Николай Леонов - Явка с повинной Страница 6

– Я здесь почти каждый игровой день, – ответил Александр Александрович. – Тоже разбираюсь слабо.

Кто-то из девушек хихикнул, Александр Александрович взглянул строго, затем улыбнулся, не выдержал и рассмеялся. Хорошо он смеялся, мягко, искренне.

– Меня считают асом, – пояснил он Леве, – только потому, что, играя регулярно, я не оставляю здесь зарплату.

Начинался очередной заезд. Лошади приняли сразу, Лева увлеченно следил за бегом. Вперед сразу вырвалась гнедая лошадь, наездник был в красном камзоле и красной шапочке, он ярким пятном выделялся среди зеленых, синих и белых соперников. На повороте разрыв увеличился, на трибунах одобрительно шумели. Лева, заглянув в программку Александра Александровича, спросил:

– Какой это номер?

– Второй, Ринг, – ответил Александр Александрович, – едет на нем Виталий Тенин. Ринг отличный рысак, почти равный Гладиатору.

На последней прямой разрыв между лидером и ближайшими конкурентами составлял метров тридцать, наездник ослабил вожжи и неторопливо финишировал под дружные аплодисменты. Ринг нес славу достойно, бежал, скромно опустив голову, как бы впечатывая стальные копыта в дорожку.

– Красавец, – сказал Лева, поворачиваясь к девушкам. – Верно, девчата?

Как зовут девушек, Лева не помнил, но, взглянув, понял, что недавно смеялась, конечно, брюнетка. Хрупкая, изящная, она быстро, как-то по-мальчишески курила, ей, безусловно, хотелось говорить и двигаться, однако она сидела молча, закинув ногу за ногу. Лева сидел на ступеньку ниже и, повернувшись, почти ткнулся лицом в обтянутые ажурными чулками колени. Девушка быстро оглядела свои ноги, насмешливо взглянула на Гурова, как бы спрашивая: «Здорово, верно?»

Уши у Левы уже пылали, всегда начиналось с них. Конюх Коля о чем-то шептался с двумя подошедшими ребятами. Вторая девушка была мягкая и женственная, сидела, свободно откинувшись, полулежала, вытянув ноги. У нее были каштановые длинные ухоженные волосы, девушка смотрела на Леву неприятно равнодушно и цинично. Сдерживая зевок, девушка отвела взгляд и, видимо, на какой-то знак Александра Александровича, ведь больше сзади Гурова никого не было, капризно надула губы и, лениво выговаривая слова, спросила:

– Простите, вы что-то сказали?

В некоторых случаях Лева умел быть злым и решительным. Он легко поднялся, поклонился Александру Александровичу, который тоже встал, пытаясь удержать Гурова.

– Благодарю, очень приятно было познакомиться, – сказал Лева, не подчеркивая, однако и не скрывая насмешки. – Всего доброго, – поклонившись девушкам, он вышел из ложи.

Он действовал импульсивно, не отдавая себе отчета, почему так резко распрощался и ушел. Ему не понравилась атмосфера в компании.

Остался один заезд. Интересно, Григорьева еще на конюшне? Хорошо бы ее застать. Гуров шел быстро, почти бежал, однако конюх Коля догнал его, остановил и, задыхаясь, спросил:

– Ты чего? Обиделся, что ли?

– Я? – Гуров сделал шаг назад, оглядел Колю. Хорош. Джинсы, замшевая курточка, фирменная рубашечка. Он взял растерявшегося конюха за лацкан, взял грубо, а заговорил очень мягко. – Старайтесь быть вежливым, Коля. Старайтесь, вежливость вам в жизни не повредит. – Лева вновь торопливо зашагал к конюшне.

Коля трусил рядом, торопливо говорил:

– Извините, не хотел обидеть, думал, можно по-простому. Поймите, Лев, простите, не знаю вашего отчества, у нас не разрешают ходить на трибуны. Нина Петровна может меня выгнать.

Лева понял, что конюх не отстанет, хотел спросить: зачем же ты меня окликнул? Я шел и не видел тебя. Лева не спросил, остановился, вздохнув, медленно произнес:

– Идите, Коля. Идите, я даже в школе не ябедничал.

Коля отстал, Гуров прибавил шагу и вскоре оказался у конюшни. Навстречу шли три женщины и Рогозин. Плотная, однако стройная молодая женщина с русыми коротко стриженными волосами строго спросила у Гурова:

– Вы где были? – лишь по голосу Лева узнал Григорьеву. – Не расслышали? Я спрашиваю, где вы были?

– На трибунах, – ответил Лева, совершенно не понимая, почему отчитывается.

– Я вас прошу, – приказным тоном сказала Нина, повернулась к спутникам. – Минуту, – и пошла назад к конюшне, не сомневаясь, что Гуров идет следом. Он действительно шел. – Я вас прошу, – входя на конюшню, повторила наездница. – Либо здесь, либо там.

– Меня интересуют не только лошади, но и люди, – Гуров остановился у стойла Гладиатора, Нина прошла дальше одна, повернулась и громко повторила:

– Либо здесь, либо там. Вы наверняка достаточно побывали на трибунах, – она остановилась у висевшего на стене ящика, где в разных отделениях-ячейках лежали подковы, персональные для каждой лошади. Тоненькие точеные подковы, согнуть такую, пожалуй, сумеет любой мужчина. Нина придирчиво оглядывала какую-то пару, Лева подошел и спросил:

– Простите, Нина, почему вы считаете для себя возможным разговаривать со мной в подобном тоне?

Нина резко повернулась, тряхнула влажными волосами, нахмурилась. Гуров смотрел сверху вниз, смотрел твердо, он знал, что, если сейчас проиграет, его выставят с конюшни. Ведь ей легко и просто зайти в дирекцию и попросить перевести писателя в другое тренотделение. Гуров чувствовал: чаша весов колеблется, сейчас Нина ответит, ответ станет окончательным.

– Нехорошо, – добавил Лева, и его чаша перетянула.

«Нехорошо». Лева любил это слово, часто им пользовался. Простое, мягкое, оно, никого не обижая, касалось чего-то сокровенного, возвращало в детство. Лева часто наблюдал, как люди, не реагировавшие ни на какие слова, услышав, что поступают нехорошо, вспыхивали, смущались, пытались объяснить, что жизнь штука сложная, затем понимали, что прячутся за слова. Нехорошо.

– Писатель. Психолог, – Нина наклонилась к подковам, вновь выпрямилась, подняла голову. Она доставала Леве лишь до плеча. – Я вас очень прошу: в тот день, когда вы работаете на конюшне, не ходите на трибуны. Хорошо? Выберите для этого, пожалуйста, другой день.

– Постараюсь, – уклончиво ответил Гуров, заговорщицки глядя на руки наездницы, которые перебирали подковы. Лева вспомнил, как она держала лошадь. Натянутые вожжи, натянутые вожжи – и так день за днем, день за днем. Какая же сила должна развиться в руках у молодой женщины? Как ловко она держит подкову, а ведь она лишь в передней части округлая, а концы у подковы острые. Лева вспомнил строчки из заключения экспертизы: «Удар нанесен острым металлическим предметом. Удар был очень сильным, и маловероятно, что его могла нанести женщина».

– Смотря какая женщина, как вы считаете, Нина Петровна? – неожиданно спросил Гуров.

– Вы о чем? – Нина все возилась с подковами, и Гуров незаметно взял одну из подков, сунул в карман.

– Не понимаю, о чем вы? – Нина бросила подковы, отложив свои заботы, смотрела на Леву, ждала ответа.

– Вы очень меняетесь, когда снимаете свою рабочую форму. – Лева был уверен: протяни он руку, тотчас получит полновесную затрещину. Он стоял не двигаясь, как это делает каждый, входя в чужой сад, где к нему подбегает здоровенная овчарка.

Нина немного оттаяла и с сарказмом спросила:

– Начнете ухаживать?

– Обязательно, как я могу устоять? – чистосердечно ответил Лева.

– Ну-ну! – Нина рассмеялась, направилась к выходу. – Я люблю розы, только обязательно на длинном стебле, шашлыки и кататься на такси.

– Запомнил, – ответил Лева. – Вас подвезти?

– Спасибо, – ответила Нина, направляясь к ожидавшим ее подругам.

Гуров остался у конюшни, хотел было туда вернуться, но ему преградил дорогу седой старик с ведрами в руках. Старика этого Гуров раньше никогда не видел на конюшне.

Глава четвертая

Кирилл Петрович оказался фотокорреспондентом журнала. В прошлом году он делал фоторепортаж с ипподрома. Стало ясно, откуда Александр Александрович его знает. Лева составил список всех сотрудников журнала, выучил имена, отчества и фамилии, как дети учат иностранные слова. Была суббота, познакомиться с сотрудниками было невозможно. Заучив имена, отчества, фамилии и должности сотрудников редакции, Лева спрятал список и вытащил из сейфа справки, рапорта – в общем, все материалы, которые раздобыли братья Птицыны, изучая личную жизнь покойного наездника Бориса Алексеевича Логинова.

Некоторые полагают, что сотрудники уголовного розыска с удовольствием работают без выходных. Это несколько не соответствует действительности. В субботу и воскресенье люди идут на работу лишь в случае необходимости, причем крайне неохотно.

Однако бега состоятся в воскресенье. Следует подготовиться, поэтому Лева в субботу загорал в кабинете, а не на пляже.

Материал на Логинова не представлял ни малейшего оперативного интереса. Воевал, два ордена, четыре медали, затем двадцать семь лет работал на ипподроме. Тридцать восемь различных наград и семь выговоров, последние три за появление на работе в нетрезвом виде.