Елена Топильская - Ход с дамы пик Страница 8

— После обеда много было покупателей?

— Да никого. Девочка только два бублика брала, половинку ржаного и багет.

— Это вы так запоминаете, кто что берет? — поразилась я.

— Да она каждую субботу одно и то же берет, я ее знаю.

— По имени знаете? — уточнила я.

— Да зачем мне это надо? В лицо помню. Два хвостика, пальто в клеточку, вежливая такая девочка, всегда мелочь ищет, без сдачи дает.

— Она сразу ушла, как все купила?

— Сразу.

— А кто-нибудь еще входил в булочную, пока она не ушла?

— Не-а.

— А вы не заметили, ее никто не ждал на улице?

— Никто не ждал, сразу пошла налево.

— Спасибо. До свидания.

Продавщица кивнула, глядя в пространство за моей спиной. Идеальная свидетельница, подумала я. Быстро и точно выдает информацию, сама ни о чем не спрашивает. Я вышла из булочной, соображая, стоит ли завтра посылать к ней оперативника — допросить на протокол, или махнуть рукой, ограничившись этим разговором. Все равно к раскрытию этот допрос не приведет.

Дорога от булочной до парадной, где жила потерпевшая, заняла у меня семь минут. Весьма респектабельная дорога, даже ни одной подворотни мне не встретилось. Ни одного места, где могла бы стоять кучка молодых балбесов-наркоманов или просто скучающих представителей золотой молодежи и увязаться за проходившей мимо девочкой. Ни одного места, где мог бы притаиться злодей-маньяк и откуда воспаленный взгляд его мог зацепиться за девочку с детской прической в виде двух хвостиков. Значит, ждали в парадной? Зашли туда непосредственно перед тем, как вошла Антоничева? Зачем? С целью убить ее? С целью убить кого-то другого? С целью убить все равно кого? Хотели просто ограбить, но испугались сами? Надо будет покрутиться в парадной вместе с Синцовым, поприкидывать, какова могла быть диспозиция участников этой драмы, если это было нападение с целью ограбления и если это было целенаправленное убийство. Если хотели ограбить, то должны были стоять лицом к лицу. Может, их было несколько — один стоял перед потерпевшей, другой набросился сзади? А если сразу набросились сзади, то с какой целью? На попытку изнасилования, равно как и на развратные действия не похоже; а что касается разбоя — надо подумать. Сережку все-таки из уха выдернули.

Задумавшись, я прошла мимо дома учителя музыки. Какие-то городские птицы на карнизе надрывались во всю глотку, прямо по-весеннему, и воздух был прозрачным, как весной, несмотря на то, что на дворе стоял октябрь; из открытой форточки учительской квартиры доносились робкие гитарные переборы, и это заставило меня опомниться. Посмотрев на часы, я вошла в парадную. Урок заканчивался, и мне предстояло уговорить Хрюндика на полчасика забрести в прокуратуру, где ждал меня с докладом шеф.

Сквозь терпкий запах кошачьей мочи я ощутила еще какой-то неприятный флюид, до боли напоминавший ароматы мест происшествия, когда переворачивают труп и от него несет гнилостными миазмами вперемешку с застарелым перегаром. Когда глаза привыкли к полумраку парадной, мой взгляд уперся в грузное тело, перегораживающее лестничный марш. Господи, неужели еще один труп женщины, да еще и я его обнаружила! — лихорадочно пронеслось у меня в голове. Не дав этой мысли развиться, тело заворочалось и захрюкало. Распухшая бомжиха сучила ногами в спущенных чулках, пытаясь удобнее устроиться на ступеньках и забыться алкогольным сном.

Плюнув от досады, я с трудом перелезла через эту гору пьяного мяса и, позвонив в дверь квартиры учителя, спросила, нельзя ли восцользоваться черным ходом, поскольку парадный выход на улицу блокирован спящей бомжихой. Учитель не позволил нам воспользоваться черным ходом, а просто-напросто вызвал наряд милиции, чего я, следователь прокуратуры, сделать не догадалась, и бомжиху через десять минут эвакуировали. Путь был свободен.

Как я и ожидала, Хрюндик не проявил энтузиазма, услышав, что мы еще должны зайти в прокуратуру.

— А что я там буду делать? — совершенно логично спросил он. Надо сказать, что мой ребенок терпеть не может проводить время просто так, ему нужно времяпрепровождение со смыслом.

— Поиграешь на гитаре, — предложила я.

— Я уже играл сегодня.

— Детуля, — заканючила я, — мне нужно немножко поработать. Совсем чуть-чуть, а потом мы пойдем домой, а по дороге купим тебе компьютерную игру.

— Торг здесь неуместен, — отрезал детуля. — И вообще, мамочка, ты когда-нибудь можешь посвятить мне выходные полностью? Или у тебя на меня времени не хватает?

Началось, подумала я. Неужели у всех мужиков это в крови, прямо с малолетства — ревновать близкую женщину к работе?

— Малыш. — Я присела перед ним на корточки, и он вынужден был остановиться, глядя на меня сверху вниз. — Я хотела бы проводить с тобой все свое время, и когда-то было именно так. Когда ты только родился, ты нуждался во мне каждую секунду. Но сейчас ты подрос и уже в состоянии занять себя сам.

— Ну и что? — хмуро спросил он.

— Если бы я бросила работу, сидела бы с тобой дома, то это была бы не я. Ты согласен на другую маму?

— Нет, — подумав, ответил он. — Уговорила. Не хочу я тащиться в прокуратуру, но ради мамы придется пожертвовать собой.

— Какой у тебя большой словарный запас, — подивилась я, внутренне возликовав.

— Весь в маму, — пробурчал мой бременский музыкант, поправляя на плече ремень гитарного чехла. — Кстати, ма. Нам вчера объявили оценки за триместр.

— Ну, и чем порадуешь? «Троек» много? — спросила я для проформы, поскольку мой мальчик учился хорошо, на «четыре» и «пять».

— Одна, — ответил он, глядя в сторону и почему-то ухмыляясь.

— Ну, и по какому же предмету?

— Ты будешь смеяться.

— Ну-ну?

— По музыке.

Мой чертенок хитро улыбнулся.

— Гоша! За что «тройка»?

— Да у нас учительница какая-то своеобразная…

— Учительница? А может, не надо на зеркало пенять, коли с лицом проблемы?

— Ма, я ценю твой юмор, только у меня в журнале стоят две «двойки» и «тройка». Так что еще спасибо, что не «пара» в триместре.

— Ага, спасибо, — машинально сказала я. — А за что же все-таки «пары»?

— Ну, я же сказал, что она своеобразная. Первая «пара» за то, что я смотрел на нее злыми глазами…

— Что?

— Ну, она так сказала.

— Так. А вторая?

— А я уже не помню. Наверное, тетрадку не принес.

Все понятно. Как говорит моя подруга Регина, у которой двое пацанов и гораздо больший опыт в общении с педагогами: «Ну что, срочно покупай большой букет — и в школу…»

— Кролик, а тебе самому не смешно? Я бы еще поняла, если бы тебе «пары» ставили за отсутствие музыкальных способностей…

— А кстати, мамочка, что у тебя было по музыке?

— У меня? «Пятерочка».

— «Пятерочка»? — хитро прищурился Гоша. — А ты все время говорила, что тебе медведь на ухо наступил.

— Наступил.

— А за что же «пятерочка»?

— А за то, что я красиво записывала в тетрадку тексты песен.

— А-а.

— Вот так-то. Делай выводы.

За воспитательными беседами и дорога до прокуратуры незаметно пролетела. Когда мы входили в прокуратурский подъезд, нам побибикала стоявшая за углом машина, в которой я не сразу признала синцовскую «шестерку». Я придержала дверь и подождала, пока Андрей закроет машину и догонит нас. Он уважительно пожал моему сыну руку, потрогал гитару, обменялся с Гошкой парой непонятных мне музыкальных терминов, и мы пошли по длинному прокуратурскому коридору, непривычно пустынному в выходной. Дверь в приемную была открыта, из кабинета прокурора доносилось радио — песни семидесятых годов.

— Гошенька, посиди в приемной немножко, мы быстренько, — заискивающе сказала я, подталкивая ребенка к секретарскому месту.

Он мрачно посмотрел на меня и вздохнул:

— Ну что с тобой поделаешь… А можно, я на машинке попечатаю?

— Конечно, птичка моя.

— А что попечатать?

— А что придумаешь.

Усадив ребенка, я заглянула в прокурорскую берлогу:

— Владимир Иванович, можно?

— Нужно.

За мной вошел Синцов. Шеф вышел из-за стола и пожал Андрею руку, потом указал нам на стулья за столом для совещаний и сам присел не на свое место, а рядом с нами. Я положила перед ним на стол листочки осмотра трупа, сопроводительных, экспертиз — уголовное дело по факту убийства несовершеннолетней Антоничевой. Шеф быстро перелистал материалы, надел на них скрепочку и отодвинул в сторону, но у меня не было сомнений, что все самое важное из этих бумаг навсегда впечаталось в его память.

— Ну что? Серия?

— Владимир Иванович, трудно сказать, — начала я, но меня перебил Синцов.

— Владимир Иванович, Швецова просто не располагает всей полнотой информации. Похоже, что действительно серия. Поэтому я предлагаю собрать дела из других районов и объединить их в производстве Швецовой.

— Мария Сергеевна, вы согласны? — повернулся ко мне шеф. Вот за что я люблю своего начальника, так это за быстроту реакции. Я растерялась.