растерялся, передовой директор. Значит, я верно шел. И дальше надо будет идти по двум направлениям. И он выведет меня и на Налбандова, и на проскуряковскую смерть, — подумал Костенко, доставая сигарету. — Так и пойдем с ним».

— Владислав Николаевич, — пропел Романов. — Если вы позволите, я пойду, у меня совещание назначено.

— Да, да, благодарю вас, Василий Силыч.

«А чего ж ты кандидату наук пропуск не отмечаешь? — подумал Пименов, посмотрев вслед Романову. — Все. Обложили, бесы».

— Пропуск у секретаря отметьте, — сказал Костенко.

— Я помню, — ответил Романов и вышел.

«Или паникую? Может, паникую? Может, не обложили? Может, этот длинный черт и вправду кандидат?»

— Так вот, я Налбандовым интересовался.

— Да, да, понимаю. А что вас интересует? Работник он хороший. Передовик.

— Нет, я интересуюсь, где он сейчас?

— Болен. Поехал в командировку и заболел. — Пименов чуть улыбнулся. — Я-то думаю, он сердцем заболел. Влюбчивый он.

— Вы его не навещали?

— Где?

— А он где сейчас?

— А я не знаю.

— Давно болен?

— Да уж с неделю.

— А кто его замещает на фабрике?

— Этот, как его… Афонин. Отставник, серьезный товарищ. Вы что, на Афонина думаете? Нет, кремень, а не человек, честнейший партиец.

— Вы его в прошлый раз не назвали.

Зазвонил телефон.

— Костенко слушает.

— Слава, — пропел Романов, — ты трубочку прижми к уху, мил человек, прижми. Интересный у тебя сегодня клиент, Слава. За ним — большое дело стоит. Я тут копии экспертизы еще раз поглядел. Пименов-то покойного Проскурякова, видно, крепко за кадык держал. Ты бы попросил ваших ребят поспрошать в главке о покойничке. У них сговор был, Слава. Да, да, входите, Иван Гаврилович. Ну, до свидания, дорогой, ко мне, вишь ли ты, тоже гость пожаловал.