Тина Шамрай - Заговор обезьян Страница 10

А дорога от станции Ясная оторвалась от железки и свернула загогулиной к Хара-Бырке, там к дороге подступил лес. Позже, у посёлка Оловянный, обе дороги снова сольются, чтобы разойтись ещё раз в Могойтуе, но в Дарасуне пойдут рядом уже до самой Читы. Автобус мчался с завидной скоростью, обгоняя фуры, лесовозы, какие-то лайбы. «Так действительно к десяти-одиннадцати вечера в городе будем… Может, и правда, завалиться к Томке? Говорят, так одна и живёт…» — прикидывал подполковник Чугреев. Но с приятных мыслей о давней подружке Тамаре, о предстоящем в Чите сабантуе то и дело сбивала неясная тревога. Это Фомину всё до одного места, а тут, если что, не только новую звёздочку не нацепишь — старые с мясом повыдирают. Но и Фомин с неудовольствием воспринял появившуюся на столе очередную бутылку коньяка.

— Я — пас! — Фомин с полным ртом накрыл свой стаканчик рукой. — Спасибо, но…

— А мы по последней! — сверкнули очки Иван Иванович. — По последней за успехи вашего коллеги. Грех ведь не обмыть, а? Выпить надо, обязательно выпить, чтоб быстрее полкана получил. — И подмигнул всколыхнувшемуся Чугрееву. Тот поморщился: вот же, гэбики, всё знают! Ну, и ладно, и обмою лишний раз, когда ещё за счёт конторы перепадёт…

И майору Фомину пришлось убрать руку, хотя пить, на его взгляд, было совершенно не к месту. С чего это фэйсы расщедрились? Просто так они ничего не делают. А не станешь пить, кум Чугреев припомнит. Он такой, без мыла начальству в зад лезет. Ну, так и он по поводу сегодняшнего этапа имеет, что сказать. И даже знает, в какое ухо…

А генерал, не услышав больше возражений, похвалил:

— Ну, вот и правильно! Выпить за успехи товарища — это не каждый может, нет, не каждый! — и, подняв стаканчик, скомандовал: «Поехали!»

Тут же к столу поднялся небритый спортсмен вроде как за бутербродом. И ещё один подскочил со своего места и, сделав вид, что идет в конец салона, встал за спиной Чугреева и Фомина. Женщина с сигаретой в зубах что-то искала в большой синей сумке с красным крестом. Так она медик, удивился Чугреев. Он выпил свой стаканчик залпом, и последнее, что видел маленький лагерный подполковник внимательные глаза Ивана Ивановича. Ничего не успел понять и майор Фомин. А чуть позже к конвойным офицерам, держа в руках шприцы, подошла военный медик Лапина.

Делала уколы Таня Лапина так профессионально, что даже находившийся рядом человек не всегда мог заметить короткое движение её руки. Не заметил ничего и арестант, только насторожился, почувствовав в передней части автобуса какое-то напряжение. Но понять, что именно там произошло, не мог из-за вставших у стола частоколом спортсменов. Изнутри этой коробочки доносился лишь глухой голос человека в очках, ему что-то вполголоса отвечали. Что там случилось? Кому-то после выпивки стало плохо? Но почему не слышно голоса подполковника? Что с ним? Или с тем, другим конвоиром, гадал арестант.

На подъезде к Оловянной основная часть работы и была закончена. Именно вблизи этого места операция, кодовое название которой вряд когда-нибудь станет известно, должна была и завершиться. Варианты завершения были разные, вплоть до самых радикальных, но остановились на щадящем. Но, как бывает в таком живом деле, как тайные операции, многое не смогли предвидеть, например, того, что нейтрализация одного из конвоиров пошла не по плану. На каком-то этапе контакт с капитаном Балмасовым стал невозможен: обидевшись на какую-то неосторожную шутку, этот хряк затеял драку, и пришлось применить к Балмасову крайнюю меру.

А тут и Оловянная показалась, и мост через речку, и затор из машин у моста. Но ни серый «мерседес» и ни синий «рафик» не встали в очередь, они, не доезжая переправы, свернули с трассы вправо, на дороту, шедшую вдоль реки. Через несколько километров обе машины вновь свернули и по целине двинулись прямо к горной гряде, что значилась на карте как Цугольский хребет. Доехав до редкого перелеска у подножья скал, машины и остановились. Место было выбрано обдуманно: и от трассы недалеко, и от посторонних глаз скрыто.

Старший группы планировал переместить и заключённого, и конвойное начальство в «рафик», но отметил, как аккуратно впечатались в стол офицеры: не стоит и трогать — пусть себе лежат! А обыскать вертухаев — это пара минут, откинули тела, обшарили и вот они: документы, телефоны, рация…

Ладно, «рафик» хоть и не «мерседес», голову пригибать придётся, зато неприметней. Собственно, машины, купленные по частным объявлениям, так и так придётся бросать. Но хоть наварили на этом старье прилично, особенно на немке, на неё разброс цен самый большой. Одно беспокоило — мёртвый вертухай, с этим получился перебор. Ну, да ничего, исправим — по дороге и выбросим.

Потом дошла очередь до заключённого. И когда расстегнули браслет и потребовали встать, арестант, приготовившись к самому худшему, замешкался на полу и не потому, что не намерен был вскакивать по первому требованию, просто не сразу смог уцепиться за что-нибудь. И старший группы стал раздражаться.

— Он что, сам встать может или в штаны наложил? — вроде как дал команду подчинённым. Небритый схватил арестанта за шиворот, толкнул на переднее сиденье и угрожающее навис над ним, подняв, будто для замаха, руку. И зэку пришлось резко отклониться.

— Ты чего валишься, чего валишься? Все люди как люди, а ты как банан на блюде. Сиди, не дергайся! — И, прижатый к спинке сидения, арестант непонимающе перевел взгляд и слева от себя увидел уткнувшихся головами в стол Чугреева и Фомина. Улеглись конвоиры на сложенные, как у школьников за партой, руки. Они что, спят? Почему спят?

— Что всё это значит? — еле сдерживаясь, проговорил он и для убедительности показал рукой в сторону конвойных.

— А то и значит, что эти офицеры из-за тебя пострадали! — весело выкрикнул кто-то из гоблинов, а небритый с блатной интонацией добавил: — Это ты во всём виноват, поял?

Имя небритого в миру было звучным — Герман Гудымов. Имел он и другие имена и разнообразные клички. В той среде умеют припечатывать, одного назовут белой мышью, другого — Фиделем, как Гудымова, видно, за привычку чуть что отращивать бороду. Только клички на судьбу специалистов никак не влияют. Одного вознесёт мутным потоком на горку, а то и до облаков, другого возьмёт и смоет в канаву. Два года назад за неумеренное усердие подполковник Гудымов был разжалован и теперь пребывал в капитанском звании. Так вот, этот Гудымов-Фидель был отменным притворяшкой, ему так часто приходилось менять легенды и становиться то коммерсантом, то наркоторговцем, то оружейным дилером, что он и сам не знал, где он настоящий. Даже теперь, с обыкновенным мужиком, ненужно наигрывал. Впрочем, он и сам бывал под следствием, но каждый раз его вытаскивали, отмывали для новых секретных дел.

Вот и эта операция была одной из многих, и никакой особой ненависти у капитана к этому лузеру не было. Прикажут убить — убьёт и даже пожалеет: пулю всадит так, чтоб человек не дергал ручками и ножками, а успокоился сразу. Теперь вот приходиться пользоваться выданной лицензией на убийство аккуратно, и бояться только одного — когда-нибудь да отберут, а как станут отбирать, он и моргнуть не успеет. А пока работаем! Работаем! Хотя на этот раз приказа на ликвидацию не было. Зачем-то этот миллиардер нужен был еще живым. Не всё выдоили?

— А как вы сами оцениваете своё положение? — наклонился к заключённому старший группы, что по документам значился как генерал Турков. Когда-то разрабатывал особого рода операции: по диффамации, дискредитации и ликвидации. А это, если делать с умом, очень тонкие вещи. Попробуй-ка, организуй несчастный случай, и правдоподобный, правдоподобный! По части достоверности этот специалист был большим затейником, мастером тех самых чёрных операций, что удивляли знающих людей красотой и дерзостью исполнения. Потому его и на пенсии не забывали, иногда вытягивали из дачного уюта проветриться, изобразить что-нибудь эдакое. Вот и это простенькое дельце должно стать большой такой загадкой. И пусть потом охотники до ребусов разгадывают и пишут всякие смешные небылицы. Тайную механику дела знают только исполнители, да и то не все…

Арестант будто не слышал вопрос, его охватило какое-то неприятное чувство, и причиной были вовсе не эти двое, что дышали в лицо. За их спинами покачивался кто-то третий, и когда небритый нагнулся, он увидел конвоира Братчикова, в руках его был наготове автомат. И тут арестант, наконец, вспомнил, где видел этого человека. Когда-то давно в одном из репортажей из Чечни уже во вторую компанию корреспондент брал интервью у спецназовца. Тот только что с группой отбил атаку боевиков, ещё дымились какие-то руины, ещё слышались крики и выстрелы… Парень, не отошедший от боя, что-то говорил в микрофон, беспрестанно облизывал губы с таким видом, как будто съел что-то вкусное. Светлые, слишком светлые глаза были остекленевши и взгляд никак не мог остановиться и всё шарил в пространстве, всё искал мишень. Вот точно так же сейчас облизывал тубы вежливый старлей Братчиков, и глаза его были такими же стеклянными будто у пьяного. В груди у заключённого похолодело. Этот парень и будет его палачом?