Сергей Саканский - Проклятье древней гробницы Страница 9

– Уже обмерили, сфотографировали, сделали слепки?

– Как раз и пришли за камерой и гипсом, – сказал Тонкий.

– Никуда они не денутся, – добавил Толстый.

Он и представить себе не мог, насколько был не прав. Как только Жаров и оперативники с контейнерами, пакетом в руках вышли из камералки, маленький песчаный смерч буквально слизал следы. Жаров однако успел их хорошо разглядеть. Его не отпускало чувство, что следы эти он уже где-то видел, причем, совсем недавно…

– Лучше тебе вспомнить, – сказал Пилипенко, когда Жаров сказал ему об этом.

Затем следователь предложил посетить жилище погибшей девушки. Лебедева открыла одну из дверей в коридоре блока для сотрудников. Пилипенко, Жаров и Минин вошли в помещение. Это была скромная комната Ольги с узкой кроватью, с маленьким столиком, на котором стояла ваза с увядшими цветами.

Пилипенко обратился к Лебедевой:

– Были ли у девушки какие-нибудь ценности?

– Мне об этом ничего не известно.

Жарову показалось, что в вещах не хватает чего-то очень важного – чего-то, что непременно должно быть здесь…

– Я очень удивилась, – говорила Лебедева, – когда не увидела ее на похоронах. Да, покойный преследовал ее, да, она не отвечала ему взаимностью. Но разве можно так злиться на уже метрового человека!

– Нельзя, – сказал Пилипенко. – Вот и вы – тоже не злитесь на мертвого.

– Это на кого же я злюсь?

– Да на Ольгу. За то, что она не пришла на похороны. Однако… Как все это могло произойти? Где ваш сторож?

– И правда – где?

Лебедева отвела всех в бытовку сторожа. Тот лежал наискось на деревянном топчане. Это был пляжный топчан, наверное, с пляжа и позаимствованный. Сон сторожа был тревожным, он дергался и корчил рожи. По его лицу ползала быстрая муха.

Лебедева растормошила спящего, тот проснулся, скорее даже от того, что антикварный кулон наклонившейся археологини ткнулся ему прямо в нос. Жаров опять подумал о кулоне, о том, что он упорно наводит его на какую-то существенную мысль…

– И давно вы тут спите? – строго спросила начальница.

– Я… Это страшное дело! Я ушел… – сторож бормотал что-то невразумительное, хотя за чередою слов угадывалось какое-то конкретное сообщение. В итоге он кое-как сформулировал свою мысль:

– Он был там!

– Кто? – деловито спросил Пилипенко.

– Призрак!

– Чей?

– Самого Овидия!

– Он был римлянином? – спросил Жаров.

– Так точно!

– Ты был военным? – спросил Пилипенко, разумея, вероятно стиль ответа.

– Нет. Я служил в милиции.

– Не помню тебя, – сказал Пилипенко.

– В Херсоне, – пояснил сторож. – Вышел в отставку, переехал в Ялту.

– Рановато вышел, – сказал Пилипенко. – Небось, выгнали за пьянку?

Сторож кивнул жалким лицом. Вдруг приосанился.

– Я между прочим, старший сержант. И почему это вы меня на ТЫ называете?

– А я всегда на ТЫ с убийцами, – будничным тоном сказал Пилипенко. – Мы с ними одно общее дело делаем, только с разных концов.

– Как одно и то же? – удивилась Лебедева. – Какое дело?

– Ловим убийцу.

– Я – убийца?! – вскричал сторож.

– Возможно.

– Кого же я убил?

Пилипенко кивнул Жарову:

– Даже и не помнит.

– Разве кто-то убит?

– Ну вот. Самое интересное – и проспал.

– Я не спал!

– А что же ты делал?

– Я был в обмороке, – серьезно сказал сторож. – Я точно видел призрака. Прибежал домой, спрятался. Но нервы-то не выдержали!

Все трое посмотрели на сторожа с удивлением и жалостью. На лице Лебедевой отразилось хмурое раздумье.

– Я знаю, кто все это сделал, – вдруг сказала она.

Пилипенко вопрошающе глянул на нее.

– Рудольф, черный археолог, – продолжала Лебедева. – Больше просто некому. Сегодня ночью мне не спалось, и я вышла прогуляться. Мне кажется, что я тоже видела кого-то…

Пилипенко вскинул на Лебедеву изумленные глаза. Жаров также с удивлением смотрел на нее. В словах свидетельницы ничего странного не было, но вот почему она спохватилась только сейчас?

– Кого же вы видели? – спросил Пилипенко.

– Может быть, именно Рудольфа.

– Вы не уверены?

– Эта была просто фигура. Я даже не могу сказать – мужчина это был или женщина. Но теперь я уверена, что это был Рудольф. Просто больше некому воровать артефакты. А призраком он стал по причине белой горячки.

– Как? – удивился сторож. – У него белая горячка?

– Не у него, а у вас, – сказала Лебедева, глядя на своего подчиненного с брезгливым отвращением.

– А кто убит-то? – спросил сторож, когда все уже выходили.

Жаров остановился в дверях и коротко объяснил ему.

Пилипенко рулил «Жигуленком», мчащимся по трассе. Жаров в задумчивости сидел рядом. Следователь сказал:

– Лебедева лжет.

– В чем конкретно? – спросил Жаров.

– Пока не знаю. Но ведь и ты изрядно удивился, когда она вдруг, совсем уж под занавес, рассказала, что видела человека, похожего на Рудольфа.

– Это безусловно как-то не так… В подобной ситуации она должна была вспомнить об этом раньше.

– Вот что на самом деле странно, – проговорил Пилипенко, будто размышляя вслух, – Лебедевой не спится, она выходит на прогулку среди ночи. Вдруг видит, что у раскопа тусуется какая-то смутная фигура. Она начальник экспедиции, ответственное лицо. Но ей вовсе не приходит в голову проверить, кто этот человек и не стащил ли он чего-нибудь.

– Точно! – воскликнул Жаров. – Ведь впервые она все это обнаружила утром, при нас.

– И мертвую девушку – также утром.

– Ты хочешь сказать, что…

– Сам посуди. Если бы Лебедева, увидев Рудольфа, пошла проверить раскоп и камералку, то она непременно обнаружила бы там труп. А что, если так оно и было? А не сама ли она сделала это?

Жаров насупился. Ему очень не хотелось, чтобы Лебедева была убийцей.

– Пока мы знаем лишь то, – резюмировал он, – что Лебедева могла найти тело раньше, чем сообщила нам. Самоубийство оказалось убийством и несчастный случай – грибное отравление – тоже. Плюс совершенно не ясно, что произошло с профессором Коровиным. Сам ли он упал с обрыва или ему, как говорится, «помогли».

– Думаю, что «помогли», – с суровыми нотками в голосе сказал Пилипенко. – Не может быть какой-то случайной смерти в том же месте и времени, где произошли два убийства. Это согласно и с твоей теорией: жизнь повторяет книги и кино.

Да, повторяет, это бесспорно, – подумал Жаров. Почти бесспорно… Мысль, высказанная им когда-то в шутку, с каждым новым случаем подтверждалась. Он сказал:

– По логике все три случая должны быть убийствами. Но это не отменяет возможности проклятия древней гробницы. Все смерти на Тутанхамоне тоже произошли по разным причинам.

Пилипенко ласково посмотрел на друга:

– Давай пока отложим Тутанхамона во временную корзину. Или в Каирский музей. Просто восстановим последовательность событий. Сначала профессор падает в море. Через несколько дней художник попадает в больницу с отравлением. Затем погибает лаборантка. Два факта остаются необъясненными, не вписывается ни в какую версию: листок из записной книжки девушки и пепел на полке среди горшков.

– И что пепел? – с удивлением спросил Жаров.

– Можно предположить, что пепел – это и есть листок. Если мы узнаем, что было на этом листке, то поймем, кто и зачем сжег его.

– А меня еще волнуют следы, которые сдул песчаный смерч, – сказал Жаров. – Я видел их какие-то мгновенья, но мне кажется, что их рисунок мне знаком… Но призраки не оставляют следов.

– Призраки? Это всего лишь лишний стакан, который опрокинул сторож.

Жаров вдруг вспомнил деталь, на которую прежде не обратил внимания.

– Опрокинул! Точно. Я вспомнил.

Вчера в кафе, когда черный Рудольф глаголил, как ему самому казалось, истину, Жаров нечаянно разлил пиво ему на колени. Когда тот уходил, Жаров смотрел ему вслед, пиво стекало с его мокрых штанин, на тротуарной плитке оставались отпечатки, так же быстро исчезающие, как возле раскопа, но не от ветра, а от солнечных лучей.

– Это был Рудольф, точно! – воскликнул Жаров. – Это его следы.

– Ты уверен?

– Да. Я запомнил такие же острые елочки.

– Это в корне меняет дело, – проговорил Пилипенко. – Взять его только на основании смутных предположений археологини мы бы не смогли. Что ж! Будем считать, что начальник экспедиции Лебедева прямо указала на него. А в случае расследования убийства такого основания достаточно.

– Тем более, этот «черный оракул»… Боревич понимал, что его отравили и подозревал в этом конкретного человека.

Рудольф, по всей вероятности, ничего страшного не ожидая, сидел дома, когда за его окном раздался скрип тормозов и хлопанье дверей. В квартире сразу стало людно: вошли Пилипенко, Жаров, Минин и оперативники. Пилипенко показал удостоверение и официально представил миссию: