Валерий Маслов - Москва времен Чикаго Страница 8

Повсюду по территории парка проходили тщательно ухоженные дороги и бетонированные тропы, благоухали розарии и цветники. Чувствовалось, что здесь есть хозяин, который бдительно следит за чистотой и порядком. Мягди слышал, что такого огромного парка, занимаемого одной организацией, в Сочи больше нет.

И вот сегодня этой свободе приходит конец. Титовко позвонил, чтобы сообщить, что приезжает. И не один.

С кем, не сказал. И Джевеликян мучился, теряясь в догадках.

„Впрочем, какая разница? — рассуждал он. — Может, с известным адвокатом? Лишь бы мое дело сдвинулось с мертвой точки“.

Он заказал обед в номер и расположился за столом в ожидании. В дверь постучали.

— Войдите!

— К вам гости, — сказала администраторша.

Мягди широко улыбнулся вошедшему Титовко и вдруг увидел за его спиной Петракова.

Вот уж кого он никак не ожидал здесь увидеть! Мало того что этот тип отнял у него Джульетту, так теперь еще прикатил сюда, чтобы испортить отдых! Такого нахальства он не позволит никому, даже мэру города с миллионом населения. Он быстро шагнул к побледневшему Петракову, намереваясь высказать все, что о нем думает.

Но его опередил Титовко:

— Вячеслава Ивановича пригласил я. По делу. Так что эмоции оставь при себе.

Джевеликяну ничего не оставалось, как повиноваться. Администратор, слегка задержавшись в дверях, поинтересовалась:

— Вам теперь обед подавать на троих?

Мягди хотел было согласиться, но его опять опередили. На этот раз Петраков.

— Зачем нам обедать в этом номере? Пусть даже за этим столом вкушал яства и сам Иосиф Виссарионович. Не лучше ли, господа, отобедать где-нибудь в более экзотическом местечке, раз уж мы приехали отдыхать?

— Например, в ресторане „Кавказский аул“, — тут же нашлась администраторша. — Хотите, я позвоню туда, чтобы они приготовились?

— Нет, спасибо, мы сами.

И как только дверь за ней закрылась, Петраков добавил:

— Сейчас проехали мимо „Спутника“, и душа заныла. Воспоминания молодости. Я ведь там провел свои лучшие годы. Каждый год по комсомольской путевке приезжал.

— Ну, и чем же нас могут накормить комсомольцы? — насмешливо спросил Мягди. Ему не понравилось, что мэр и здесь, в его номере, ведет себя как хозяин. И потому хотелось уязвить хоть чем-то.

— А чем пожелаете! Там моя давняя знакомая Лена Волкова держит прекрасный бар „Наутилус“. Прямо на берегу моря, на пляже. У нее, кстати, самый лучший кофе в Сочи, не говоря уже о выборе и качестве напитков. И у нее есть еще отдельный, так называемый Каминный зал. Уху из осетринки сварит и рыбкой побалует свежей, прямо из моря.

— Я за! — согласился Титовко. — Здесь мы еще наторчимся. И в „Спутник“ заеду с удовольствием. Я ведь тоже состоял в комсомольских вожаках и часто проводил там выездные семинары и совещания. Так что многих помню.

— Правда? — оживился Петраков. — Тогда, наверное, знаете и Людочку медсестру.

— Ну как же! — встрепенувшись, откликнулся Титовко. — Она мне такие массажи делала — мечта! До сих пор ни один московский массажист сравниться не может!

— Эротические? — оживился и Мягди.

— Ну, ты, как всегда, кто о чем… — недовольно поморщился Титовко. — О женщине без этого подумать не можешь! Люда — профессионал, мастер своего дела. Она — дама серьезная, хоть и любит, как она говорила, „коньячку накатать да попой повертеть“.

„Посмотрим, что там за серьезная баба, — подумал Мягди. — Нет женщины, которую нельзя было бы купить. Разве только Джульетта. У той свои мотивы и интересы. Надо только узнать, чего этой Люде хочется. И подарить. А массаж я ей закажу. И немедленно!“

Все трое заметно оживились. Они даже забыли о делах, о том, что беспокоило и тревожило всех их вместе и каждого в отдельности. И потому вновь вызвали администраторшу и попросили заказать обед в Каминном зале у Лены Волковой. А заодно и крутую машину, чтобы после долгого отсутствия не стыдно было появиться в „Спутнике“ с шиком.

Как же не хотелось Ускову являться утром к Генеральному! Накануне вечером он тоже не стал докладывать о безрезультатности своих поисков, чтобы хоть эту ночь проспать спокойно. Но дальше тянуть было нельзя. Он зашел к своему непосредственному начальнику и наставнику Виктору Васильевичу, чтобы пойти на неудачный доклад вместе.

— Другого результата я и не ожидал, — бесстрастно выслушал рассказ Андрея начальник Следственного управления. — Джевеликян — это не рядовой преступник, которого можно взять голыми руками. За ним большие силы. И они его просто так не отдадут.

— Я это и сам понимаю. Но почему тогда не принять превентивные меры?

— Какие именно?

— Был я вчера на его подмосковной даче. Так там теперь рядом со старым домом новый замок появился. Почему бы не конфисковать эту шикарную дачу и другое его имущество?

— Так ведь это должен определять суд. А мы пока не только дело в суд передать — его самого поймать не можем.

— Да разве я один его поймаю?

— Почему один? — удивился Виктор Васильевич. — Дело на контроле у самого Генерального прокурора и у меня. Объявлен федеральный розыск. Ориентировки на Джевеликяна имеются в каждом отделении милиции. Хотя… ты прав. Прокуратура без поддержки органов внутренних дел в этом деле бессильна. Нужно задействовать большие силы спецподразделений, уголовного розыска, служб наблюдения… Сами по себе ориентировки работать не будут. У местных отделений милиции и без нас забот хватает.

— Что же делать?

— Идти к начальнику. Александр Михайлович и так уже, верно, рвет и мечет, не имея от нас никаких сведений. Не забывай, он все же Генеральный прокурор!

И они направились на пятый этаж, где размещались апартаменты Александра Михайловича.

Генеральный действительно их ждал. Но, будучи опытным руководителем, много лет проработавшим в следственных органах, он не торопил подчиненных. Знал, что, если они задерживаются, на то есть причины.

Но сейчас, как только Усков со своим шефом вошли в его кабинет, он сразу понял, что результат работы — нулевой.

— Опять упустили?

Усков не стал отвечать. Только молча кивнул.

Генеральный взглянул на начальника Следственного управления:

— Что предлагаете, Виктор Васильевич?

— Продолжать поиск.

— И получать нагоняи? Джевеликян нужен сегодня, сейчас. Пока общественность и средства массовой информации держат этот вопрос под контролем. Завтра, возможно, интерес к этой фигуре и пропадет. Но это будет завтра. А сегодня премьер-министр просил меня лично приехать к нему и доложить о ходе расследования. В Кремле и в „Белом доме“ это дело квалифицируется как международный терроризм.

Виктор Васильевич молчал. Ему, как и Ускову, больше нечего было предложить. И тогда хозяин кабинета взял инициативу в свои руки:

— В таком случае я отстраняю вас от этого дела. И вынужден обратиться за помощью в Министерство внутренних дел и в Федеральную службу безопасности. Конечно, это большой урон для нашего ведомства. Эти органы и так только и ждут, чтобы мы подставились. И за это я должен благодарить именно вас. Обоих…

Такого выговора еще не слышал от Генерального не только Усков, проработавший здесь сравнительно немного, но и многоопытный Виктор Васильевич. И потому они молчали, принимая его как должное.

Джульетта возвращалась в свой город ни с чем. И на душе было горько. Она и сама толком не понимала, что с ней происходит. Вроде бы никогда не пылала к Мягди страстью, а вот ведь, оказывается, теперь ей его жалко.

Как обычно в таких случаях, лучший способ излить душу и услышать деловой совет — пойти к закадычной подруге Зине в ее библиотеку.

Зина была на месте. Она только что сварила кофе и, попивая ароматный напиток, не спеша просматривала сегодняшние газеты, которые затем ей предстояло подшить и разложить по стеллажам.

Не успела Джульетта переступить порог, как Зина вскочила и подбежала к ней, размахивая свежим номером столичной газеты.

— Ужас какой, Джуля! Твой Мягди журналистку в упор расстрелял! Ты представляешь!

— Я всегда предупреждала, не надо травить мужиков — это опасно.

Зина так и застыла на месте, изумленно вытаращив глаза.

— Ты что, подруга, рехнулась?! — обрела она дар речи. — Он человека убил, а ты философствуешь!

— Убил, убил! Да в нашей стране теперь каждый день кого-нибудь убивают. Так что же мне теперь, беспрерывно и безутешно рыдать?!

Ошалевшая Зина вернулась к своему столику, сделала большой глоток кофе и лишь после этого, так же невозмутимо, как и ее подруга, заметила:

— Ну, ты и циник!

— Да и ты, душечка, не корчь из себя слишком сердобольную! Сомневаюсь, что ты переживаешь за эту дуру из радио „Свобода“, которой, видите ли, приспичило изо дня в день травить приличного человека, бизнесмена, крупнейшего предпринимателя в стране…