Андрей Добрынин - Кольцевой разлом Страница 10

     - Под этой грубой оболочкой бьется благородное сердце!- обнимая девицу, гнул свое толстяк. - А твой Толян - мразь, подонок...

   В этот момент в спортзал ввалился Толян, тяжело дышавший и весь перекосившийся под тяжестью огромной туго набитой сумки. За ним в дверях теснились еще какие-то фигуры.

  - Толик!- радостно воскликнул толстяк. - Заходи скорей! А мы тут как раз о тебе говорили!

  - Да уж, могу себе представить,- мрачно пробурчал Толян, подходя к столу и осторожно ставя на пол сумку. Ее содержимое глухо звякнуло.

  - Где затарился?- поинтересовался Саша.

  - Где всегда,- ответил Толян и добавил: - Попозже Ашот с другом обещали подойти. Собираются принести арбузы, между прочим.

  - Хорошим людям всегда рады,- кивнул Саша. Вместе с Толяном пришли две энергичные девицы с не слишком красивыми, но веселыми лицами, а также очень молодой человек, выполнявший, видимо, роль сопровождающего. Этот юноша улыбался постоянно - можно было даже заподозрить, что он накурился "травки", однако затем Корсаков понял, что подозрение несправедливо и юноше попросту ужасно нравится общество и вся окружающая обстановка. Девицы принялись выставлять на стол бутылки и нарезать закуски, порой по-хозяйски покрикивая на мужчин. На столе появились тарелки, вилки, стаканы и прочая утварь. За день своих скитаний по Москве Корсаков успел обойти несколько магазинов, дабы начать хоть немного ориентироваться в ценах, и теперь понял, что Толян, делавший закупки на его деньги, нисколько не стеснялся в расходах.

  - Ну как, Витек, нормально?- со сдержанной гордостью спросил Толян, указывая на выросшую на столе батарею бутылок. Корсаков одобрительно похлопал его по плечу (ощутив при этом, что рубаха гонца насквозь промокла от пота):

  - Блестяще, Анатолий! На первое время должно хватить.

  - Вот, это по-нашему!- радостно загоготал Толян. - Ну, выпьем, друзья,   за здоровье нашего дорогого гостя, который устроил нам этот праздник!

  - Нет-нет, за знакомство!- возразил Корсаков, поднимая стакан с резко пахнувшей жидкостью янтарного цвета. Его предыдущая жизнь не располагала к частым возлияниям, однако наиболее распространенные в мире напитки ему, разумеется, пробовать приходилось. Теперь же он никак не мог понять, что за напиток приобрели в таком огромном количестве и собираются распивать его новые приятели. Скосив глаза на этикетку бутылки, он прочитал:"Портвейн "Кавказ"", однако портвейн, по его разумению, должен был пахнуть иначе. Корсаков пригубил напиток, и его передернуло. Он с усилием сделал глоток этого ни на что не похожего питья и, перехватив удивленные взгляды своих собутыльников, извиняющимся тоном пояснил:

  - В экспедиции долго не пил. Не хочу резво начинать, а то напьюсь.

  - Ну и ладно, ну и правильно,- потирая руки, сказал Толян и наполнил свой стакан. - Освежить,- произнес он, подливая портвейна в недопитые стаканы Корсакова и своей чахлой подруги. Энергичные девицы осушили свои порции до дна. В застольном гаме промелькнула фамилия "Горбачев", и энергичные девицы зафыркали:"Да ну его... Утомил своей Раисой Максимовной!" Грустный Саша с неожиданным пылом возразил:

  - Не трогайте Михал Сергеича! Его стремления человечны! Он хочет видеть вокруг себя людей, а не скотов!

  - Тогда пусть он сделает человека из той старой свиньи, которая спит в вестибюле,- предложил толстый Алексей.

  - Она уже не спит,- трагическим тоном произнесла одна из энергичных девиц. Все повернулись к дверям. Шлепая липкими носками по полу, оттуда к пирующим торжественно приближался Крутой, держа перед собой в вытянутой руке пустой стакан. Алексей простонал:

  - О Боже, и вот так всегда! Он всякий раз норовит осрамить нас перед гостями! Это Бог нас покарал, избрав своим орудием эту старую свинью.

   Не дойдя пары шагов до стола, Крутой остановился и разразился   злобной, хотя и очень неразборчивой бранью. Казалось, будто он ленится четко выговаривать слова, считая, что его и так все обязаны понимать. Во всяком случае, когда Алексей предложил ему:"Да ты не торопись, Крутой, говори яснее", отвратительный старикашка распалился так, что слюна из его рта стала долетать до Корсакова. Впрочем, его мог также задевать и тот заливистый смех, которым энергичные девицы встречали каждую его тираду. Саша хладнокровно заметил:

  - Что-то старик сегодня уж очень разволновался. Должно быть, опять с уборщицами не поладил. Он как приходит на дежурство, так начинает их выгонять, чтоб поскорей остаканиться. А иногда начинает требовать любви. Боюсь, как-нибудь хватит его тут кондрашка.

  - Что он говорит?- поинтересовался Корсаков.

  - Текст обычный,- вздохнул Саша. - Мы все пьянь, безобразники, хулиганье, мешаем ему жить и работать, а потому должны выполнять любые его требования...

      В этом месте рассказа Корсакова капитан Ищенко разразился неудержимым хохотом. Слегка успокоившись, он пояснил, видя недоумение собеседника:

  - Вспомнил я этого деда - допрашивал его однажды. Ну и беседа у нас была! Это сейчас смешно, а тогда я от злости чуть не застрелился. В том районе у кафе "Колхида" порезали одного армянина, вот мы и опрашивали всех, кто мог что-нибудь видеть.

  - Я тебе к тому все это рассказываю, капитан, чтобы ты знал: я сам по себе, никакие структуры меня не опекают,- сказал Корсаков. - И тогда из Москвы я уехал тоже сам, никто мне не помогал. То есть помогали, конечно, но ты сейчас увидишь, как это вышло. А с теми людьми, о которых я рассказываю, тебе, я думаю, еще предстоит встретиться, так что вы будете уже заочно знакомы. Ну так вот - кстати об армянах: когда попойка была в самом разгаре, заявились с арбузами два армянина с Центрального рынка, Ашот и Акоп. Ребята оказались веселые, сразу вросли   в компанию... Они, конечно, никак не могли предполагать, что в компании русаков кто-то может понимать по-армянски. А я немного понимаю - выучился в Нью-Йорке, там большая армянская колония. Ашот с Акопом иногда переговаривались на своем языке, я сначала не обращал на это внимания, но потом стал прислушиваться - после того, как заметил у Ашота под курткой кобуру. Я в то время очень мало знал о том, что происходит в Нагорном Карабахе: в Иране об этом старались не говорить. Армяне для иранцев были неверными, христианскими собаками, которые изначально должны быть неправы. Азербайджанцы вроде бы свои, такие же мусульмане-шииты, но в Иране есть такая область, Иранский Азербайджан, где азербайджанцев живет гораздо больше, чем в нынешней суверенной республике с центром в Баку. Поэтому иранцы страшно боятся всплесков азербайджанского патриотизма, мечтаний о великом Азербайджане и тому подобных вещей. Когда же я послушал разговоры Ашота с Акопом, я понял, что каша в Карабахе заваривается серьезная, а эти двое в Москве не столько торгуют фруктами, сколько готовятся к событиям, которые вскоре должны наступить: ищут, во-первых, каналы поставок оружия, а во-вторых - и самое главное - ищут людей, способных служить военными инструкторами и даже полевыми командирами. Так что им со мной повезло - ну а мне, соответственно, с ними. Я дождался, когда они отделятся от компании, чтобы обсудить свои дела, подошел к ним и заговорил по-армянски. Ходить вокруг да около я не стал: сказал, что сочувствую их делу, но при этом не прочь и подзаработать, сказал, что имею солидный военный опыт. Ашот спросил:"Чем докажешь?" Я ответил, что для начала могу с завязанными глазами разобрать и собрать пушку, которая у него слева под мышкой, причем марку оружия готов определить также с завязанными глазами. Они спросили меня, в каких войсках я служил; я ответил, что в разных, но начинал в морской пехоте. Ашот сказал:

  "Слушай, у нас там только горы, моря нету",- видно, решил пошутить. Я ответил, что морскую пехоту по морю только возят, а воюет она на суше.

     Меня, например, везли во Вьетнам из порта Чарлстон, штат Южная Каролина. Смешно было смотреть, как они уставились сначала на меня, а потом друг на друга. В конце концов договорились мы встретиться на следующий день на Цветном бульваре, чтобы не расстраивать веселья. А веселье шло своим чередом: сначала стали петь песни, причем не какие-нибудь общеизвестные, а исключительно те, которые сочинил Саша; потом стали танцевать, и две девицы исполнили стриптиз на столе; потом еще пили и разбили арбуз; потом всех девиц растащили по углам...

  - А ты что же?- полюбопытствовал капитан.

  - Я бы тоже не отказался - очень давно обходился без женщины,- спокойно ответил Корсаков. - Но, во-первых, в незнакомой компании лучше с ходу шашни не заводить - Бог знает, какик там у них отношения. Можно перессориться с людьми и все испортить. А во-вторых... ну, это ладно, хватит и того, что во-первых. Зато я наконец-то хорошо выспался и на Цветной бульвар явился свеженький, как огурчик. Там мы с ребятами обо всем переговорили - о характере работы, об оплате... Мне, правда, пришлось приврать, будто у меня есть родственники-армяне и я приехал в Москву из идейных соображений - защищать единоверных армян. Оказалось, что у Ашота с Акопом в Москве нет никаких проблем ни с документами, ни с деньгами, ни с транспортом, так что дальше, собственно, и рассказывать нечего: в Ереван я мог попасть любым способом по своему выбору. Но я намекнул Ашоту, что опасаюсь встречи с КГБ, и потому меня повезли до самой Армении на автомобиле. Ашот все время был со мной, а водители и машины менялись в разных городах. "Теперь ничего не бойся, Виктор-джан,- говорил мне Ашот,- паспорт у тебя самый настоящий". Я его спросил:"Ашот, но ведь в этом паспорте написано, что я армянин?" Он ответил:"Не сердись, Виктор-джан, но у тебя такое лицо, что ты за любую нацию можешь сойти". Потом подумал и поправился:"Нет, за айсора, наверно, все же не сойдешь". Вот так я и попал в Нагорный Карабах...